Подснежник

— Не твоё дело, — буркнул Ален. — Сейчас получишь деньги и — скатертью дорожка!

— Грубиян! Каким был, таким и остался! — взвизгнула она.

— Приму за комплимент. А мне скажи спасибо, что я вообще согласился тебя впустить.

Вернулся Селестен с чековой книжкой. Дьюар раскрыл её, взял ручку и стал заполнять чек, вполглаза глядя на юношу. Тот, не обращая внимания на сверлящую его взглядом Ванессу, сел за фортепьяно и уставился в окно. Он выглядел беспристрастным.

Ален поспешил выписать чек и отдать его бывшей жене:

— Держи. Где выход, ты прекрасно знаешь. Прощай.

Ванесса, видя, что больше ей ни с какой стороны ничего не светит, сложила чек вдвое, положила его в сумочку, встала и ушла, плавно покачивая марсианскими бёдрами, но испортила весь свой апофеозный выход: хлопнула дверью, потому что споткнулась на пороге и чуть не упала, выпав за пределы комнаты.

— И зачем я дал ей деньги…

Селестен поднял крышку фортепьяно:

— Во всяком случае уж точно не из жалости.

— Почему же тогда?

— Может быть, ваше тщеславие. Я не берусь утверждать.

— Или потому что вы бы это одобрили, — тихо сказал Ален.

— Вы уверены?

Ален растерянно поднял на него глаза:

— Разве нет?

Селестен задумчиво подпёр подбородок кулаком:

— Не знаю. Но моё одобрение или неодобрение — не единственная причина. Уничтожить её своим великодушием… Вы ведь до сих пор её не простили, не так ли?

— Не так. Можете не верить, Селестен, но я её больше ни в чём не виню. Более того, я считаю, что она была права, когда ушла от меня. Я её простил. Вы правы, Селестен: нельзя держать зло на людей.

— Я говорил это? — Труавиль изогнул бровь. — Я не помню. Давайте-ка будем считать, что это вы пришли к такому выводу, а не я. Меня бы это порадовало. Но всё-таки признайтесь: вам хотелось её ошарашить, а?

— Ну, может быть, немного. Это не было жалостью, вы правы, но и не было тщеславием. Я просто подумал, что… Я вообще сначала хотел её прогнать, но сдержался.

— Почему сдержались?

— Я хорошо помню тот визит врача. Я не хочу быть таким отвратительным, как тогда. Я не хотел бы снова увидеть это.

— Увидеть что?

— Презрение в ваших глазах. — Ален отвёл взгляд. — Я видел это пару раз, и худшего наказания для меня, поверьте, нет. Я не хочу, чтобы вы меня презирали.

— Я никогда к вам этого не чувствовал, — возразил Селестен. — Возможно, вы не так поняли…

— Нет, вы презирали меня тогда, и я вам за это благодарен. Это меня многому научило.

— Ну что ж… Я только рад этому. — Юноша положил пальцы на клавиши.

— Кстати, как вы её находите?

— Кого?

— Мою жену.

— Вашу жену?

— То есть мою бывшую жену.

— С чего вы меня об этом спрашиваете? — Труавиль сильно покраснел.

— Просто интересно.

— Боюсь, моё мнение вам не слишком понравится.

— И всё-таки?

— Будь я на вашем месте, никогда бы не женился на такой женщине. — Труавиль даже поморщился

Ален улыбнулся:

— Раньше она выглядела иначе.

— Всё равно, — с каким-то детским упрямством повторил музыкант. — А если честно, я не понимаю, как вы могли…

— То есть? — удивлённо переспросил Ален.

Ему показалось, что Селестену неприятно говорить об этом, и он даже подумал, что этот разговор чем-то напоминает тот наполненный ревностью разговор про «невесту» Селестена, и слегка оживился такой реакции.

— Вы и она — это же мезальянс характеров!

— Вы очень молоды, Селестен. Став постарше и выбрав себе спутницу жизни…

— Вряд ли это когда-нибудь случится, — со смехом сказал юноша. — Зачем мне это?

— Каждый человек нуждается в близких отношениях, — сказал Ален.

— Почему вы так думаете? — несколько наивно, как показалось, спросил музыкант.

Дьюар внимательно посмотрел на него. Отчего-то подумалось, что наверняка музыкант ещё девственник и вряд ли имел какие-нибудь отношения с противоположным полом.

— Селестен, можно у вас кое-что спросить? — нерешительно начал он.

— Пожалуйста.

— У вас… были отношения с женщинами?

— Что за вопросы вы задаёте! — Селестен покраснел.

— Я не хотел вас обидеть, — поспешно сказал Дьюар, — и не требую от вас ответа.

— Ещё бы вы требовали! — Юноша покраснел ещё больше.

— Я только хотел сказать, что со временем вы поймёте… Ваша молодость…

— Моя молодость здесь совершенно ни при чем. И я не хочу ничего понимать, Ален. И время тоже ничего не изменит. Я никогда не женюсь.

— Почему?

— Потому что.

Последовало недолгое молчание. Ален рискнул спросить ещё раз:

— И всё-таки вы мне не ответите?

— На который из ваших вопросов?

— На первый.

— Об этом трудно говорить.

— Но я же не прошу подробностей?

Селестен встал и подошёл к окну:

— Даже и без подробностей. К тому же и вам будет тяжело это слушать.

— Просто ответьте: да или нет.

— А что бы вам хотелось услышать?

— Правду. Почему вы думаете, что ваши слова могут оказаться тяжёлыми для меня?

— Что вы ко мне чувствуете, Ален?

Этого вопроса мужчина не ожидал.

— Что я… — Ему показалось, что не хватает воздуха, чтобы дышать.

— Да, Ален, именно так. В последнее время мне кажется, что с вашей стороны это не просто привязанность.

Дьюар покраснел.

— Обрадуйте меня, Ален, и скажите, что это только сторге? — Селестен полуобернулся и с надеждой посмотрел на больного.

— Я не знаю, Селестен, — краснея как рак, сказал мужчина. — Я знаю только, что вы мне очень дороги.

— Этого-то я и боялся, — обречённо вздохнул Селестен. — Я не хочу, чтобы я был кому-то дорог. Я этого не заслуживаю.

— Зачем вы так, Селестен?

— Я ведь далеко не ангел. Знаю, что вы думаете: молодой, безупречный… А может, я не такой, каким кажусь?