Поэты 1880–1890-х годов

325. ОСЕННИЙ ВЕЧЕР

Багряным золотом на западе горя, В поблекшей зелени огнем переливаясь, Царицей вечера красуется заря… Вокруг еще светло, но уж звезда, купаясь В румяном зареве, затеплилась свечой… Близка глухая ночь, забвенье и покой. От поля сжатого, от скошенного луга Пахнуло холодом. Недвижимый туман Повис над озером. К теплу и ласке юга Высоко журавлей пронесся караван. На ветке близ меня раздался свист несмелый, Вспорхнул зобатый дрозд, сорвался лист, шурша, И замер старый лес, как замок опустелый, И грустью странною наполнилась душа. Весна моей любви! Весна моих мечтаний! Из пепла серого былых очарований Зачем так ярко вы блеснули в этот час, Что слезы хлынули из глаз И сердце горестно заныло от страданий. <1895>

326. ПОЭЗИЯ

Я устаю. Мне с каждым днем труднее Борьба и жизнь… Соблазн манит меня. Во тьме ночной для сердца всё страшнее Коварный свет болотного огня. Я духом слаб, и нет кругом опоры. Зло шепчет мне: «Свой факел погаси!» Нет, нет! К тебе я обращаю взоры, Поэзия! Спаси меня! Спаси! Ты — вздох небес. Твой непорочный пламень Неугасим! Ты им сердца живишь. Ты в божество преображаешь камень, Мгновенным снам бессмертие даришь. Явись ко мне! От пошлости надменной Мой шаткий дух к святыне вознеси! Пусть он падет к стопам ее смиренный!.. Поэзия! Спаси меня! Спаси! Спаси меня! Как мрачных дум Саула, Коснись души могуществом крыла! Ты в грудь мою святой огонь вдохнула, Но силы мне для битвы не дала. О, верю я, — хоть ум туманит горе, — Есть правда здесь, есть бог на небеси. Но человек — песчинка в бурном море… Молюсь тебе с надеждою во взоре, Поэзия! Спаси меня! Спаси! <1896>

327. УМИРАЮЩЕЕ ЛЕТО

В спокойной древности эпикуреец умный. Готовясь умереть, чертог свой украшал Цветами, пурпуром… Сам пышно возлежал На ложе царственном в беспечности бездумной. От яств затейливых ломилися столы, Все редкие плоды тропического сада Алели бархатом средь гроздий винограда, И воздух полон был душистой, влажной мглы. Так лето знойное, готовясь умереть, Окрашивает свой чертог незащищенный Такими красками, что взгляд на них смотреть Невольно устает, восторгом утомленный. Пышней и ярче всё на склоне летних дней: Алее пурпур зорь на небе отдаленном, Светлее трепет звезд, синее мрак ночей, Прозрачней глубь волны на озере студеном. Но смерть уже грозит. Жестокая рука Сорвет с земли венец, налитый ароматом. Уж чую холодок зловещий ветерка: То вестник осени, бестрепетный, как фатум. А по ночам блестят пророческим огнем Созвездья яркие на небосклоне ночи: Вон Лебедь, Водолей, Пегас, Персей, и в нем Альголь обманчивый, как любящие очи; Телец, где пурпуром горит Альдебаран, Возничий царственный с Капеллой золотою И пара Близнецов, сквозь палевый туман Горящих бледною и дружною четою; Надменный Сириус блестит в созвездьи Пса, И Ригель пурпурный в созвездьи Ориона Восходит на небо, как полночи краса, Как властный смерти жезл в руке центуриона. Но холоден их блеск, и в нем провидит глаз Мертвящий взгляд зимы, упорный и бесстрастный: Так иней и роса сверкают, как алмаз, По зорям осени безжизненной, но ясной. Кой-где уж лист упал и яркий цвет поблек, И, точно капли слез, забвенья и обиды, С небес струится звезд блистающий поток: То, искрясь, над землей летят Андромедиды. <1896>

328. СНЕГ ПАДАЕТ

Снег серебряный вьется и вьется и медленно падает На холодную землю… Мой взор, Мою душу волнует, волнует и радует Этот белый ковер. Мне мила красота, как мечта непорочно-бесстрастная, Этих чистых снежинок немых. Дышат миром они, как молитва божественно ясная, Как возвышенный стих. Высоко над землей разлучились они на мгновение, Чтобы снова сойтись на земле. Как торжественно тих и воздушен полет их, падение В очарованной мгле. Точно плащ кружевной, развеваясь, сквозит и колышется И роняет свой девственный пух. Мне в движеньи его гармоничная музыка слышится, Ею грезит мой слух. Это жертва небес, в них надежда земли на спасение, В них залог для грядущей весны, Благодатный покой, беспредельное счастье забвения, Вдохновенные сны. Снег серебряный вьется и вьется и медленно падает На холодную землю… Мой взор, Мою душу волнует, волнует и радует Этот белый ковер. <1896>

329. ПОД ШУМ ДОЖДЯ

Душно… душно… Мне не спится, Ночь, как я, без сна томится, И вздыхает, и считает маятника стук. Сердцу жутко от покоя. Бредит мысль… Открыл окно я… Тишиною неземною всё полно вокруг. Сад не дрогнет, не шелохнет, Влаги ждет, без влаги сохнет… Небо в тучах; и в пахучих чашечках цветов Ароматы притаились… Точно все без слов молились, Чтоб живою пал росою дождь из облаков… И неясный звук раздался. То не с ветки ль лист сорвался?.. Взволновался, зашептался густолистый сад. Дождевые капли с неба, Как с колосьев зерна хлеба, Осыпаясь, учащаясь, по листве стучат. И какой-то шорох внятный, Переливный, благодатный, Стройно, важно и протяжно потянул в ветвях… Будто вел с землею споры И держал переговоры О небесных, о чудесных тайнах и делах. И под гул дождя ночного Как-то весело и ново Мне мечталось и дышалось в мраке у окна, И казалося, со мною Речью мягкою, родною Говорила и сулила счастие весна. Чьи-то тени колыхались, Чьи-то очи загорались, Вспоминались, улыбались милые черты… Дождь прошел… Душистый, свежий Смолкнул сад… Всё тише, реже Трепетали и роняли капельки листы. <1897>

330. «Всё какие-то сны наяву…»

Всё какие-то сны наяву, Всё какие-то светлые грезы. В сердце нежная грусть и любовь, А в глазах — непонятные слезы. Как цветов полевых аромат. Звуки тайные душу ласкают. Точно бабочки, вьются, звенят И, как вздохи влюбленные, тают. С ними вдаль я куда-то лечу, Но в слова заключить их не смею, И с блаженной улыбкой молчу И в немом обаянии млею. Что со мною — и сам не пойму. Льются звуки… Ласкаются грезы… В сердце нежная грусть и любовь, А в глазах — непонятные слезы. <1898>

331. ГРУСТЬ

Есть дни, когда ко мне ласкается печаль: Я никуда не рвусь и ни о чем не грежу. Мне жаль тогда себя, и молодости жаль, И этой грустью я себя томлю и нежу. Один я — и грущу о том, что одинок. Но если б в этот миг сама любовь, украдкой, Приветливо ко мне ступила на порог — Я б пожалел о ней, об этой грусти сладкой. <1898>

332. ТЕНИ

Лунный свет, как голубой туман, Всё вокруг прозрачностью окутал, С мертвой правдой слил живой обман, С правдой жизни грезы перепутал. Не шелохнут листья в тишине, Сад таким покоем очарован, Что на белой глиняной стене, На тени, как будто нарисован Каждый листик… Слышно, как крылом Воздух распахнет ночная птица. Влагой рос и полевым теплом Пахнет золотая медуница. Звезды неба и огни земли В эту ночь как будто с счастьем спорят… Я всё жду, что тень мелькнет вдали Или дверь в душистый мрак отворят… Но забита дверь в заглохший сад, Поросли сухой травой ступени, И на них недвижимо лежат Прошлого тоскующие тени. <1898>

333–338. В БАШКИРСКОЙ СТЕПИ

1. «Ковыль цветет. Вся степь как бы седая…»

Ковыль цветет. Вся степь как бы седая. Я еду вдаль… Куда ни посмотрю — Везде простор без грани и без края, И всё поет, цветет, благоухая, Как гурию, приветствуя зарю. Я опьянен. Иль вижу въяве диво? Иль грезит степь былым передо мной? Арабский конь промчался горделиво: То Зюлькарнейн ведет полки спесиво, — Но мирный скиф отхлынул пред войной. Войска прошли. Опять игра тумана: Чудь… Половцы… Биармии орда… Как сонмы туч, как волны океана, Колышутся обозы Тамерлана, Звенят мечи, кровь льется как вода. Кричат орлы. Зловещий ворон стонет… Туман исчез, и даль опять светла. Но кто там вновь? Иль ветер тучу гонит? Иль снова степь кого-нибудь хоронит? То Русь идет… Гудят колокола… Очнулся я… Волшебств исчезла сила. Передо мной беспечно степь цветет. Немой курган, безвестная могила… Лишь о минувшей вольности уныло Башкир-ямщик тоскует и поет.

2. «Какая даль! Какой простор!..»

Какая даль! Какой простор! В степи, как в небе, тонет взор, И мысль летит за ним вослед, И ей нигде преграды нет. Кругом зеленый океан. На нем — волной застыл курган, И всюду, пеной бурных вод, Ковыль серебряный цветет. Порою, с ветром наравне, Башкир промчится на коне… Стада овец, обоза цепь, Аул… А там — всё та же степь, Всё та же ширь, всё та же даль, Всё тех же рек живая сталь… Здесь царство ясной тишины. Здесь ложе северной весны!

3. РАССВЕТ

От сияния победной Алой утренней зари Грустно меркнет месяц бледный, Звезд тускнеют янтари. Ветерок летит, вздыхая, Перед близостью утра, И с зеленой степи, тая, Поднимается чадра. В красоте своей волшебной Развернулась степь кругом, Птичьих гимнов звон хвалебный Пал на грудь ее дождем, И, дивясь великолепью Каждой травки и цветка, Точно лебеди, над степью Серебристой встали цепью Кочевые облака.