Поэмы. Драмы

Он ждет, — но не дивится праздный бою,

Нет! взором ищет Хусова чела,

И вдруг за свистнувшею тетивою

Завыла меткая его стрела!

Стрелу отвеял ветер; ниже рама,

На гибель Хусову окрылена

Неотразимым луком Элисама,

В десной сосец вонзилася она.

«Кто ты? [Гнуснее, чем грабитель храма],

Нет, не отвагой грудь твоя полна», —

Саулов сын воскликнул, раздраженный.

Но гневных слов воитель не скончал:

Глубокой язвой прежде пораженный

(Пылающий ее не ощущал),

Незапно хладным мраком покровенный,

Колеблется и возле Хуса пал;

Жестокой жаждой мщения боримы,

Вождя подъемлют с воплем на щиты,

Несут его младые филистимы

На грозные, седые высоты.

Но что? Ионафан неустрашимый!

Какой судьбою был постигнут ты?

От ярости противников безмерной

Тебя, сражаясь, отстоял Эман,

Оруженосец доблестный и верный;

Сквозь пожираемый пожаром стан

Изнес тебя, сокрыл во тьме пещерной,

Сам пал и умер от несчетных ран...

. . . . . . . . . . .

ВСТРЕЧА ДАЛИДЫ И АМИНАДАВА Воителей жестоких и надменных,

Ниспавших на Исраиль с высоты,

Не много здравых, целых и спасенных.

Далида, дева битв! едва и ты

Избегла рук евреев разъяренных

Под ризой распростертой темноты.

Аминадав, Саулов сын могущий,

Настиг тебя и, вознеся булат:

«Стой, филистим, беглец быстротекущий!

Настал твой час: погибни, сопостат!» —

Но шлем твой пал, он видит лик цветущий:

Окован, удивлением объят!

«Рази, еврей! — вещает дева брани. —

Нет, нашего стыда не преживу!

Жду смерти, как отрадной, сладкой дани;

Ее, как избавителя, зову.

Сама я под навес враждебной длани

Склоняю, радостна, свою главу!» —

Но витязь страстные подъемлет очи

К очам прелестным девы молодой;

Забыто все: мятеж ужасной ночи,

Погибших стоны, кровожадный бой,

За братьев месть, суровый образ отчий, —

Все, — он живет, он дышит в ней одной!

«О дева! ты свежее роз Сарона,

Кропимых чистой влагою росы,

Стройнее пальмы гордых рощ Эрмона,

Светлее звезд полуночных красы,

Твой голос соловья нежнее стона

В златые, предрассветные часы!

Сойди с коня, волшебница младая!

Царица! властвуй над моей душой;

Безбрежною любовию сгорая,

Счастливец, я невольник буду твой;

Вокруг тебя дыханье веет рая:

Пленен я, очарован я тобой!» —

Так говорит воитель исступленный;

Она ему внимает — и молчит.

Вдруг острыми бодцами окрыленный,

Содрогся конь и как перун летит:

Исчезла дева, как призрак мгновенный;

Вослед он смотрит, он тоской убит!

И се чудесный муж, седой и строгий,

Предстал незапно юноши очам:

«Почто стоишь? почто коснеют ноги?

Почто не мчишься по ее следам?

Зовут тебя ее златые боги!

Спеши! к господним отложись врагам!

Не медли: ты Саулово рожденье,

Достойный сын отступника-отца!

Отвергнул бог все ваше поколенье;

Не обратит вовеки к вам лица:

Его судеб услышь определенье,

Внемли глаголу гневного творца!

Бог предал в грешную твою десницу,

Надежду гордых Хамовых детей,

Евреев бич, друзей твоих убийцу;

Но ты не опустил руки твоей,

Ты пощадил рыкающую львицу:

Бог предает тебя на жертву ей!

Холмы Гельвуи! вас ли вижу ныне?

Ответствуйте: кто витязь сей младой?

Как кедр, он высился в своей гордыне!

Но пал, пожатый женскою рукой!

Не ветер, слышу, воющий в пустыне,

Исраиля несется плач и вой!»

Умолк. Но воин томными очами,

Как ото сна испугом пробужден,

Над долом, над утесом, над шатрами

Блуждает долго, в думы погружен.

Светило дня восходит за скалами;

Он идет в стан уныл и возмущен.

Очищен стан от пришлецов строптивых;

Огонь чудесно сам собой потух:

Восходит глас молитв благочестивых,

Младых евреев ликовствует дух,