Поэты 1840–1850-х годов

258. ЖАЛОБА ДЕВЫ (Из Рунеберга)

Если б, сердце, ты лежало На руках моих, Всё качала бы, качала Я тебя на них, Будто мать дитя родное, С тихою мольбой, — И заснуло б, ретивое, Ты передо мной! А теперь в груди сокрыто, Заперто в тюрьму, Ты доступно, ты открыто Одному ему; Но не видит он печали; Как мне с этим быть? Позабыть его? Едва ли Можно позабыть! Мчатся годы, грусть всё та же, Те же всё мечты… Сердце, сердце, да когда же Здесь умолкнешь ты? <1845>

259. КУКУШКА (Из «Краледворской рукописи»)

В чистом поле рос дубочек, Там кукушка куковала, Куковала, тосковала, Что весна не вечно в поле. Кабы всё весна-то в поле, Как бы жито вызревало? Кабы лето вечно было, Как бы яблоко доспело? Как бы мог прозябнуть колос, Кабы осень всё стояла? Было б горько, было б тяжко Красной девице без друга! 1844 или 1845

260. ПЕСНЯ ЯРОСЛАВНЫ <ИЗ «СЛОВА О ПОЛКУ ИГОРЕВЕ»>

Как возговорит в Путивле Ярославна у ворот: «Путь-дорогу я узнаю, Все приметы отличу И касаткой по Дунаю Понесусь и полечу; На поляне там зеленой Ладу верного сыскав, Омочу в реке студеной Я бобровый мой рукав, И на милом теле рану, Нанесенную врагом, Омывать я долго стану Тем бобровым рукавом». Как возговорит в Путивле Ярославна у ворот: «Ветер вольный, ты гуляешь По небесным вышинам, Для чего же посылаешь Стрелы вражеские к нам? Или, ветер, недостало Голубых тебе морей? Иль на них тебе не стало Белокрылых кораблей? Для чего, когда лелеял Море синее твое, По ковыль-траве развеял Всё веселие мое?» Как возговорит в Путивле Ярославна у ворот: «Днепр могучий, наша слава! Быстроводная река! Выносил ты Святослава Против рати Кобяка! Ребры гор тобой пробиты; На своей теперь волне Из чужбины принеси ты Ладу милого ко мне, Чтобы я не горевала Рано утром по зарям, Чтобы слез не проливала По князьям-богатырям!» Как возговорит в Путивле Ярославна у ворот: «Солнце, солнышко ты красно! Озаряя дол и лес, Ты горишь тепло и ясно Посреди твоих небес! Не пылай так жарко ныне… Солнце, солнце, для чего Истомило ты в пустыне Рати лады моего? Ты согнуло их колчаны, Ты свело у них луки… Посылают половчаны К нам несметные полки». 1845

261. ЗЕЙНИНО ЗАКЛЯТИЕ (Из сербских народных песен)

Полотно ткала сидела Зейна, Полотно ткала на огороде. Мать приходит звать ее на ужин: «Слышишь, Зейна, ужинать пойдем-ка! Поедим-ка сахарной баклавы!» Дочь на это с сердцем отвечает: «Без меня пускай отходит ужин! Не до ужина мне, горькой, нынче: От тоски болит и ноет сердце! Приходил ко мне сегодня милый, Ощипал мои цветы-цветочки, Оборвал в стану шелковы нитки. Побраним его с тобою вместе: Грудь моя, ты будь ему темницей! Руки белые — на шее цепью! А уста ему пусть очи выпьют!» Ноябрь или декабрь 1846

262. Л. («Ты еще не умеешь любить…»)

Ты еще не умеешь любить, Но готов я порою забыться И с тобою слегка пошутить, И в тебя на минуту влюбиться. Я влюбляюсь в тебя без ума; Ты, кокетка, шалить начинаешь: Ты как будто бы любишь сама, И тоскуешь, и тайно страдаешь; Ты прощаешь певцу своему И волненье, и грусть, и докуку, И что крепко целую и жму Я твою белоснежную руку; И что в очи тебе я смотрю Беспокойным, томительным взором, Что с тобой говорю, говорю И не знаю конца разговорам… Вдруг, я вижу, ты снова не та: О любви уж и слышать не хочешь, И как будто другим занята, И бежишь от меня, и хохочешь… Я спешу заглушить и забыть Ропот сердца мятежный и страстный… Ты еще не умеешь любить, Мой ребенок, мой ангел прекрасный! 1848 Москва

263. ОЧИ <Из Ганки>

Очи, полные огня, Вы — мои мучители! Для чего вы у меня Мир души похитили? Всякий день и всякий час, Днем и в ночь угрюмую, Только знаю, что про вас Думушку я думаю! Веселюся ли с толпой, В степи ли безлюдные Унесусь — и вы за мной, Пламенные, чудные! Очи, полные огня, Вы — мои мучители! Для чего вы у меня Мир души похитили? 1849 Москва

264. ПРАВО, МАМЕНЬКЕ СКАЖУ <Из Масальского>

Что такое это значит: Как одна я с ним сижу, Всё тоскует он и плачет?.. Право, маменьке скажу! Я ему одна забота, Но в душе моей, вишь, лед, И глаза мои за что-то Он кинжалами зовет. Вишь, резва я, непослушна, Ни на миг не посижу… Право, мне уж это скушно, Право, маменьке скажу! Под окном моим всё бродит, Сам с собою говорит; Как одна — он глаз не сводит, А при людях — не глядит. Но порой, как с ним бываю, И сама я вся дрожу, И смущаюсь, и пылаю… Право, маменьке скажу! Пусть она о том рассудит; Вот ужо я погляжу, Что-то с ним, с бедняжкой, будет?.. Нет, уж лучше не скажу! <1851>

265. < ИЗ МИЦКЕВИЧА> («О песня, ты святой ковчег…»)

О песня, ты святой ковчег, Куда народ во дни печали Кладет свой рыцарский доспех, И меч, и славных дней скрижали! Ты гласом вещим говоришь, Из века в век переходящим, И чудодейственно миришь Былое наше с настоящим! Сгорают, тлеют письмена, Могучих гениев творенья, Лишь ты уходишь от забвенья, Каким-то чудом спасена! Всегда жива, одна и та же… О песня, ты стоишь на страже С мечом архангела у врат Нам дорогих воспоминаний; О песня, ты священный клад, Ты цвет народных достояний! Когда же суетный народ Тебя, услышав, не поймет, Бежишь ты, песня, и хоронишь Свою заветную красу В ущельях мрачных и в лесу, Или среди развалин стонешь… Так с крыши, объятой огнем, Слетает птичка поневоле, Покинув гнездышко и дом… Над ним повьется — и потом Она летит в леса и в поле — И там приют себе найдет, И песни прежние поет… <1854>

266–267. <ИЗ ЦИКЛА «ЛИТОВСКИЕ ПЕСНИ»>

1. ЛИХАЧ

У меня лихой братишка, Разбитной, удалый парень. У него конек буланый, Золоченые копыты. Коли по полю проедет, Дрожкой дрогнет чисто поле, Мурава-трава поблекнет, Алы цветики завянут! А как по лугу поедет, Стоном стонет луг широкий! А поедет по дуброве,— Вся гудет-шумит дуброва, Елки-елочки трясутся, Ветки-веточки валятся! Повстречал красу-девйцу, Точно белую лилею; Он сказал девице: здравствуй! А она ему ни слова. С головы он дал ей шляпу, А она ему веночек. <1854>

2. ВОРОН

Кружится черный ворон, На землю опустился, В когтях своих он держит, Он держит белу руку И золото колечко. «Скажи мне, черный ворон, Где взял ты белу руку И золото колечко?» — «Я был на поле битвы, Там люди страшно бились, От сабель от булатных Там иверни летели, Там кровь лилась рекою, И не один там плакал Отец по милом сыне!» — «Ах, ворон, черный ворон! Отдай мое колечко! Знать, милый ненаглядный Домой уж не вернется!» <1854>

268. КРАКОВЯКИ <Из цикла «Польские народные песни»>

1

Скачет, скачет конь мой борзый, по полю он скачет; Не скажу я никому, что всё это значит. Скачет, машет конь ретивый своей черной гривой; Ах, не верьте вы, не верьте девице спесивой!

2

Свищут, свищут соловьи, песенки заводят; Нынче молодцам не верь: всех они проводят; Нынче молодцам не верь, да и девкам тоже, Знать, такая вышла мода, ни на что не гожа!