Пограничье

— Сонюш...

— М-м-м-м?..

— Поросенок ты, Сонька! Когда ты так себя ведешь, злиться совершенно невозможно.

— Злиться? — она вдруг побледнела, и Павлик в очередной раз мысленно послал проклятия в адрес той сволочи, которая сделала из этой прекрасной женщины испуганного мышонка. — Почему ты должен на меня злиться?

— Не должен, — легко согласился Эро. — Но злюсь, наверное. Я же просил тебя не выходить из дома сегодня.

Она раздраженно поджала губы и с видом королевы ледяных эльфов поинтересовалась:

— Ты хочешь сказать, что теперь, — нервным движением почесала плечо с недоцелованной до конца татуировкой, — теперь, когда у меня есть... это... я обязана выполнять твои приказы беспрекословно?

— Сонюш!..

Павлик застонал в голос, после чего схватил свою глупую и сопротивляющуюся собственному счастью жену за руку и утащил ее в коридор, подальше от любопытных глаз.

Кстати, о глазах. Глаза Соньи Ингеборги метали ярко-зеленые молнии, а рыжие волосы гневно приподнялись, словно увеличившись в объеме. Хотелось схватить ее крепко и целовать до мягкости и потери дыхания. Сначала своего, потом ее, потом опять своего.

Но вместо этого Пауль прижал к стене напряженное тело, превентивно коленом упредил попытки к бегству, ладонями обнял побледневшие от гнева щеки и прошептал:

— Просьбы. Соня, не приказы. Я...

Сердце пропустило сразу пять ударов, дыхание остановилось, а кровь загустела, потому что зеленые глаза почернели и наполнились слезами.

— Соня?

Одновременно хотелось зарычать, завыть, перегрызть себе же горло и кого-нибудь стукнуть, потому что она, совершенно очевидно, собралась заплакать.

— Я плохая, — надтреснутым голосом, наконец, проговорило это невозможное создание, роняя на бледные щеки прозрачные слезы. — Зачем ты на мне женился? Я не смогу. Ты... а я... У меня...

— У тебя все замечательно получается, правда, — Пауль сцеловывал мокрые дорожки с лица и проклинал себя за неуместное в данной ситуации возбуждение, но от ее несчастного и беспомощного вида целиком сносило крышу. И оставалось радоваться только одному: хорошо, что в эфорате Речного города нет «приватных кабинетов»... А почему, собственно, нет?

— Родная моя, ну не плачь...

Всхлипнула как-то совершенно трогательно и по-детски, спрятала от него мокрую зелень глаз, и Павлик немедленно поцеловал опущенные веки.

— Сонюш.

— Мне надо тебе что-то сказать, — Сонья нахмурилась и откинулась назад, внимательно всматриваясь во взволнованное мужское лицо.

— Скажи, — он кивнул, всем своим видом изъявляя готовность слушать, и даже улыбнулся легко, подбодряя и утешая одновременно. Улыбаться расхотелось почти сразу, как только она начала говорить. Жестом остановил неуверенный поток слов, сплел защитный щит и, шагнув под его прозрачный купол, притянул к себе Сонью за плечи. Она дернулась, глупая, пытаясь вырваться, но кто ее отпустит? Попалась. Теперь не убежит.

Хрипловатый голос дрожал и время от времени срывался на шепот. И было понятно, что она совсем не хочет рассказывать и вспоминать. Это было понятно даже без предисловия, в котором она искренне заявила:

— Я все свои проблемы привыкла решать сама. И эту решу тоже сама, наверное. Просто ты должен знать. Да. Теперь, когда... — фраза «мы женаты» пока давалась ей с трудом, но ничего страшного, над этим мы еще поработаем. — В общем, хотя я и считаю, что тайна, известная двоим, тайной быть перестает... Но тебе я верю немного больше, чем всем остальным.

Павлик улыбнулся. Верит. Скольких нервов и седых волос ему стоило это доверие, хрупкое, как тонкая корочка льда, покрывающая фонтан в мамином саду в первое зимнее утро.

Она отворачивалась, прятала лицо и хмурилась с независимым видом. И еще боялась. Так глупо и очевидно боялась чего-то. И этот непонятный страх проступал в дрожи голоса, и в нервной пляске пальцев, и в блеске глаз... И Пауль, не выдержав напряжения, не своего, ее, прервал жуткий рассказ коротким поцелуем и произнес, прямо глядя в зеленые глаза:

— Все будет хорошо, милая. Я счастлив, что ты решилась рассказать мне. Я понимаю, что тебе сложно привыкнуть, но начнем с малого, ладно? Просто помни о том, что у нас теперь общая жизнь, поэтому и проблемы тоже общие. Договорились?

Сонья хмыкнула как-то уж слишком скептически, заставив тем самым Павлика улыбнуться.

— Пойдем пообедаем, там и решим, как лучше поступить, — предложил он и немедленно наткнулся на возмущенный взгляд.

— Пообедаем? Поль! Он сказал, что если я не приду через час, то...

— Вот в «Свинье» и пообедаем. Пойдем, ты вообще ела сегодня? Уверен, что нет... Кстати, ты зачем вообще сюда шла? — изогнул бровь и с затаенной надеждой в голосе спросил:

— Соскучилась?

— Черт! — Сонья со всего размаху хлопнула себя по лбу и даже поморщилась, потому что удар получился, очевидно, довольно сильным. — Вот же я балда! Я же шла сказать, что в Призрачном замке случилось что-то. Я за Зойкой ходила, а там граф Бего, кровь и... он, видимо, умер. Или умрет. И кажется, не он один... Там такой запах был, я чуть с ума не сошла!

Пауль Эро прикрыл глаза. Проклятье! Этого только не хватало!

— Обед отменяется, — сообщил он очевидное и резким движением разрушил защитный щит. — Иди к Дунае и собирайся. Вечером я отправлю вас к бабушке.

— К-куда?

— К бабушке Гранате, Сонь, — сыщик приобнял жену, увлекая ее вдоль коридора в сторону выхода из эфората. — Поживешь там, раз в замок тебе пока нельзя. Там безопасно... Ну, и...

— А как же Ларс? — она сжала перед грудью руки в нервный замок, отказываясь увлекаться и настаивая на том, чтобы продолжить разговор, который Павлик для себя уже закончил.

— Я тебя умоляю! Бери с собой всех. Ната только в восторг придет...

— Нет, ты не понял, Поль! — Сонья уперлась, наотрез отказываясь сделать еще хоть шаг. — Гринольв сказал, что если я не приду...

— Конечно же ты не придешь! — он решительно рубанул ладонью воздух. — Это не обсуждается.

— Но...

— Ты идешь к Дунае, — Эро разжал замок из побледневших пальцев и мягко поцеловал каждую ладонь. — Собираешь сумки, прощаешься... Не знаю, можешь Зойку свою подрессировать. А потом вы все отправляетесь в безопасное место.