Погребальные дроги
Шрифт:
– Наш город живой, он нарастает, как змеиная шкурка или коралл, и запоминает все, что с ним и с нами было, - улыбнулась красавица.
– Но вам, - оборвал женоподобный, - нужно не это. Здесь мы играем стихиями, еще ниже наши братья двигают каменные плиты, что скользят по раскаленному ядру земли, но и это всего лишь детская игра! Но смотрите! Вы сделали другое.
Когда взоры соскользнули по склонам, по радужным кольцам, стало ясно, что бесконечно далеко в глубине прячется металлическое сердце Гермафродита. Сейчас оно покоилось между двумя ударами, и некий, крылатый, плотно
– Нам нужно, - спросил Зеленый Король, - как-то с ним поступить?
– Мы не знаем, - ответили бог и богиня, и тут видение оборвалось.
– И все?
– разочарованно спросил живописец.
Теперь небеса над рекой расширились, были выпуклыми и голубыми, вода - мелкой и прозрачной, песок лежал редкими волнами, и кое-где виднелись камни. Зеленый Король повел плоскодонку к берегу.
– Здесь будет водопад, выходим!
– Но зачем?!
– тупо изумился Хейлгар.
– Да затем, дурень, что мы должны войти в Сердце Мира еще живыми, - проскрипел епископ.
***
Глазастая плоскодонка выползла на отмель; вдвоем высадив короля, ее втянули на берег из жалости, чтобы не губить в водопаде. Потерянное весло уплыло. Берег представлял собою плоское травяное взгорье, с редкими кривыми сосенками. Но в отдалении росли еще привычные кусты, и сквозь них пробирался некто крупный. Ступать уже сейчас приходилось как в холодной высокой воде. Некто не отставал.
– Это еще кто?
– заворчал Хейлгар, - Твои?
– Нет, - вслушивался король, - это не всадник и не олень. Четыре копыта, но шаг легче и короче.
– Тогда, наверное, приятели Фавна-Исповедника приняли нас за паломников. Задержат, они не отстанут.
– Ну, ждем.
Из-за кустов выбрался вепрь и поскакал навстречу. На четверть крупнее обычного, бурый, неравномерно заросший, с воспаленными проплешинами на боках; короткий волосатый хвост выпрямлен. Ближе - и вот, с клыков капает зеленоватая пена, падая наземь, выжигает траву. Голова странная - глаза сближены, скулы торчат отростками, клыки почти прямые, толстые и острые, разведены широко и укреплены у оснований какими-то костными плоскими треугольниками. Безобразный зверь.
Подбежав, резко встав, вепрь раскрыл пасть, горящую пламенем муфельной печи, и выпустил в воздух двенадцать шершней. Те повисли стеной, молча. Зеленый яд все еще капал, расползались горелые пятна.
– Погуляйте, погуляйте, сыночки. А вы, праздношатайки, стойте.
– Ты Турх?
– крикнул Зрячий Хейлгар, - Ты только что гостил у Аннуин... Это она тебя...?
Король потянул из ножен широкий меч и шагнул на шершней.
– Стой, старик! Тебя не удержат ноги, ты выронишь меч. Мне нужны моя расческа, мой гребень и моя бритва! Где?!
– Турх, - обернулся к нему епископ, - пропусти! отзови сыновей, они все равно мертвы!
– Как бы не так! Пусть, пусть
погуляют!– У нас нет твоих инструментов! Не мешай, дай пройти!
– Они мне нужны!
– Но почему?
– Я не понимаю!
– Так!
– заявил епископ, нацеливая длинный дрожащий палец сначала на короля и после - на живописца, - Вепрь этот мой. Стойте оба. Стойте, сказал!
Он сгорбился, подобрался, в углах черепашьего рта показалась легкая белая пена.
– Вы, оба - тупые тугодумы! Стоять! Ты за сорок лет не удосужился меня простить, а ты, ты...
– он зашипел, потемнел лицом и умолк.
– Да, Герма, - слабо улыбнулся живописец, - я тобою ... злоупотребил. Я не знал, насколько это больно.
– Хоть какая-то польза от сегодняшней ночи.
Епископ Герма резко развернулся, на мгновение стал похож на бегущего бога, своего неудавшегося покровителя, и изловчился пролезть между шершнями; те не двинулись с места.
– Турх! Турх сын Тареда! Турх Белый Клык!
– Слышу.
– Ты превращен в вепря или был им?
– Меня это не касается, я не помню!
– Твои сыновья давно перебиты сынами Пуйхла, твои инструменты он передал Арауну как выкуп за душу. Оставь нас в покое, вонючая мерзопаскость! Иди и верни себе свое!
Он подошел слишком быстро и близко, чтобы противник не смог разогнаться и тут же напасть. Но Турх нападать пока не хотел - видимо, собирался начать нытье.
– Верни мне мой гребень, мою расческу, мою бритву!
– Для чего?
– Не помню.
– Тогда так: твои инструменты, повторяю, сейчас у Арауна. У тебя самого нет рук, и ты не сможешь привести себя в порядок. Для этого нужна некая жена - кто-то из Лесных Дев, Ирида Горгона или сама Поглотительница - вдова Арауна, этого я не знаю. Так что иди и возьми, иди и мсти, если тебе нужно это.
Вепрь фыркнул, брызнул соплями и улыбнулся - это, вероятно, значило у него улыбку. Епископ вытер ладонь и отступил вбок. Чуть он успел отойти, Турх вышел из оцепенения и промолвил:
– Не двигайся! Я пойду на север, я сожру кости Арауна, я натравлю сыновей на Пуйхла с его отродьем! И, может быть, изнасилую саму Поглотительницу, да... Но тебя я сейчас сожру, потому что ты не хочешь мне помочь. И начну с твоего тощего брюха. Должна же быть хоть какая-то польза...
Он пригнул голову и напрягся.
Тут, растолкав шершней, выскочил Зрячий Хейлгар. Хлеща толстой сосновой ветвью по глазам и пятачку противника, он визгливо орал:
– А ну-ка пошел вон, скот недорезанный, боров холощеный! Отстань от него, не то я тебя с обрыва сброшу вместе с сосной, как жертвенную свинью! И если это Аннуин...
Он выронил тяжелую палку, чуть подпрыгнул - и вот седой лис рухнул вепрю на голову, вцепился в ухо и судорожно затряс головой, продолжая верещать. Вепрь взмахнул башкой, лис отлетел в сторону, и упал на колени, свалился на бок, отплевываясь кровью и щетиной, старый живописец.
Тут подоспел Зеленый Король, приставил меч к самому пятачку. Турх сын Тареда широко зевнул, и его сыновей затянуло в огненную пасть. Он развернулся и тяжело ускакал.
– Кретины бесноватые! Вы же оба безоружны!