Подснежник

Ален взглянул на него с лёгким испугом, Труавиль улыбнулся:

— Что, напугал я вас? Забудьте, я немного увлёкся. Если вам хочется, я отвечу. Ни одна женщина не была и не будет в моей постели. Не думайте, что я дал какой-нибудь обет. Впрочем, это не значит, что… у меня вовсе не было никаких отношений. Вы понимаете, о чём я?

— Кажется, да.

— В данный момент я хочу, чтобы моё прошлое оставалось в прошлом. Кажется, я просил вас не спрашивать об этом… Ну да ладно! Что случилось, то случилось. — Он вернулся к фортепьяно. — Давайте-ка я вам сыграю, и забудем об этом разговоре.

Пока он разминал пальцы, Ален думал: «Я почти не сомневаюсь, что у него когда-то была связь с мужчиной. И это ясно, что он хочет об этом забыть: видно по его глазам… или я вовсе не разбираюсь в людях. Но кое-что мне интересно. Я ведь ему нравлюсь. Во всяком случае ему не безразлично, что со мной происходит. И кто знает, будь я здоров…»

Он оборвал эти мысли на полуслове, потому что не хотел окончательно признаваться себе в том, что это вовсе не сторге, а кое-что другое. Но вместе с тем этот небольшой разговор всё прояснил и привёл мысли и чувства мужчины в относительный порядок. То, в чём он сомневался, теперь не вызывало сомнений. То, в чём он был уверен, теперь заставляло сомневаться. Словно Селестен перевернул песочные часы, и песок потёк в обратном направлении.

— Я что-то с вами разоткровенничался. — Со стороны фортепьяно плеснуло лёгким смешком. — Но мне бы не хотелось, чтобы вы думали обо мне плохо.

— Я никогда не буду думать о вас плохо, Селестен.

— Никогда? Может быть, случится так, что ваше мнение обо мне изменится.

— Тогда это должен быть настоящий Апокалипсис! Неважно, каким было ваше прошлое и каким вы сами были в этом прошлом. Ваше прошлое — это ваше личное дело. Я вам ещё раз обещаю, что не буду об этом спрашивать.

— Спасибо, что говорите это, Ален. — Юноша благодарно кивнул. — Но больше не шутите насчёт Апокалипсиса: это вещь серьёзная.

— Вы так религиозны.

— Я бы не назвал это «религиозностью»… Я просто верю.

— Да, но как убедительно!

— «Убедительно»?

— Да, глядя на вас, самому хочется поверить во что-то хорошее.

— А почему бы и нет?

— Не знаю. Не хватает воображения.

— Если бы вы попробовали, у вас получилось бы, уверен. Какая вещь для вас является самой невероятной? — Труавиль повернулся на стуле лицом к Алену.

— Моё выздоровление, — мрачно сказал тот.

Музыкант слегка поморщился:

— Это слишком сложно. Дайте мне пример полегче, и я заставлю вас в это поверить, не сходя с этого места.

«Лучше бы сходя», — подумалось мужчине, а вслух он сказал:

— А в существование внеземных цивилизаций?

— Ох, Ален…

— Ладно, ладно. Тогда вот что: попробуйте убедить меня в том, что человек может читать мысли другого человека.

— Вы не верите в телекинез?

— Нет.

— Что ж, давайте попробуем убедить вас в том (он несколько секунд помолчал, словно выдерживая какую-то эффектную паузу), что мысли можно прочесть так же легко, как и раскрытую книгу.

— А что для этого нужно?

— Только одно: спрячьте подальше свой скептицизм и отнеситесь ко всему серьёзно. И вам будет предоставлено наивернейшее доказательство. Ну как, попробуем?

— Конечно! Что я должен делать?

— Просто расслабьтесь. — Селестен понизил голос, и тот зазвучал завораживающе. — Закройте глаза и отгоните прочь все мысли. Представьте, что вы погружаетесь в туман…

Алену показалось, что его затягивает в какое-то лёгкое, невесомое облако… Похоже, Селестен пробовал на нём гипноз.

— А теперь, — сказал Труавиль уже обычным голосом, — подумайте что-нибудь, глядя мне в глаза.

Дьюар встретился взглядом с тёмными глазами юноши. И хотя он не верил в успех этого предприятия, тем не менее, он сосредоточился и мысленно спросил: «Вы спрашивали меня о моих чувствах, а что вы чувствуете ко мне?»

Селестен вздрогнул и отвёл глаза. Лицо его слегка раскраснелось, но он не произнёс ни слова.

— Не получилось, — сказал Ален, — я же говорил.

Юноша потёр лоб и сказал всего несколько слов, но этими словами поверг Дьюара в шок, поскольку это и было ответом на его незаданный вопрос:

— Я не могу сказать вам о том, что чувствую — если чувствую вообще. Считайте, что на мои уста наложена печать.

— Как это возможно? — выдохнул побледневший мужчина. — Вы же… только что…

— Всего лишь ответил на вопрос, с которым вы ко мне обратились, — спокойно проговорил юноша.

— Вы только что прочли мои мысли! — изумлённо и даже со страхом перебил его Ален.

— И что? Вы же сами меня об этом попросили, — пожал плечами Труавиль.

— Но как… — Мужчина даже слов подходящих не мог отыскать. — Как вы это делаете? Как вы это сделали?

Селестен приложил палец к губам:

— Пусть это останется тайной. Главное то, что вы получили неоспоримые, я надеюсь, доказательства. Как, верите?

— Невероятно, но верю. Хорошо ещё, что я не попросил вас убедить меня в том, что левитация возможна или что люди могут проходить сквозь стены!

— А что в этом такого?

— Знаете, если бы вы у меня на глазах исчезли или взлетели, я бы точно повредился в рассудке, — покачал головой Ален.

— Теперь верите, что нет ничего невозможного?

— Я теперь готов поверить во что угодно.

— Тогда я говорю вам: вы скоро выздоровеете, — твёрдо сказал музыкант.

Мужчина, ещё не вполне пришедший в себя, кивнул.

— Вот и хорошо, — обрадовался Селестен. — Теперь-то вы понимаете, что я имею в виду, говоря о силе веры?

— Кажется, теперь понимаю. Ох, Селестен, вы меня шокировали! Взять и прочесть мысли… Скажите хоть, по крайней мере, где вы этому научились?

— Не могу.

— Ещё одна печать?

— Вроде того. Не сейчас. Потом сами поймёте.

— Опять «потом»? — криво улыбнулся больной.

Юноша погрозил ему пальцем:

— Никакой меланхолии!

— Это не меланхолия, — возразил мужчина.

— Чем бы это ни было, не вздумайте! Не впадайте снова в эту спячку. Ведь весна на дворе…

Ален потёр лоб, который разломила внезапная головная боль:

— Весна, перепады в настроении и плохое самочувствие.

— Это обратная сторона. Почему не сказать так: весна, подснежники…

«Под снегом и такие нежные…» — мысль стучала в больной висок, забивая невидимые гвозди.