Пограничье

Мне вспомнилась почти полная луна. И лес. И состояние легкого веселья. И покалывание в губах. И ощущение теплого языка на моем носу. И голова едва не закружилась от счастья.

— Павлик...

Прошла ли неделя с той ночи в Зачарованном лесу, когда Поль умудрился спасти меня от безумного обращения? А он мог погибнуть тогда, потому что луна полностью подчинила себе мое сознание. Я же ведь только дотронулась до камня, который сыщик считал истинной слезой Койольшауки...

— Не зря, значит, ты столько времени проводил в своей лаборатории.

— Не зря, — ответил моим мыслям Арнульв и подтянул под себя вторую ногу.

— А младший братец, стало быть, продолжил исследования, — я вытерла перепачканные пальцы о собственную юбку и посмотрела в лицо своему самому страшному кошмару.

— Продолжил и добился успеха, — осклабился тот и вдруг, сладко потянувшись, зевнул.

— Я совсем забыл, как это здорово, быть живым… Это удивительное чувство, когда все члены наполняются энергией. И запах. И голод. И желание обладать.

Он окинул меня черным липким взглядом и прохрипел:

— А ты хороша…

Я закрыла уши руками. Не хочу слышать этот голос, не хочу слушать, что он говорит. Не могу поверить, что все это происходит на самом деле.

— Ты сидишь у меня в голове, — прошептала я. — Тебя нет.

— Ты в этом так уверена? — вступил в разговор айвэ Лиар. Он по-прежнему сидел на корточках, но не просто касался пальцами пола, как мне показалось сразу. Он что-то рисовал, размазывая по старому паркету маслянистую янтарную жидкость.

— Откуда здесь это? — пробормотала я.

— Ты же не думала на самом деле, что вожак клана Лунных Волков позволит кому попало шляться по своему дому? — хмыкнул Арнульв. — Или думала?

Я поднялась на ноги и побрела по коридору. Меня шатало, как пьяную. И голова кружилась. И ноги дрожали, норовя подкоситься после каждого осторожного шага.

— Эй! Ты куда, зайчишка-трусишка?

Тряхнула головой, отгоняя видение. И в очередной раз прошептала:

— Это все не на самом деле.

По крайней мере, я на это надеялась.

А коридор все не заканчивался и не заканчивался. Мне кажется, я уже сто раз обошла весь особняк по периметру, а мои пугающие спутники по-прежнему сидели за моей спиной, отпускали сальные шуточки, угрожали, смеялись… но не двигались с места.

— Почему вы не исчезнете!? — выкрикнула я в какой-то момент, устав бороться с призраками.

— Ты задаешь неправильные вопросы, — ухмыльнулся айвэ, рассматривая свой рисунок — маленькое ручное зеркальце с длинной ручкой. — Спрашивать надо, почему мы здесь?

— Почему? — послушно повторила я.

А действительно, почему? И почему я до сих пор не обернулась? В прошлый раз, достаточно было только прикоснуться к фальшивой слезе, как животная сущность вырвалась на волю.

— Зайчишка-трусишка, ты меня удивляешь, — признался Арнульв и подмигнул мне. — Оказывается, у тебя есть не только сиськи, но и мозг.

— Если бы она еще умела этим мозгом пользоваться, — протянул айвэ Лиар и нарисовал рядом с зеркалом волка. Я раздраженно дернула плечом, пытаясь поймать ускользающую мысль за хвост. Почему вообще я тогда стала обращаться? Божественной крови во мне нет ни капли… Или все-таки есть? Я усмехнулась своим собственным мыслям. В конце концов, мама так и не сказала мне, кто был моим отцом.

Мама.

Я смежила веки. Думать о ней сейчас совсем не хотелось. Думать о ней всегда было больно, а в стенах проклятой волчьей Усадьбы — невыносимо…

— Все-таки поспешил я, когда говорил о наличии мозга, — проворчал Арнульв, а я улыбнулась ему, бездумно благодаря за то, что вырвал меня из омута болезненных мыслей.

Я повернула голову, чтобы посмотреть в лицо луне, заглядывавшей в окно, и снова улыбнулась. На этот раз сама себе. Тогда, в Зачарованном лесу, не было праведного гнева богини, а была одна испуганная глупая волчица, которая слишком часто в детстве пряталась в самых укромных уголках женской деревни с затертой книжкой о степных волках в руках.

Я действительно неправильные вопросы задавала. Думать надо не о том, что происходит, а о том, почему. Ну, и еще о том, конечно, какими свойствами наделили безумные исследователи свое янтарное изобретение.

Женский флигель хмурился на меня темнотой своих окон, а я вдруг выдохнула, захваченная волной облегчения. Все вдруг стало так понятно… Улыбнулась, глядя на земной лик божественной Койольшауки, и проговорила:

— В руке моей пучок сонной травы.

Я бегу по молочной реке к тебе, о, богиня!

Мои ноги быстры, словно ветер,

Мое сердце открыто для жизни!

Не лиши меня радости мысли…

Не звони в колокольчики смерти, о, богиня!

Койольшауки, я твоя безымянная тень…

А затем провалилась куда-то.

Это был словно обморок наоборот. В уши ударили звуки: плач и рычание. Ноздри затрепетали, обрадованные резким запахам. А голова закружилась от облегчения.

На месте шонага Арнульва и айвэ Лиара сидели Гаврик с Ларсом.

Домовой плакал, а оборотень рычал, проклиная кого-то на волчьем языке. Помочь двоим одновременно я не могла. Поэтому решила начать с того, кто послабее. Оторвала от своей нижней юбки изрядный кусок ткани и, осторожно приблизившись к Гаврику, принялась очищать его тело от такого опасного, как выяснилось, янтарного масла. Тщательно проследила за тем, чтобы на коже не осталось следов ложной слезы Койольшауки, а потом нежно обняла мальчишку за щеки и прошептала, заглядывая в глаза, которые смотрели куда угодно, только не на меня:

— Проснись, маленький. Это всего лишь кошмар. Ничего этого нет.

Сразу не произошло ничего. И мне понадобилось еще минут двадцать непрерывных уговоров и ласковых объятий, пока Гаврик, наконец, не пришел в себя.

Вырвать оборотня из плена его ужаса оказалось намного труднее, но мы справились. И по молчаливому согласию решили не делиться тем, что привиделось каждому из нас, когда мы попали в ловушку, рассчитанную на нежданных посетителей Усадьбы вожака.

— Как ты вообще догадалась, что надо делать? — только и проворчал Ларс, старательно отводя глаза в сторону, стыдясь своей слабости.

— Мне повезло, — ответила я и пожала плечами. — Пойдемте домой. Я так устала от этих приключений. Пусть он синим пламенем горит, этот череп, вместе с хутором и всеми его обитателями.

— Что, даже с хозяином не поздороваешься? — раздалось за нашими спинами, и мы с Ларсом одновременно выдохнули, когда наших ноздрей коснулся запах того, кто произнес эти слова.

Он до последнего не верил, что его поймают. Просто не верил и все. Казалось, что попасть под трибунал может кто угодно, но не он.