Поэмы. Драмы
Шрифт:
Гул песней их, согласных и счастливых,
Живит и напояет жадный слух.
Саул в шатре, в главах Ионафана:
Воскормленный концом копья боец
Сложил величье и суровость сана,
Сложил и шлем, и грозный свой венец,
Ему нанесена любимца рана;
Не победитель он, он весь отец.
Он только сына чувствует страданье:
Сидит
Сидит; хранит тяжелое молчанье,
То страхом, то надеждою борим,
Считает каждое его дыханье,
Дрожит... услышал: дышит вместе с ним!
В противном стане ужас и смятенье:
Воздвигнуться и обратить хребет
Готово филистимов ополченье,
И под Анхусов сумрачный намет
(Обуревает их недоуменье)
Стеклися воеводы на совет.
Вдруг раздались восторженные гласы;
Не престает все войско восклицать:
Как в летний день под быстрым ветром класы,
Так возроилась радостная рать!
Адер, царев советник сребровласый,
Вступил в шатер и начал так вещать:
«Анхус и вы, князья и воеводы!
Отриньте тяготу печальных дум.
Бывает ведро после непогоды;
Восстаньте, проясните скорбный ум!
Грядут от Гефа новые народы...
Встречающих вы слышите ли шум?
Их вождь подобится сынам Энака,[25]
Исчадиям младой еще земли,
Которые в глухую бездну мрака,
Огромные, на вечный сон легли;
Муж грозный, страшного лица и зрака!
Две тьмы за исполином притекли».
— «Друзья! — властитель прервал речь Адера. —
Друзья, насытить поспешите взор:
Страшилищу шесть локтей с пядью мера;
Власы его — густой, заглохший бор,
Врата градские — щит, шелом — пещера,
Глас — гром, ревущий средь дрожащих гор!»
Веселием лицо вождей суровых,
Веселием их сердце процвело;
Встают, текут из-под завес шелковых,
Возносят гордо ясное чело;
Ведут беседу о сраженьях новых,
Готовят новое евреям зло.
Уже никто не помнит пораженья,
Всех упояет будущий успех;
На бога сыплют грешники хуленья,
Подъемлют рать Исраиля на смех;
Все
требуют, все жаждут нападенья:Исполнило слепое буйство всех.
Но Фуд, вперяя в Голиафа взоры,
Шепнул Анхусу: «Светлый властелин!
В чужбине без довольства, без опоры
Мы гибнем меж утесов и стремнин;
Намокли нашей кровью дол и горы, —
Да прекратит войну удар один! —
Пусть Голиаф, оружьем покровенный,
Блестящий в злате солнечных лучей,
Сойдет во стан Саулов устрашенный
И так речет: «Найдется ли еврей,
Найдется ли меж вами дерзновенный
Изведать тяготу десницы сей?
Померимся! — и, если одолеет,
Покорствуя велению судьбы,
Никто противустать вам не посмеет,
И будем вам всегдашние рабы;
Но если предо мной не уцелеет,
Да будете рабами Хаму вы!»
Оставят ли наш вызов без ответа —
Мы победили: тот уж поражен,
Чья кровь огнем отваги не согрета,
Кто может быть угрозой устрашен;
Впадут ли в сети нашего навета —
Уже заране, мыслю, бой решен!»...
...Доселе я, могущие терцины![26]
На ваших звучных прилетел крылах.
Разнообразно-быстрые картины
Живописалися в моих очах:
В мечтах я почерпал цельбу кручины,
Веселье даже обретал в мечтах.
Не погасай во мне до совершенья,
Небесный, чистый пламень вдохновенья!
Пусть моего земного бытия
Оставлю некий памятник в грядущем!
Пусть оживу в потомстве дальнем я.
Восстав от гроба, в образе цветущем!
Всплыви, не погружайся, песнь моя,
В потоке том, без устали текущем,
Которого огромный, вечный шум
Глотает отзыв дел, и слов, и дум.
Тогда, сойдя к брегам реки молчанья,
К тебе приближусь робко, дивный Тасс!
Услышу мудрые твои вещанья,
Услышу твой сладчайший меда глас.
На тех брегах, исполнен трепетанья,
Поэты всех веков, увижу вас,
Сыны разноязычных поколений,