Поэзия народов СССР XIX – начала XX века

ИРОДИОН ЕВДОШВИЛИ (1873–1916)

ДРУЗЬЯМ

К испытаньям наготове Все вперед, друзья, вперед! Пусть на теле клейма крови И с чела струится пот! Все вперед, друзья! Невзгоды На пути у нас кругом. Знамя правды и свободы В муках гордо пронесем. Если кто из нас владыке Поклонился, подхалим, Стыд ему, и срам великий, И презрение таким! Пусть, пред сильным пресмыкаясь, Лижут пятки языком И смеются, наслаждаясь, Слыша братьев стон кругом. Их, изменников, осудит Будущего приговор, Их могилу не забудет Ни презренье, ни позор. Мы, друзья, перед кумиром Не склонялись никогда. Битва будет нашим пиром, И надежда нам — звезда. В наше время непогоды Будь решительным, иди! Знамя братства и свободы, Знамя правды впереди!

ПРОЩАНИЕ ПРИГОВОРЕННОГО К ССЫЛКЕ

Нет у меня здесь пристанища, дома. Там, куда сослан, их тоже не будет. Но и на жесткой тюремной соломе Родины имя звучать во мне будет. Здесь у меня сладкой не было жизни. Там ее тоже не будет. Одна лишь Будет мечта о далекой отчизне — Острой тоски неизбывная залежь. Буду я помнить всегда содроганья Родины, злыми врагами казнимой, Вопли, и крики во сне, и стенанья. Так написал и поэт о любимой: «Родина стала нарядной рабыней». Ну, так прощай же, мой Кавкасиони, Ширь Алазани спокойной нашей, Скал и лесов отраженье в Риони. Долы широкие, мощные горы Я не забуду. Прощай, дорогая! Вспомню тебя я прекрасной и скорбной, Раненой мыслью к тебе улетая. В утренний час и зарею вечерней Встретит мечта на горах озаренный Крест и багрец окровавленных терний — Встретит Голгофу на Кавкасиони. Что же еще, мой цветок? Ты слыхала Все, что тебе я сказал на прощанье. Как на груди твоей роза пылала, Чье мы изведали очарованье! Помню ручьев голубых лепетанье, Рожь золотую и птицу в полете. Ветер унес мой цветок, и в тумане Кружится он и увянет в болоте. Призрак цветка! Но тебе не зазорно, Родина, львиное сердце не пряча, Скрыться, как птица в кустах, когда черный По небу ворон проносится мрачен. Ну, так прощай! Так печально и сиро Сердце, и скорби оно не избудет, Что на груди моей родины лира Петь и звучать уже больше не будет.

ВАЛЕРИАН ГАПРИНДАШВИЛИ (1889–1941)

ПОЛИНЕ ДЕ ВИАРДО [5]

Сонет.

И чем одно из них нежнее В борьбе неравной двух сердец, Тем неизбежней и вернее, Любя, страдая, грустно млея, Оно изноет наконец… Тютчев До смертного конца он был тобою ранен, Как ваза хрупкая, безмолвно он страдал: Певец Базарова, великий северянин, Поклонник вечных грез и вечный твой вассал. Волшебный ваш союз так бесподобно странен! Хотя воздвиг тебе он в грезах пьедестал, Был день его любви медлительно туманен, Как вечер матовый средь одиноких скал. Судьба недобрая, как дух противоречий, Рукою дьявольской качает те весы, На чашах чьих сердца в пустой надежде встречи Дрожат мучительно, как листья в ночь грозы. Он первый изнемог в борьбе невыразимой И тихо опочил в обители незримой.

5

Это и следующее стихотворения написаны по-русски.

₁₉₁₅

КОНСТАНТИНУ БАЛЬМОНТУ

Всех стран и всех веков тебе подвластны чары, Ты миром как вином и как загадкой пьян, Певец мгновения, огнепоклонник ярый, Влюбленный в тишину и звонкий океан, Искатель жемчугов и златорунных стран, Порою ты дитя, порою викинг старый, Ты — ослепительный! Достойной нет тиары, Чтобы венчать тебя, пленительный баян. Ты щедро дивные свои рассыпал трели, Чтоб в звуках сладостных и легких воссоздать Божественную мощь и пламя Руставели. Коня поэзии тебе дано взнуздать. Летишь на скакуне к своей мечте заветной Сквозь вихрь, окутанный вуалью огнецветной.

₁₉₁₅

САНДРО ШАНШИАШВИЛИ (Род. в 1888 г.)

ПОТОМСТВУ ЗАВЕЩАЮ

Сегодня, как и встарь, моя чужда вам лира, Для вас еще не пел и петь не стану я. Отраден нежный звук ликующему миру, Но только горечью душа звучит моя. Я для того пою, чья жизнь одета тьмою, Кто плачет о друзьях, ушедших навсегда: Пусть он увидит там, за горестной чертою. Пестро одетые грядущие года! Я для грядущего пою, и песнь простая Умолкнет лишь тогда, когда сойду во тьму. Но я свою мечту потомству завещаю, Волненье все мое чтоб передать ему.

₁₉₀₅

МОРЕ

Все море встало и ревет, Отвесных скал круша изломы, Вихрь катит в пропасти лавин Глухие каменные громы. Гроза рвет небо пополам, И дуб над лугом обожженным Огнем багровым запылал, Свирепой молнией сраженный. Как будто все стихии вдруг По тайному клокочут знаку — И как же им не клокотать, Когда вокруг господство мрака.

₁₉₀₆

НАРОДУ

Кровь жестоких боев опалила сердца, Гнет и горе испиты тобой до конца. Ты со смертью встречался, отвагой горя. Слезы высохли. Солью богаты моря… Глубоки твои раны, но зорки глаза. В богатырской груди — не покой и гроза. Вижу время твоей исполинской борьбы Против мрака и жестокосердной судьбы. Мне с тобой — ликованье и горе встречать. Я не стану покоем тебя обольщать. Ратный меч удержать я тебе помогу, Разожгу беспощадные чувства к врагу. Сыновьям бескорыстным отвагу вручу. В прах преграды тяжелой стопой растопчу. Мне нельзя до победы с тобой не дожить, Надо беды осилить и песню сложить. Вновь и сызнова счастьем меня напои, — Никогда родники не иссякнут твои! Лишь с тобою в строю моя поступь тверда. Я пою, защищенный тобой навсегда!

₁₉₀₉

МОЕ ЧОНГУРИ

Радость и горе народа проникли В песни чонгури и в них зазвучали, Стоит коснуться мне струн ненароком, Как уж окрашена радость печалью. Крепко чонгури, хоть ранено даже, Ранит в ответ оно сердце чужое, В самой печали рождает надежду, Веру в грядущее наше большое.

₁₉₁₁

НЕЗНАКОМКЕ

А когда приходит полночь И смолкает все земное, О единственной тоскую, Мысль одна владеет мною. Дух смятенный неустанно Незнакомку ожидает: То она со мною рядом, То она вдали мелькает, Ветром, памятью иль тенью, Сопричастная забвенью! Никого не вижу, только Воля, полная гордыни, К ней, таинственной, стремится, Тайно ждет ее и ныне.

ИОСИФ ГРИШАШВИЛИ (1889–1965)

ДЕВУШКЕ ИЗ НАРОДА

Словно темный сад твои ресницы, и глаза — морские жемчуга, тонкий стан и шейка голубицы. Но не этим ты мне дорога. Я люблю сильнее год от года, но не внешний облик сердцу мил — чудный образ дочери народа я в тебе навеки полюбил. И не только оттого горю я, что мне сладко на тебя смотреть. И не верь, что ради поцелуя я готов безумцем умереть. Нет в тебе мечтательности томной, строги чувства сердца твоего. И в тебе люблю я образ скромный дочери народа своего.

₁₉₀₇

* * *

Синеет небосклон за дальними хребтами, и месяц ввысь плывет, в дремотные края. Порой закаплет дождь, фиалка под кустами опустит голову, свой аромат струя. Лукавый ветерок, шаля, колышет травы, душа любуется закатной полосой; слезы блаженной блеск — на розе величавой, на склоны яркие кряж смотрит вековой. И соловей поет, цветов любовник нежный, и горного ручья песнь звонкая слышна; над лугом небеса сверкают безмятежно, — покою, радости природа отдана… Но величавая мне тягостна картина, я вдохновением не в силах вторить ей, — затем, что с детских лет изведал я кручину и должен слезы лить над родиной моей!