Поговорим

– После этого поплохело мне, - не осталась я в стороне, мысленно просчитывая, могли ли мы так долго пребывать в окружении кафеля.

– А Олег и Глеб, сопровождавшие вас, промолчали! – взвилась француженка, сбив меня с расчетов и указав на неоспоримый факт.

– Нам было стыдно признаться, - подсказал мне молодой охранник и получил прожигающий взгляд от Полины.

– Именно! – Я благодарно кивнула ему и невозмутимо продолжила увиливать: - Уличная пицца, купленная в километре от ТЦ, оказалась недружелюбной ко всем членам нашей команды. Олег и Глеб провели не лучшие часы жизни в комнате для мальчиков и согласились о происшествии молчать.

На этом я дала охраннику немой знак - уводи девчонок. Легенду они услышали, остальное слышать не стоит.

– Согласились молчать? – ухватилась Полина за новую нить для шантажа. – То есть они нарушили свои обязательства. Опять.

Это звучало круто! Она большая молодец, прекрасно разбиралась в хитросплетениях пикировки. И вот сейчас могла прибавить в общую канву неизвестный проступок Глеба, и все покатится как снежный ком. Нарастая и нарастая… Правда, она не учла моей подготовки в спорах.

– Думаете, в их обязанности входит обо всех испражнениях сообщать?
– вопросила невинно.
– Мне страшно даже представить этот вид отчета. Что-то типа… час ночи, встал отлить. Цедил по капле из-за воспаления простаты. Прошу вычесть двадцать тягостных минут из месячной оплаты…

Ситуация, доведенная до абсурда, сработала катализатором, Королева дрогнула от ярости.

– Прекратите! Не нужно этих подробностей!

– Вот видите, вас уже мутит, что же говорить о Владимире Сергеевиче, - поинтересовалась я, чем довела француженку до кривого оскала.
– Вряд ли он ожидал столь вопиющую отчетность от своих работников.

Я представляла, что у Полины сейчас произойдет затмение, разразятся гром и молнии, визг, наконец, но все ее возмущение ограничилось продолжительным выдохом. Вот этому точно следует у нее поучиться, ну и ?лису с Олесей по возможности подтянуть. Если получится. Мне понравилось, как француженка тряхнула головой, как набрала воздуха полную грудь и учтивым мягким тоном сообщила трубке:

– Итак, Владимир Сергеевич, надеюсь, вы все слышали?

Наверное, и это мгновение я запомню на всю оставшуюся жизнь. Медленное движение листвы, неожиданно близкий перелив птичьих трелей, тепло солнечных лучей, взгляды девочек из окна на первом этаже, застывшую фигуру Глеба на пороге и запах нагретой гальки, чуть солоноватый. Не знаю, насколько сильным был страх Гладько за дочерей и насколько жестким запрет, но даже факт моего неповиновения в туалетной истории можно раздуть до небес, а значит… значит, со мной сейчас простятся. Осталось это лишь пережить.

Я почти бесстрашно ждала, что ответ бигбосс, Полина тоже ожидала, но менее терпеливо, ей нужна была определенность.

– Вы слышали, Владимир Сергеевич, вы поняли, что они нарушили ваш запрет?

– Понял, – раздалось в трубке.

Ответ я расслышала плохо, сквозь стук крови в ушах, потому что от дурного предчувствия задержала вдох.

– Простите, это разве.. ?
– озадаченно протянула француженка и посмотрела на дисплей телефона и набранный номер. Там значилось «Влад», но совсем не Влад отвечал.

Я впервые порадовалась, что Гладько очень и очень занятой человек, не стал дослушивать весь концерт.

– Я все понял, Полина.
– Судя по интонациям, ответил Шкафчик, и Королева скривилась от невыносимой досады. Она не этого ответа ждала, не этого мужчины и уж точно не его следующих слов: - Все понял и все передам. Если вы хотите рассказать что-нибудь еще, поспешите. Я, как и Владимир Сергеевич, не могу висеть на трубке весь день.

Получилось холодно и жестко. Не просто укол, а тычок.

– Спасибо, что уделили время, на этом все.

Она умела проигрывать и держать лицо, или же боялась Шкафчика больше, чем бигбосса. Оборвав звонок, Полина посмотрела на меня, на дом и Глеба, развернулась и, не прощаясь, отбыла в свою комнату, за шторку. И почти сразу же на мой телефон пришло сообщение от Т-13.

«Четырехчасовое посменное заседание в туалетах ТЦ? В жизни не слышал ничего более страшного и оправдывающего вместе с тем. Ваш должок увеличился вдвое».

Я не стала отвечать. И впервые пошла на урок музыки с улыбкой на губах.

«Кот-рыбак» Алисе все еще не давался, это было слышно даже на подходе к дому, но как ни удивительно, ни Олеся, ни Глеб не придавали этому значения. Одна вела запись, второй ждал свой телефон и старался не спать на ранее облюбованном мной диванчике. В этой идиллии нервничала лишь преподаватель музыки Инна, которая не знала о причине всеобщего интереса к ее уроку. Ей было от силы двадцать три года, и держала она себя настолько тактично и утонченно, что я невольно добавляла ей лет и обращалась на «вы».

– Мы хотим отправить Владимиру Сергеевичу видео с игрой ?лисы, - пояснила я на второй или пятый встревоженный взгляд Инны.

– Правда? – удивилаcь русоволосая обладательница густой копны завитушек и очень выразительных синих глаз.

Она поправила прическу и плавно приблизилась к ребенку. Мелькнула мысль, что Инна пытается попасть в кадр, мелькнула и пропала, потому что девушка склонилась к младшей Гладько лишь чтобы спросить:

– Не хочешь сыграть свою любимую композицию?

Услышав ее предложение, Олеся опустила телефон, сморщилась и сбежала, унеся с собой чужую собственность. Глеб незамедлительно ринулся следом. Я отметила это краем сознания, еще подумала, что им наедине лучше не быть, как вдруг ребенок заиграл…

А ведь еще минуту назад казалось, что более меня сегодня ничем не удивят. Все же ребенку не поменяли нотную тетрадь или инструмент, значит, играть она будет все тот же детский лепет, но более разученный. И тут грянуло! Вернее даже, грянул ?Н, джаз из-под пальчиков маленькой крохи. Тридцать секунд! Это длилось тридцать невероятных секунд, и моя челюсть еще долго звенела после. Было трудно поверить своим ушам, глазам и покрывшейся мурашками коже.

– Та-дам! – завершила ?лиса аккорд, и сама себе похлопала.

– Умница, – сказала преподаватель.

– А можно на бис? – попросила я и выудила из кармана свой телефон.

Если малышка и заметила отсутствие двух зрителей, то постаралась не придать этому значения. Улыбнулась мне, кивнула и вновь исполнила невероятный отрывок, правда, уже не так легко и живо, но без ошибок.

– Какая ты умничка, просто молоток! Маленький гений!

Глядя в искрящиеся счастьем глаза, я была готова нахваливать ребенка безостановочно. Попутно отмечала, как она прижала к груди ручки, словно обжегшись или сделав что-то немыслимое, за что получит нагоняй, как изогнула шею, держит голову и ведет плечами, словно слышит впервые о своих успехах. На мое счастье, через минуту прозвенел сигнал о завершении урока. Кроха побежала готовиться к французскому, а я обратила внимание к Инне. Молодая преподаватель музыки ожидала вопросов, поэтому и улыбалась с долей вселенского смирения. И это смирение меня насторожило, но не остановило.