Поэзия народов СССР XIX – начала XX века

₁₈₉₅

ЛИРА

Молитва и лира певца — Два мира, две силы родные. Вы схожи, как два близнеца, Рожденные той я «е стихией. И чувство и разум, вдвоем Качавшие вас в колыбели, В свободном полете своем Вам ставят высокие цели. Склонить вас к иному чему Бессильны слова и внушенья. Лить свет, точно звезды, во тьму — Удел ваш и предназначенье. Грешно ни с того ни с сего Тревожить ваш мир понапрасну. Бессмысленное ханжество — Молиться везде и всечасно. И глупо бряцать без конца На лире. А то ведь иначе Любого поэта-творца Заменит волынщик бродячий.

₁₉₀₁

МОЯ ВЕРА

Весной река, вздуваясь, плещет, Играет полая вода, И через край мятежно хлещет Ее вспененная гряда. И мчится все быстрей, смывая, Что ей мешает на пути. И в скалы прядает, живая, Не устает играть, расти. И там, в низине отдаленной, На гальку вынесет, ярясь, С волною мутной и зеленой Ракушки, мертвых рыб и грязь. Так и народ. Он, как стихия, Неудержим, непобедим. Мольбы, проклятия глухие Бессильны, тщетны перед ним. И то, что было лживым, бледным, Ненужным для любых времен, В разливе бурном и победном Навеки смоет кровью он. И воды входят в русло снова, Река широкая течет — Сверкает славой жизни новой Освободившийся народ. Так думал я и вижу ныне, Как мой народ смывает грязь, Смывает рабство и унынье, С чиновной шатией борясь. Ярмо насилия срывает С давно натруженных плечей, И ждет зари, и прозревает Мильоном жаждущих очей. Он ищет света, жаждет чуда, Но, правду с кривдою смешав, Еще не ведает, откуда, Куда и как направить шаг. Вот, вот она, благая сила! Ее стихией мы зовем. Она, смывая, прочь сносила Все то, что мы считаем злом. Мечта о ней лежала камнем На сердце с юношеских лет, И в старости она близка мне, И ничего мне ближе нет! И, слава богу, век мой прожит, Я дожил до мечты своей, И песню молодую сложит Усталый старый соловей. Я вижу- кровь струится к рекам, Но это естества закон! Плоть и водой омыть, — от века Лишь кровью дух был обновлен. Бывало, кукурузу полют, Сорвут с травой два-три стебля, Но кто из-за того неволит Оставить в сорняке поля? Так вместе с сорною травою Две розы где-нибудь сорвут. Но суть не в том, что гибнут двое, А в том, что сотни оживут. Народ волнуется, бушует — Честь и хвала ему за то! Когда народ восторжествует, Все вспыхнет, солнцем залито. И снова сердце бьется, веря В народ, в расцвет родной страны. Как ни крути зима, все двери Открыты настежь для весны.

₁₉₀₅

ЛЮБОВЬ

Все на один и тот же лад Поэты про любовь поют, Они навязчиво твердят, Что сердце лишь — ее приют. Я утверждаю, что любовь Трех видов есть… И каждый вид От прочих гранью отделен. И различать их надлежит. Вид первый — сладость для души… Пылает сердце, как в огне, И обнаруживает вдруг То, что таилось в глубине. Любовь горит, и прогорит, И не оставит ничего, И вместе с ней уйдет навек Чарующее торжество. А вид второй — спокоен, тих, В нем виден ум, в нем вспышек нет. Там взор не просит внешних чар, Не ищет внешности примет. Там любят издали… Умом, Воображеньем, может быть… А если вдруг познают плоть, То вмиг перестают любить. А третий вид — не тем чета! В нем страсть господствует сама, Здесь навсегда соединен И жар души, и пыл ума. Так я люблю! Люблю тебя Умом, и сердцем, и душой. И все готов тебе отдать — Небесный мир и мир земной. Но ты — увы! — не веришь мне, Не веришь сердцу и уму! Я унесу лишь образ твой, Когда навек сойду во тьму…

₁₉₁₀

ДУМЫ УМИРАЮЩЕГО

Что ж — я готов. Отчизны пробужденье Я собственною смертью оплачу. Приди, палач, я грудь свою открою Безжалостному твоему мечу. И ежели из каждой капли крови Отчизны сын восстанет молодой, То не грешно ли избегать мучений, Не жертвовать за это головой? Да, я готов пожертвовать собою, Меня не остановит смерти страх. Душой и телом предан я отчизне, Пускай над ней развеется мой прах. Печальное мое существованье Меня томило горечью забот, Но будет смерть моя началом жизни, А жизнь моя бессмертье обретет. О, если б с верой в будущее мог я Уйти из этой жизни в мир иной, О, если б знал, что долг свой осознают Те поколенья, что идут за мной! Да, если смерть моя нужна собратьям, То я готов и я неколебим!.. Пусть пробудится дух в сынах отчизны И сами небеса помогут им!..

_1911–1913

ВАЖА ПШАВЕЛА (1861–1915)

АМИРАНИ

Вставай, Амирани, довольно дремать, Пора черемши быстроногому дать. Тому, кто отвергнут, и сон не к лицу. Лишь горе да слезы под стать молодцу. Народное сказание Стоит он, могучий, Прикован к скале, Тяжелою тучей Печаль на челе. Под цепью старинной Скрещение рук. Глаза паутиной Опутал паук. Одетый в скопленье Тяжелого льда, Склонил он колени В былые года. И меч его ржавый, Печалью томим, Овеянный славой, Застыл перед ним. Ни люди, ни боги Не помнят о том, Как дэвьи чертоги Он рушил кругом. И ждет только песик, Единственный друг, Когда же он сбросит Железины с рук. И лижет он цепи Века напролет, И в горы и степи Страдальца зовет. Но только оковам Подходит конец, В молчанье суровом Приходит кузнец. И снова и снова Он молотом бьет, Покуда оковы Опять не скует. И снова несчастный Стоит под горой… Когда же безгласный Воспрянет герой? Когда Амирани Наденет доспех И слезы страданья Сменяет на смех? Как только в просторы Протянет он меч, И долы и горы Поймут его речь. Поля содрогнутся, И небо вскипит, И звезды взовьются Под самый зенит. Забудет о муке Скопление вод, И, вытянув руки, Оно запоет. И грянут раскаты Громов, и тогда За правду распятый Воскликнет: «Беда!» И над наковальней, Разбитой во прах, Тюремщик опальный Заплачет в горах.

₁₈₈₄

* * *

По ущелью тянутся туманы, Поднимаясь с каменного дна. Радуются, словно басурманы, Что земля во мрак погружена. Все в глазах слилось и потемнело, Зря гляжу на горные хребты. Горе мне! Не греет больше тело Солнышко из этой темноты. Так возьми ж, проклятый сумрак ночи, Жизнь мою и растопчи во прах, Вырви сердце, выклюй эти очи, Загрызи, безжалостный, в горах! Ты куда стремишься в путь-дорогу, Черный ворон, страж моих полей? Поспеши хоть ты мне на подмогу, Обними меня и пожалей. Улетим отсюда мы с тобою В дальний путь, в неведомый простор, С милою простимся стороною, Не увидим больше этих гор. Полетим мы, ворон, над горами, Понесемся в дальние края, Обольемся горькими слезами В далеке от милых — ты и я!

₁₈₈₆

ОРЕЛ

Я видел: окруженный вороньем, Упал орел, не в силах отбиваться. Еще хотел бедняга приподняться, Да уж не мог, и лишь одним крылом Уперся в землю, и потоком крови Весь обагрился, к смерти наготове. Проклятье вам, стервятники могил! В несчастный день меня вы сбили, гады, А то бы я сегодня без пощады Все ваши перья по ветру пустил!

_{1880-е годы.}

ЖАЛОБА МЕЧА

Глубоко клинок поржавел, И узор ножен загублен. Где ж хозяйская забота, Чтоб ты снова засверкал? Мой хозяин пал в Шамхоре, Пополам мечом разрублен; Копьями насквозь проколот — Пенной кровью истекал. Впереди в боях скакал он, Крепко щит зажав прекрасный; Лишь бы войско не позорить — Ни во что не ставил смерть. Он служил Тамар-царице. А потом заставил праздно Внук хозяина никчемный На стене меня висеть. Лет семьсот не натирали Мой клинок курдючным салом! Мир становится духаном И не стоит ни гроша. Много раз я был заложен, И благодаря хожалым Я лежу с аршином рядом На прилавке торгаша. Лет семьсот меня не клали Жалом на брусок широкий, И, тихонько припевая, Не точил меня герой. Не кричал грузин в сраженье: «Друг! Руби — пробей дорогу! Если славы не добудем, Как воротимся домой?»

₁₈₉₀

УТЕШЕНИЕ

Утешен я и жду утешенья: Душа пылает пламенем горнил. К родной стране приверженный с рожденья, Я в этом мире зла не сотворил. О, кто бы видел в час изнеможенья, Как я рыдал, какие слезы лил! Отдав земле присущее земное, Небесное я небу отдавал, Не пресмыкался, мысля о покое, Парил, как сокол, возле этих скал. Украсил я и горы и долины Красою слов, и ныне у огня Картлийцы, кахи, и имеретины, И абахезы слушают меня. Чтоб славных дедов чествовали внуки, Я тени предков вызвал из гробниц, Облобызал их доблестные руки, Оплакал шрамы мужественных лиц. Я оживил рукой животворящей Останки их величественных тел, Вернул булат им, острый и блестящий, Венки на них лавровые воздел. Как летний дождь в степи необозримой, Я напоил иссохшие поля. В моей душе не гаснет лик любимой — И этим тоже утешаюсь я. Не мыслил яму рыть я для соседа, А тех, кто рыл, клеймил я день и ночь, Не отнимал у ближних я обеда, Но сам стремился ближнему помочь. И пеньем труб, и громом барабана Я о любви к собратиям взывал. Я вдунул душу в тело истукана, Вложил язык в уста немые скал. Я изукрасил царственною статью Любую травку… В эти времена Поистине небесной благодатью Была рука моя осенена.

₁₈₉₄

ПОЧЕМУ Я СОЗДАН ЧЕЛОВЕКОМ?

Песня

Почему я создан человеком? Почему, исполненный красы, В сонме туч, в высоком мире неком, Не рожден я капелькой росы? Отчего никто меня не мечет Ни дождем, ни вьюгою с высот? Чем иным владыка мой излечит Грудь мою от горя и забот? Взял бы он меня к себе обратно И не разлучался бы со мной, Чтоб не жить мне в мире безотрадно, He бороться с горькою судьбой. И, любуясь солнцем и сверкая, Плыл бы я в безбрежные края, — Сверху небо, снизу грудь земная, Оба вместе — родина моя. Как бы любовался я ватагой Этих гор, взирая с высоты! Там, моей напитанные влагой, Поднялись бы вешние цветы. Отдавал бы сердце молодое Утром солнцу, вечером луне, Орошал иссохшую от зноя Эту степь в родимой стороне. Превращенный в снежные кристаллы, Не грустил бы я и в холода, Ибо, сверху падая на скалы, Умирал бы там не навсегда. Был бы я лишь несколько мгновений Как бы мертв, а там, глядишь, опять Возвратился в этот мир весенний, Чтоб его с улыбкою обнять.

₁₉₁₃

ЗАВЕЩАНИЕ

Не нужно жаловаться, дети, На то, что много разных дел Не довершили мы на свете И вам оставили в удел. Увы, наш век был веком чувства, Мы жили горестью одной, И не познали мы искусства Спасенья родины больной. Неподходящий для геройства И неподатливый весьма, Наш век губил живые свойства Людского сердца и ума. Бараташвилевский Мерани Теперь вам грезится опять, И снова нас томит желание О судьбах Грузии узнать. Ужель мой стих, облит слезами, Погибнет здесь, в родном краю? О, если б крикнули вы сами В могилу тесную мою: «Забудь, поэт, свои печали, Загробных слез своих не лей: Сыны Отцов, мы тоже встали За дело родины своей!»