Пограничье

Гаврик мысленно ахнул! Вот! Вот он выход из ситуации: не уходить ни за что на свете, прилепиться к старшему эфору пиявкой, тогда он просто будет вынужден поделиться с парнем кладом. А много ли ему надо? Нет, на тридцать процентов Гавриил не надеялся, но десять — десяти как раз бы хватило для того, чтобы принарядиться, купить по-настоящему ценный подарок и тогда ОНА, наконец-то, заметит, что он давно уже не ребенок.

Гаврик, по-щенячьи подпрыгивая на месте, нетерпеливо почесал левую ладонь — к деньгам. Ох, к деньгам! — и решил действовать, как любит говорить дядюшка Гамлет Лирикович, ловить Петра с утра. Где именно его ловить, Гаврик не знал, а самого мифического Петра представлял огромным бородатым мужиком, обязательно в лаптях и с плетеным лукошком. Еще он не знал, почему Петр все время убегал и прятался и зачем его ловить, но вот что он понимал отчетливо и весьма определенно, так это то, что если сейчас не намекнуть гному, что кладом придется делиться, то ничегошеньки от него потом и не добьешься.

— Господин Рост? — Гаврик покосился на все еще белеющий в траве гриб и тоскливо вздохнул, пропадает же добро. — А что мы ищем?

Старший эфор оглянулся на мальчишку через плечо и хмыкнул едва слышно:

— Золото и бриллианты, конечно. А ты думал, что?

Вот так вот просто?

— Не иначе, хочешь, чтобы я с тобой поделился?

— Х-хочу, — но на всякий случай отступлю на шаг ближе к тракту, говорят, эти гномы совсем с катушек съезжают, если кто-то пытается покуситься на их сокровища.

— А не боишься? — старший эфор зловеще сощурился и плавно двинулся за парнем.

Гаврик с тоскою посмотрел на уже полюбившуюся сосну, которая, к сожалению, была недосягаема из-за того, что находилась за спиной возжелавшего злата гнома. Оставалось надеяться только на быстроту ног. Ну, и на то, что кровь предков все-таки проснется. Дядя не раз говорил, что просыпается она исключительно в стрессовых ситуациях и у всех по-разному. У кого-то в два года, у кого-то в сто два. Гаврику было пятнадцать. И она пока молчала, зараза.

Валентин Валентинович Рост протянул вперед руки с растопыренными крючковатыми пальцами и неожиданно громко, по-лошадиному заржал:

— Нет, ну так неинтересно! Тебя испугать даже еще проще, чем моего двухлетнего внука. Следы я ищу, балбес! Следы.

Мечта о дорогом подарке и ЕЕ огромных влюбленных глазах лопнула, как мыльный пузырь. Гавриил даже, кажется, услышал противный чмокающий звук. Это только надежды разбиваются красиво, звеня при этом осколками счастья, а мечты лопаются, отвратительно разбрызгивая по сторонам неромантичные ошметки холодного мыла.

— Вот ты говоришь, волк, — между тем продолжил старший эфор, хотя ничего такого Гаврик и не думал говорить. — И собаки наши вели себя так, словно где-то здесь в лесу оборотень, а между тем ни следов, ни волчьих запахов нет... Понимаешь, к чему я клоню?

Мальчишка кивнул и искренне ответил:

— Не понимаю.

— А к тому, — старший эфор поднял кверху указательный палец, который при ближайшем рассмотрении оказался вовсе не крючковатым, а наоборот, очень даже ровным, с аккуратно подстриженным круглым ногтем, — был ли волк, мальчик?

— Был, — Гаврик даже обиделся. — Думаете, я ради развлечения на дерево забрался. Думаете, легко было туда с мешком лезть? И назад потом еще… — стыдливо спрятал мешок, щедро разукрашенный ромашками, за спину. — Был волк, Валентин Валентинович. Я за грибком наклонился, а он оттуда как выскочит!.. Большой и страшный. И полосатый. Честное слово!

Господин Рост моргнул:

— Полосатый?

— Ну, да, — Гаврик закрыл глаза, вспоминая оскалившуюся пасть, ледяной взгляд голубых глаз и, да, зеленую шерсть на загривке.

— И еще злой, — пробормотал парень, вспомнив мстительный взгляд, которым окатила его жуткая зверюга напоследок. А взгляд у хищника был действительно устрашающий, не звериный совсем. Такой взгляд Гаврик видел пару лет назад, когда еще не жил в Призрачном замке, а был условно счастливым столичным жителем с сомнительными перспективами. В тот раз его отправили на базар за свежими вишнями к завтраку. И это было впервые, когда он не выполнил приказания, потому что базарная площадь, само собой, никуда не делась, да и народом была заполнена до отказа… Только вместо привычных торговых рядов в самом ее центре возвышался деревянный эшафот, а с эшафота, оскалив зубы в равнодушной улыбке, на любопытствующую толпу смотрел светящимися безумием и жаждой крови глазами приговоренный к казни. Жить ему оставалось всего несколько минут, но даже на пороге смерти он все еще пылал ненавистью ко всему живому. Ну, или может быть, только к судьям и толпе, которая собралась, чтобы посмотреть на его последний вдох.

Тогда Гаврик зажмурился и, натыкаясь на людей, со всех ног бросился из толпы, а потом долго-долго неизвестный преступник приходил к нему во снах и пугал его равнодушным оскалом и безумными голубыми глазами. Сегодня же такой взгляд довелось увидеть снова, наяву. И ненависти в нем было столько же, сколько и тогда, а может, даже немного больше.

Мальчишка порозовел кончиками ушей и, стесняясь своей детскости, Все-таки решил рассказать об этом старшему эфору. Господи Рост выслушал его без улыбки, не обвинил в глупости и не высказал ни одного упрека, мол, не отвлекал бы ты меня, Гавриил, от дел, а шел бы своей дорогой в Призрачный замок… ромашки выращивать.

— Не звериный, говоришь, взгляд? — Валентин Валентинович почесал пышный правый ус. — Оно и понятно, что не звериный, оборотни же не звери. Непонятно другое: где следы?

Гаврик нахмурился и принялся усиленно думать. Очень сильно хотелось ответить что-то правильное и полезное, чтобы порадовать доброжелательно настроенного мужчину, чтобы доказать ему, что и от Гавриков бывает большим людям польза.

Умные мысли в голову, как на зло, не приходили, зато появилось навязчивое ощущение чужого взгляда. Этот взгляд сверлил затылок, прожигал основание черепа и пульсировал неприятно в висках. Сначала Гавриил отогнал его, словно приставучего жнивеньского овода, который своей назойливостью мог довести и самую спокойную лошадь до пенного бешенства, затем попытался прихлопнуть зудящее ощущение раскрытой ладонью, но в конце концов не выдержал, развернулся на сто восемьдесят градусов и пристально посмотрел на низенький полудохлый куст шиповника, зацепившегося за край кювета.

— Что там? — спросил господин Рост, проследив за взглядом мальчишки.

— Пока не знаю… — Гаврика словно магнитом тянуло к кусту, но при этом внутренний голос просто верещал об опасности. — Не знаю, но мне кажется, что там кто-то…

Кто-то смотрел на него испуганно-злыми раскосыми желтыми глазами. Этот кто-то прятался, распластавшись животом по мокрой осенней траве, этот кто-то был гол и дрожал от страха и холода, пытался слиться с ландшафтом и очень-очень медленно пятился с поляны в сторону дороги.

В первую секунду Гаврик просто моргнул, еще не осознав окончательно, что это действительно голый мальчишка прячется там, в кустах, что это не обман зрения. Моргнул еще раз, но видение не растаяло в вечерних сумерках, а по-прежнему пялилось на Гавриила горящими в темноте глазами и… и еще видение вдруг отрастило пугающие своей белизной клыки и едва слышно зарычало.

— Валентин Валентинович, — прошелестел перепуганный племянник достопочтенного Гамлета Лириковича, — тут... это...