Пограничье

Господин Рост, устало кряхтя, снял свой форменный сюртук и набросил его на плечи волчонку.

— Мне не холодно! — взъярился тот. — Истинные волки не чувствуют холода.

Шона хмыкнула, а гном проворчал:

— Перспективность свою прикрой, а то отморозишь, девки любить не будут.

Оборотень скрипнул зубами, но возражать больше не стал, безмолвно соглашаясь с аргументами старшего эфора.

В образовавшейся неприятной паузе Гавриил не выдержал и Все-таки склонился за грибочком — растопчут же, вон, и так всю траву на полянке измяли, а светловолосый, который снова водрузил свои конечности на талию прекрасной хозяйки сувенирной лавки, неожиданно спросил:

— И давно она умерла?

Волчонок и женщина ахнули одновременно.

— Ты говоришь по-волчьи, Поль?

— Не говорю, — он почесал кончик носа и продолжил:

— Но вряд ли парень так расклеился из-за твоего некорректного поведения, милая.

«Милая?!»

— Некорректного?

— Если ты не заметила, наш юный друг вышел из себя после упоминания о матери. Я прав?

Гаврик посмотрел на светловолосого с уважением. Надо же. А он думал, что оборотень притворяется, чтобы привлечь внимание женщины.

— Прав, — волчонок поднялся на ноги и расправил полы сюртука, которые ему доходили до середины бедра, но все-таки прикрывали все, что надо. — Почти две недели назад. Мы из беглых... Точнее, мама из беглых. Была. И в Волчьей долине обо мне не знали... Как-то не догадались они засылать нюхачей в Пограничье. И уж точно не в Призрачный замок...

Шона Сонья ахнула и удивленно пробормотала:

— Так это тебя я тогда в лесу...

Мальчишка кивнул.

— Меня.

— Я думала, там был кто-то действительно сильный, — она втянула воздух, трепеща ноздрями. — Странно...

— Я сильный, — мальчишка насупился. — Молодой только.

— Однако, холодает! — вдруг вклинился в разговор Валентин Валентинович, а когда все посмотрели на него, будничным тоном заметил:

— Может, мы обсудим все это в другом, более безопасном месте? Люди скоро начнут возвращаться, следов-то нет... А на охоту вышли не только эфоры, но и горожане, и крестьяне, что прискорбнее всего. Боюсь, никто из них не захочет слушать о том, что этот волк — не тот, которого мы ищем. Боюсь, сейчас им все равно, чью голову насадить на кол... Я к тому, что волчонка сначала не мешало бы надежно спрятать, а потом уже решать, как с ним поступить.

— Наверное, я могла бы помочь, — неуверенно проговорила шона Сонья и нахмурилась. — Наверное, граф не станет возражать, если я из своего маленького отпуска вернусь с племянником, как ты думаешь, Поль?

Поль кивнул, но улыбнулся зловеще:

— Я тоже так думаю... Только знаешь что, милая, твоему племяннику может понадобиться одно украшение.

Светловолосый снял с шеи женщины красивый амулет и пальцем поманил мальчишку к себе. Тот насупился и с подозрением посмотрел на цепочку.

— Либо так, либо в городскую тюрьму!

Гаврик был за тюрьму, но его мнения никто не спрашивал же. Поэтому во двор Призрачного замка они входили вчетвером. Шона Сонья со злобной козой на поводке, прекрасная и улыбающаяся, и Гаврик с Ларсом, кряхтящие под тяжестью дорожного сундука.

Часть вторая Речной Город

В Библиотеке была привычная безмолвная прохлада и полумрак. За конторкой бесшумно сновали молчаливые библиотекари, перекладывая книги и свитки с высоких металлических стеллажей на низкие деревянные столики на колесиках. Переговаривались они только знаками и рьяно следили за тем, чтобы и без того до предела запуганные посетители не вздумали переговариваться. Посетители тоже не издавали лишних звуков, боясь привлечь к себе мрачное внимание служителей Библиотеки, которые все чаще забывали, что они здесь для удобства читателей, а не наоборот.

За самым дальним от конторки столиком сидели двое. Место они выбрали не случайно, а исключительно из корыстных соображений. Столик находился в конце почти бесконечного общего читального зала и, если наклонить голову к самой столешнице, можно было спокойно переговариваться, без страха быть услышанными библиотекарями.

— Я скучала, Гай! — проговорила женщина и прижала смуглую мужскую руку своей ладонью к столу.

— И я, мой ангел, я тоже скучал, — немедленно согласился Гай Ботан и второй рукой прикрыл дрожащую ладошку.

Когда они виделись в последний раз? Год? Два года назад? Он тогда уже был знаком со своей Сигни или все еще находился в свободном поиске?

— Нам всем сейчас сложно, — мужчина вздохнул, — но тебе, наверное, тяжелее всех...

— Я все еще чужая в Городе... — согласилась женщина и увела в сторону повлажневший взгляд. — Наверное, я больше никогда не стану здесь своей.

— Прости, — он прикрыл глаза, пряча под тяжелыми веками всполох застарелой боли. — Я виноват...

— Батончик, — женщина недовольно фыркнула и тут же испуганно прикрыла рот рукой, потому что звук вышел уж очень громким, — ты уже миллион раз извинился. И в миллион первый раз я тебе напомню: это было моим решением.

— Все равно. Я подвел тебя тогда и бросил теперь...

— Злишь меня, — она нахмурилась. — Почему бросил-то? Просто ты нашел свое счастье. И потом, Гай, мы-то с тобой всегда знали, что нас связывает на самом деле.

— Знали, — проворчал морской волк, — но от этого не легче.

Помолчали. Женщина аккуратно, но решительно освободила свою руку, вздохнула и склонилась над книгой, которая немым укором лежала на столе, напоминая о том, что каждый из них пришел сюда не для того, чтобы посплетничать о былом.

— Ты узнала то, о чем я тебя просил? — спустя какое-то время спросил Гай Ботан.

— Не узнала, — женщина наклонила голову и пробормотала едва слышно:

— Но зато теперь у меня есть вторая работа. Все лучше, чем страдать в одиночестве...

— Ты вот сейчас что? — без зазрения совести капитан Ботан широкой ладонью отодвинул в сторону светлые волосы, за которыми женщина наивно попыталась спрятаться. — Ты что, покраснела?

Ответить женщина ничего не успела, потому что по пустому залу, распугивая гулким эхом трусливых пауков, прокатилось:

— Тишина должна быть в Библиотеке! Господа читатели, не мешайте коллегам работать!

Нарушители, словно студенты-первокурсники, вжали головы в плечи и спрятались за потрескавшимися от старости обложками книг.

В огромном читальном зале кроме них было всего только несколько служителей, старый, как мир и глухой, как пень профессор философии из Института имени Шамаханской царицы, которому не помешало бы даже выступление большого оркестра в сопровождении кадетского хора Темной Лиги, да вялая от холода бабочка, что время от времени вырывалась из своего полулетаргического сна и начинала судорожно биться о стекло узкого окошка, из которого уже ощутимо пахло скорой зимой.