Поединок. Выпуск 14
Шрифт:
Когда я был у Гороховых, витрины сервантов тоскливо зияли, хрусталь томился в подвалах, в ямах, на антресолях, в замаскированных тайниках, им не пользовались, не любовались, его — имели. И ради имения— шли на все, буквально на все.
Впрочем, зачем так узко ставить вопрос? Разве дело в самом хрустале? Разве он цель, а не символ? Витрина для тесного круга: не лаптем, мол, щи хлебаем, знай наших — Европа!..
Нет, хрусталь — это частность, просто слишком уж он выпирает, слишком нагло лезет в глаза, доводя до сверкающего гротеска один социальный феномен, которому не так-то легко дать краткое описание. Я — о столбиках цифр. О суммах, изъятых (изымаемых, если точнее) у воров и мздоимцев. Чем они поражают, эти столбики цифр? Размером? Скорее — абсурдностью. Цифры с пятью нулями. С шестью. С семью. Есть и больше. Даже намного. Зачем?
Кресло конечно же возвышает — на верхней ступени смешно брать столько же, сколько на нижней. Регалии, титулы, звания дают привилегии, с ними больше возможностей, простора, размаха, но и самые вознесенные, где бы там они ни парили, живут не в какой-то иной, а в нашей реальности, где особенно не разгуляешься. Куда их вложишь, эти нули? Разве что в бриллианты, укрытые подальше от глаз. Всю жизнь балансировать на лезвии бритвы, не имея ни единого шанса извлечь из этого хоть малейшую пользу, — вот нетронутый материал для жестокой и страшной сатиры.
Мне вспоминается дело не самое громкое, не самое хлесткое. По нынешним временам, пожалуй, весьма заурядное. Одна деталь врезалась в память. Одна, но — какая!..
Директора крупного гастронома долгие годы отличали скромность и строгость. Покупатель в его магазине был всегда решительно прав — не на плакате, а наяву. Директор сурово наказывал подчиненных за любую провинность. Ни любимчиков не было, ни каких-то изгоев—на орехи всем доставалось. Поровну и неотвратимо.
Годами он не менял костюма, который, при всей своей ветхости, был, правда, вычищен и отутюжен. Обеденный перерыв проводил с коллективом — в дешевой пельменной. Двухкомнатная квартира была обставлена колченогими стульями и диваном с пружинами, выпирающими наружу. Когда единственная дочь вышла замуж, он отказал даже в бедной свадьбе, назвав обычай дикарством и пошлостью. Сам купил молодым два плацкартных до Ленинграда, резонно заметив, что экскурсия в Эрмитаж дороже любого застолья. И запомнится им на всю жизнь. Но покупка билетов пробила брешь в семейном бюджете, так что директор почти на месяц лишился пельменей...
Во время обыска пришлось ломать кирпичные стены: там, оказалось, замурованы были не пачки — мешки. Почти полтора миллиона рублей... Их приготовил директор на черный день. Деньги сгнили, превратились в труху, в пищу для грызунов. Несколько месяцев прокурор вел бесплодную переписку: банк не стал принимать лохмотья бывших купюр — даже затем, чтобы по акту их уничтожить...
Дело обретало закономерный финал. Материалы остались в моем архиве, дожидаясь своего часа. Время от времени они дополнялись новыми письмами и документами. Вот те из них, которые помогут лучше понять наших героев и завершить предложенный жизнью сюжет.
Из допроса свидетеля Реджепова С. А.
« Вопрос.Поясните следствию, кто и при каких обстоятельствах предложил вам купить автомашину ВАЗ-21011?
Ответ.Мой знакомый Бердыев Атабалы, с которым мы иногда выезжаем для продажи на рынке дынь, винограда и других фруктов, рассказал, что есть в городе... одна женщина, большой начальник, она может всегда устроить машину... Горохова К. А. познакомила меня со своей родственницей Светланой, у которой подходила очередь на машину, но покупать она раздумала и поэтому согласилась продать.
Вопрос.За какую сумму?
Ответ.Она просила десять тысяч.
Вопрос.Состоялась ли эта сделка?
Ответ.Родственница исчезла, а Горохова К. А., которой я звонил по телефону, только обещала, но все без толку...»
«...Очень просим вас, объясните Скачкову Вадиму, что мы ничего не делали против него... Мы очень хорошо к нему относимся и дорожим его дружбой, но за последнее время наши отношения резко испортились. Он считает, мы обманули его и даже вроде бы предали, рассказав о кассете... Дело в том, что Светлана уже на свободе, ее отпустили условно (на юридическом языке это называется «условно-досрочно». — А. В.). И теперь, так нам кажется, Вадим опять к ней прикипел. Урок не впрок. Дело, конечно, хозяйское, каждый сам выбирает болото, где ему приятней увязнуть. Скорее всего, он всегда любил и любит Светлану, несмотря ни на что. Нам это трудно понять, но ведь сердцу
не прикажешь. Или он видит в ней то, чего не видим мы? Все, кто был с ним, когда Светлана его прогнала, теперь для Вадима чуть ли не враги смертные. А мы ему не враги, мы вообще в эту историю влипли неизвестно как и зачем, и нам это очень досадно...Данилины».
Справка судебного исполнителя. Текст длинный и нудный, но тут ничего не поделаешь, такая уж терминология, к изящной словесности отношения не имеет. Лучше я его перескажу своими словами: решение о выплате Петрушиным Светлане Гороховой половины стоимости машины в исполнение не приведено, так как другим решением в его пользу взысканы с нее деньги на санаторное лечение, медицинский уход, дополнительное питание, протезирование и пр., а эти расходы компенсируют ту сумму, которую Борис ей задолжал.
Получилось, таким образом, что они квиты: кисть левой руки потянула точно на половину машины.
«...Вчера в театре случайно видела Светлану Горохову. Сначала не поверила своим глазам, потом смотрю — точно, она! Нисколько не изменилась: стройная, ладная, крепко сбитая, кровь с молоком. И коса!.. Рядом суетились два кавалера, потом откуда ни возьмись появился третий. Все на одно лицо. Не индпошив, а конфекция. (Переделанное автором письма на русский манер, это иностранное слово означает: «готовое платье», то есть конвейерное производство, ширпотреб. — А. В.) Даже смех, а они много смеялись, одинаковый, неразличимый. На них оглядывались — некоторые с осуждением, другие с любопытством, но кое-кто и с завистью... Про Светлану я, наверно, тогда была не права. А про то, что у любви нет доказательств, тут уж вы не правы. Очень хочется доспорить... Саша».
«Уважаемый товарищ писатель! Ваше письмо без точного адреса все же нашло меня, хотя я не Ларичев и не Ларионов, а Лавринцев. Оно крайне меня удивило. Зачем ворошить эту глупость? И вообще кому понадобилось распространять про меня небылицы?
Первым моим желанием было не отвечать, но я вас немного знаю по печати, поэтому из уважения отвечаю, хотя это мне неприятно.
Получив несколько лет назад направление на работу в одну из африканских стран, я узнал, что командировка предстоит долгая и рекомендуется ехать не одному, а с женой, которой у меня тогда не было. В шутку я обронил: «Объявляется розыск невесты». И вскоре один из моих друзей принес фотографию неизвестной молодой девушки. Помню, меня поразили властный взгляд, устремленный прямо в объектив, и туго заплетенная коса через плечо. Мой приятель пояснил, что в каком-то очень далеком городе у него есть знакомый и он предлагает мне жениться на этой девушке. Точнее, не он, а мать «невесты», с которой этот знакомый знакомого связан (с матерью) деловыми отношениями. Вроде бы мать, большой начальник с огромными связями, может устроить перевод в более интересную страну и даже с лучшими условиями и согласна заплатить за женитьбу («приданое») огромную сумму — порядка, кажется, десяти тысяч. Она бралась еще быстро устроить развод, если из брака ничего не получится, и даже «приданое» оставляла за мной, но только при условии, что брак продлится весь срок зарубежной командировки.
Эта история, вроде веселого анекдота, обсуждалась в наших компаниях... На «предложение» я даже не ответил... У меня теперь счастливая семья (хотя «приданое» платил скорее я, чем мне), двое детей, вспоминать о том розыгрыше всерьез, а не в шутку мне крайне неприятно. Надеюсь, вы не замараете мое имя в печати. (Здесь уместно отметить то, о чем читатель, видимо, догадался: все имена в этом документальном повествовании изменены. — А. В.)
Убедительно прошу вас по данному вопросу меня больше не беспокоить...»
В один прекрасный день я получил еще одно — совсем уж неожиданное — письмо.
«...Позвольте представиться: Скачков Вадим Степанович. Вы меня не забыли? Вот и отлично. Пишу, чтобы рассеять ваши заблуждения и предостеречь от ошибок.
Поверив злокозненным слухам, вы, если помните, стали требовать от меня кассету с мифической записью мифического разговора между моей женой и ее матерью. Даже если бы такая запись была, все это относится к личным отношениям внутри семьи и не предназначено для публичного перемывания косточек. Но подобной записи — прошу вас запомнить! — не существует вообще, это одна из многочисленных сплетен, преследующих нашу семью, в данном случае исходящая от людей, которых я наивно считал своими друзьями.