Поэты 1880–1890-х годов

Несколько изменил дело юбилей. Писателя приветствовали А. И. Куприн, А. А. Измайлов, Ф. Д. Батюшков и другие деятели литературы, неизменно относившиеся к Будищеву с сочувствием. В газетах появились статьи и приветствия. Интерес к Будищеву на некоторое время повысился. Он издает за два года около десяти книг; некоторые из них разошлись хорошо.

Летом 1911 года Будищев совершил поездку по Волге (от Твери до Царицына), которая благотворно подействовала на его здоровье и душевное состояние. Он поселился к этому времени в Гатчине, где его постоянным собеседником и спутником во время прогулок стал Куприн.

Начавшаяся мировая война оказалась для Будищева источником тяжелых переживаний. Был призван в армию его единственный сын. Ухудшалось здоровье: участились сердечные приступы, от которых писатель страдал и ранее. Один из них оказался роковым: 22 ноября 1916 года Будищев умер. «Смерть его была легкой: он хорошо себя чувствовал в течение дня и вечера, шутил, разговаривал… Потом сразу подошло что-то грозное, неотвратимое и в коротком вздохе жизнь закончилась», — писал в некрологе Ф. Д. Батюшков [87] .

87

«Речь», 1916, 24 ноября.

Похоронен Будищев в Петрограде на Волковом кладбище.

Стихотворения его были изданы отдельными сборниками дважды; в 1901 и 1915 годах.

268. «Росой горит слеза в моем унылом взоре…»

Росой горит слеза в моем унылом взоре, Как ночь без месяца, темна моя печаль, Но будто день, светла и широка, как море, Моих надежд загадочная даль. И если гром небес ударит надо мною Иль ливень с бурею обрушит неба свод, Надежды шепчут мне с улыбкой молодою: «Гроза пройдет, гроза, как сон, пройдет! И крылья бодрые степной орел расправит, И гордо полетит в сияющую даль, Где полдень ласковый, как золото, расплавит  Обрывки туч — небесную печаль!..» <1890>

269. «В тихий сад, где к цветущим сиреням…»

В тихий сад, где к цветущим сиреням С вешней лаской прильнул ветерок, Ты сойдешь по скрипучим ступеням, На головку накинув платок. Там на белом атласе жасмина, Как алмазы, сверкает роса, И на каждом цветке георгина Опьяненная дремлет оса. И луна фосфорически блещет, Грея тучки на бледном огне… Сколько мук в этом сердце трепещет, Сколько радостей бьется во мне!.. Скоро в сад, где к цветущим сиреням, Как влюбленный, прильнул ветерок, Ты сойдешь по скрипучим ступеням, Уронив мне на руки платок… <1890>

270. ВЕСНА

Идет, шумит нарядная, Зеленая весна. Лазурная, прохладная Колышется волна. Колышется, волнуется, Играет серебром, И весело целуется С зеленым камышом. И с белых лип и с клевера Уж пчелы брали мед! К пустыням мертвым севера Весна от нас уйдет. И небеса лазурные Гремят хвалу весне… Пусть будут грозы бурные, — Не страшны грозы мне! Лазурная, прохладная Колышется волна; Как девушка нарядная, Стоит в саду весна. А я благоуханную Встречаю, как жених Невесту, богом данную В усладу дней земных!.. <1891>

271. НА РОДИНЕ

Бледно-синий, сияющий купол небес, И зеленых полей необъятный простор, И кудрявой листвой опрокинутый лес В задремавших водах неглубоких озер, И с копнами снопов золотистых гумно, И чета невысоких ракит у плетня… Всё, до травки последней, знакомо давно, Всё пахнуло приветом родным на меня. Словно после болезни, усталый от мук, Возвратился я к матери милой под кров, Словно в вражеском стане, раскинутом вкруг, Я любимого друга узнал средь врагов. И с улыбкой к нему я навстречу бегу, И спешу по лицу прочитать о былом, И гляжу, и очей оторвать не могу, И сказать не умею о счастье моем!.. <1891>

272. «Словно в саване дремлют туманом одетые пашни…»

Словно в саване дремлют туманом одетые пашни, Как на море маяк, в синем небе сияет луна, Эта тихая ночь лепит тучи в волшебные башни И о чем-то грустит, и тиха, и робка, и бледна. Как отравой она жаждой счастья меня опоила И сулит мне раскрыть все заветные тайны небес, Эта тихая ночь, как знахарка, меня исцелила, Эта тихая ночь вся полна, словно сказка, чудес. Сколько звезд золотых зажигает мне небо господне, Сколько новых цветов распустилось в зеленом саду, И какие желанья меня посетили сегодня, И какие виденья приснились мне в жарком бреду. Пусть меня эта ночь, как мираж средь пустыни, обманет, За минутный восторг я прощу ей коварную ложь. Чем душистей цветок, тем скорее он к осени вянет, И какого вина без отравы похмелья испьешь?.. <1891>

273. БУРЯ

Мы пели радостно псалмы, Плывя к земле обетованной. Одето тогою туманной, Ласкалось море к нам. А мы, Слагая радостно псалмы, Неслись к земле обетованной. Вдруг вихорь шумный налетел, В ладью ударил вал сердитый; Фатой узорною повитый, На небе месяц побледнел — И скрылся. Вихорь налетел, И за борт плещет вал сердитый. Ревела буря, как шакал, И грозно море бушевало. С лица туманного забрала Унылый месяц не снимал… Ревела буря, как шакал, И грозно море бушевало! Но мы спаслись от пасти вод, На берег выброшены шквалом, Луна с участьем запоздалым Глядит и снова вдаль зовет Нас, избежавших пасти вод, На берег выброшенных шквалом!.. <1891>

274. ПОСЛЕ БИТВЫ

Военачальники убиты, И уничтожен наш отряд… Как очи гневные, горят Созвездья, тучами повиты, И ветер стонет; да луна Глядит, печальна и бледна. Я тихо выполз из оврага, Куда врагами сброшен был; Росою жажду утолил И, окровавленною шпагой Смолистых сучьев нарубив, Зажег костер. Верхушки ив В овраге темном лепетали; Без грома молнии сверкали Вдали над темною горой, Да где-то звонко кони ржали, Да сыч кричал. Да волк порой Протяжно выл во тьме ночной. И вспомнил я. Мы в кучу сбились, Спасая знамя от врагов. Там стон стоял. Ряды бойцов Травою скошенной ложились, И умирающий, кто мог Еще дышать, спускал курок И холодевшими устами, Последний испуская стон, Просил подать еще патрон. Мы в злобе спорили с зверями И лишь о том жалели тут, Что руки резать устают… И долго я в оцепененьи Сидел с поникшей головой, Повергнут скорбною душой В неразрешимые сомненья: Трус возбуждал во мне презренье И отвращение — герой!.. <1893>

275. СТРЕКОЗА И ОДУВАНЧИК

Был май, веселый месяц май, — Кому же грустно в мае? Цветов в полях — хоть убавляй, А лес, а птичьи стаи? А небо в звездах и луне? А тучки на закате, То в перламутровом огне, То в пурпуре, то в злате? Итак, был май. Поля цвели, В аллеях пели пчелки, На межнике коростели, А в просе перепелки. Был старый лес веселый днем, А ночью тайны полный. Там пел ручей, обросший мхом, И лес смотрелся в волны. Тюльпаны, пьяные от рос, На берегу шептались, А одуванчики в стрекоз, Как юнкера, влюблялись. И вот один из них сказал: «Я прост и беден с вида, Но страстью жаркой запылал К вам, милая сильфида! Среди своих подруг стрекоз Вы прима-балерина! Вы рождены для светлых грез, Для ласк и… серпантина! И даже пьяница тюльпан Влюблен был в ножки эти, Когда плясали вы канкан В лесу, при лунном свете! А в сердце пламенном моем Царицей вы живете! Для вас я сделаю заем У медуницы-тети, Потом и свадьбу в добрый час Отпразднуем мы с вами. И буду я глядеть на вас Влюбленными глазами, Перецелую, как кадет, У вас я каждый пальчик!..» А стрекоза ему в ответ: «Какой вы глупый мальчик! „Для вас я сделаю заем У медуницы-тети“, А много ли — вопрос весь в том — У тети вы найдете? Питаться солнцем да росой, Поверьте, я не стану! Нет, балерина, милый мой, Для вас — не по карману!» Она умолкла. Лес дремал, Не шевелились травы, А ветерок в кустах вздыхал: «Ну, времена! Ну, нравы!» Настала осень; лес желтел. Лист падал в позолоте, Косматый шмель в гостях сидел У медуницы-тети, И тетя бедная в слезах Печально говорила, Что одуванчика на днях Она похоронила, А повенчался с стрекозой Какой-то жук рогатый, В параличе, полуживой, Но знатный и богатый. Шмель слушал молча. Лес дремал, Не шевелились травы, И только ветерок вздыхал: «Ну, времена! Ну, нравы!..» <1893>

276. ЗАТИШЬЕ

Заснули тихие поля, Умолкли шумные дубравы, И слышно, как вздыхают травы, И слышно, как ползет змея, Сухими мхами шевеля. Иди туда, где над рекою Стоит задумчиво камыш. Там на воде и под водою Такая сказочная тишь, Что поневоле сам молчишь. Чего-то ждешь, кого-то жалко, О чем-то грезишь странным сном, И если вдруг плеснется сом, Ты мнишь: «Ударила русалка Своим чешуйчатым хвостом». <1894>