Поэзия народов СССР XIX – начала XX века

*

…И смерть настигла девушку. Она лишь Сказала: «Отдохни! Пришли покоя сроки». Вот девушка в гробу. Еще бледнее щеки, Но мертвого лица столь хороши черты, Что те, кто жив, дарят покойнице цветы.

С. Кудрявцев. Белорусский крестьянин в праздничном наряде. XIX в.

Как благороден, строг и величав он, Труп девушки, в льняной одетый саван! К открытому окну, любуясь, подошла Цветущая весна… Но бедная пчела Забыла о полях и с грустью беспокойной Все время кружится над девушкой покойной, Как будто говорит, что хочет быть она С подругою своей в земле погребена. И потому когда, перетянув живот, Румяный жирный поп с амвона речь ведет О том, что род людской идет путем страданья, Что наслаждение — преддверье покаянья, То разве может знать откормленный такой, Какой бывает жизнь и быть должна какой?

₁₈₇₉

ВЕНЕЦИЯ

Угасла жизнь Венеции счастливой, Замолкли песни, отблистали балы, Лишь от луны на мраморе портала, Как в старину, сверкают переливы. И бог морской грустит во тьме канала: Он юн — и верит, что былое живо, Звеня волнами, просит он тоскливо, Чтобы невеста из гробницы встала. Но спит она, над нею — тишь могилы, Один Сан-Марко — страж ее бесстрастный, — Как прежде, полночь отбивает с силой, Провозглашая медленно и властно Зловещим, низким голосом Сивиллы: — Не воскресишь умерших, все — напрасно

₁₈₈₃

ИЗ ТЬМЫ ЗАБВЕНИЯ…

Из тьмы забвения, куда Стекают, как ключи, И боль, и радость, и беда, И сумерек лучи, Оттуда, кто уже угас И не вернется вспять — Хотел бы я, чтоб ты хоть раз Пришла ко мне опять. И если глаз твоих огни Уже не вспыхнут вновь, Спокойно на меня взгляни, Потухшая любовь. И если даже нежных слов Ты не произнесешь, Пойму я замогильный зов — То ты меня зовешь.

₁₈₈₄

ЗВЕЗДА

Звезды новорожденной свет, Стремясь к земле, проводит В пространстве сотни тысяч лет, Пока до нас доходит. Быть может, он уже угас В просторах мирозданья В тот самый миг, когда до нас Дошло его сиянье. Звезда потухла, умерла, Но свет струится ясный: Пока не видели — была, А видим — уж погасла. Была любовь, ее уж нет, Затмилась мраком ночи, Но все любви угасшей свет Мне ослепляет очи.

СЕРЖИУ ВИКТОР КУЖБЭ (1875–1937)

ГИМН БУДУЩЕГО

Разрывая цепи рабства, Поднимайтесь, о народы! Справедливости сиянье Ваши озарит деянья, И взойдет заря свободы. Просыпайтесь, о народы! Судьбы мира, судьбы жизни Вы в свои возьмите руки. Вековые ваши муки, Слезы горя и печали Предки помнить завещали, Так несите же сквозь годы Знамя предков, о народы! Прошлое сегодня гибнет. Тьму веков, былые беды — Все сметет заря победы. Новое наступит время, Чтобы свет царил над всеми. Пусть рабы о злом уделе Песни пасмурные пели, Песни те мы переправим, Мы печаль их переплавим В светлые, как солнце, оды. Пойте гимн весны, народы! О свобода золотая! Землю темною порою Обвенчай навек с зарею! Чтобы и зимой и летом Озарялись вешним светом Горы, небо, земли, воды, Чтобы пробуждать народы! Лучезарная свобода, Средь мечей на поле боя Ты цветы несешь с собою. И возводишь ты упрямо Из руин угрюмых — храмы Прямо к сини небосвода, Чтоб восславить гнев народа!

СВОБОДЕ

Свобода, ты зовешь на путь свершений, И над сердцами власть тебе дана. Как свежий воздух, людям ты нужна В долине жизни, полной искушений. О, если бы в какой-то миг кровавый Вдруг воедино слились наконец И вздохи тяжкие людских сердец, И слезы из-за попранного права, — То разразились бы над миром бури, Потоп залил бы землю, ураган Взметнул бы в небо черный океан, Туда, где вечный бог в венце лазури. Когда бы ты не стала, о свобода, Святым путеводителем моим — Как я развеял бы сомнений дым, О чем бы пел в преддверии восхода? В дыму боев, где рушатся твердыни, Тоскуют о тебе сердца во мгле. Ты как роса на утренней земле, Ты нам дороже, чем вода в пустыне. Народы истомились в ожиданье. Когда ж погибнет рабство, сгинет зло?! Где ни взмахнуло бы твое крыло — Все расцветает в радостном сиянье. Все отступает пред твоею властью. Ты цепи рвешь. Тираны пред тобой Трепещут. И трубит им голос твой О боге, справедливости и счастье. Свобода, ты зовешь на путь свершений, И над сердцами власть тебе дана. Как свежий воздух, людям ты нужна В долине жизни, полной искушений.

ТУДОСЕ РОМАН (1887–1921)

СУДЬБА КРЕСТЬЯНИНА

Ох и жизнь! Не жизнь, а горе: Он в полях встречает зори. Больше зерен капли пота — Капли тяжкие без счета. Нагибается над лугом, Надрывается за плугом. И за это вместо платы Прибавляются заплаты. Он беспомощен, бесправен, Он теперь скотине равен. Разве жизнь? Одно названье: Жалкое существованье. Чужаки над ним лютуют, И барышники плутуют, И, один другого хуже, Плугарю скрутили душу. Неразрывными кругами — Неизбывными долгами Так беднягу окрутили, Что и пикнуть он не в силе. Чужаки к нему — в запале Насмерть оводом припали, И высасывают силы, И доводят до могилы. Что им жалобы и стоны? День и ночь сосут бессонно: Пусть подохнет он, потея, Были б сыты богатеи!

ЗНАЮ ЛИ Я?

Зачем пою, строкой звеня? Безумец — так зовут меня! Зачем, не знаю, как в бреду, Я к стайке девушек бреду, Их останавливаю вдруг, Цветы беру у них из рук, И к шляпе старой, как мечты, Прикалываю я цветы. Я сам пойму себя едва ль: Меня ругают — мне не жаль. И, сам не знаю почему, Вдруг стан девичий обниму, Шепну словечко на ушко, И на душе моей легко. Меня одернут: «Как, пострел, Позволить ты себе посмел?!» Я сам не знаю: прав — не прав, Хорош иль плох мой странный нрав, Но тропка снова из села Глаза девичьи принесла. Ко мне с цветами на груди Они подходят: «Погоди! Я умираю без цветов, Я за любовь на смерть готов!»

АЛЕКСЕЙ МАТЕЕВИЧ (1888–1917)

НАШ ЯЗЫК

Наш язык — что клад заветный, Скрытый под землей глубоко, Блеск каменьев неприметный В зелени травы высокой. Наш язык — огонь горящий В сердце горестном народа, Что провел, как витязь спящий, В долгом сне глухие годы. Наш язык — свирель пастушья, Жизни полная певучей; Он — весенних гроз радушье, Молний всплеск в разрывах тучи. Наш язык — колосьям внемлю, Тихо шепчущим в печали. Ради них родную землю Потом деды орошали. Наш язык — листок зеленый, Древних кедров шум нестройный, Свет созвездий, отраженный В синеве Днестра спокойной. Наш язык — скрижаль святая, Свиток грамот пожелтелый, И, в былое проникая, Ты трепещешь, онемелый. Наш язык хранит веками Нашу правду, наше право, Он и дома и во храме — Благовест молдавской славы. Наш язык — веков страницы, Дойны пламя грозовое, Он певуч, и он струится Материнскою слезою.

*

Пусть у очага родного, В ваших хатах, молдаване, Вновь отцов сверкает слово, — Древних сказок и преданий. С них сотрите пыль забвенья, И тогда пред вашим взором Слов бесценные каменья Вспыхнут радужным узором. Россыпь слов лежит пред вами, Где одно другого краше, Лишь работайте упрямей, — Ведь земля богата наша, — И найдете клад заветный, Спящий под землей глубоко, Блеск каменьев самоцветный В зелени травы высокой.

₁₉₁₇

Я ПОЮ

Пою о тех, над кем простерлась тьма, Кто не ослаб от барского ярма, Кто в горе и мученьях не зачах, Кто землю держит на своих плечах. Пою о тех, кто крепок и силен, Кто солнцем и ветрами опален, Кто прорезает жизни борозду, Встречая в поле первую звезду. Они плугами кормят всех, и пот По ним ручьями целый день течет. Но пахарей к себе земля влечет, И руки их не слабнут от работ. Я воспеваю тех, кто прям и строг, Кто, выйдя в ночь, без тропок и дорог, Еще не зная, как вперед идти, Не растерял своих надежд в пути. Я ими горд, пою я славу им, Тем, кто, печалясь, был неколебим, Тем, кто, вздыхая горькою порой, За плугом шел, не покидая строй. В железной их груди хватило сил, Мрак жизни свет огней не погасил, Слеза лилась тайком. Иные дни — Я их пою — предвидели они. О них пою! Я славлю час и срок Прихода этих дней на наш порог. И вижу, как от света и тепла Над нами тает вековая мгла. Я вижу травы в росном серебре И пахарей, поющих на заре, Не дойну нашей горькой стороны, А дойну возрождения страны. То голос жизни. И в родном краю Ему внимаю я, О нем пою.