Похищенная грешником

Толстые рубцы покрывают ее кожу в случайном порядке.

Следы от плети.

Я сам пытал людей и точно знаю, какая сила требуется, чтобы оставить такие отметины. Как кожа рассекается, когда металлический шип пронзает ее.

Неистовый гнев образует красную дымку вокруг моего зрения.

Мучительная боль, которую ей пришлось вынести.

— Ты в порядке, — шепчет Лара, как будто пытается успокоить себя, ее голос лишен эмоций. — Ты в порядке. Это не имеет значения. Ты в порядке.

— Блять, — огрызаюсь я и, быстро сбросив пиджак, набрасываю его ей на плечи.

— Уходите, — кричу я, свирепо глядя на перешептывающихся гостей.

Зал развлечений очищается со скоростью света.

Я обнимаю Лару и, опустив голову, говорю:

— Все уходят.

Она не отвечает. Когда остаемся только моя семья и мы, я отстраняюсь и смотрю на ее слишком бледное лицо.

— Лара?

В ее глазах пустота, как будто из них высосали всю жизнь.

— Ты в порядке, — продолжает шептать она. — Ты переживала и худшее. Ты в порядке. — Слова настолько тихие, что я почти не замечаю их.

Мое сердце. Она замыкается.

— Не смей отгораживаться от меня. — Схватив ее за плечи, я сильно трясу ее. — Посмотри на меня, Лара!

— Аллах, Аллах , — бормочет Низа, обезумев от беспокойства.

Моя бабушка придвигается ближе, прикрывая рот дрожащей рукой.

Наконец, глаза Лары фокусируются на моих, и я снова смотрю на ее лицо, умоляя:

— Впусти меня. Не скрывай этого от меня.

Ее черты искажены душевной болью.

— Я испортила вечеринку.

— Ты ничего такого не делала. — Я наклоняюсь, не желая терять ее внимание.

Ее глаза начинают блестеть от непролитых слез, но она сжимает челюсти, чтобы не расплакаться.

— Господи, Лара, ты убиваешь меня. Просто выпусти это. Позволь мне помочь тебе нести это.

Она качает головой и пытается отстраниться от меня.

— Не смей, мать твою! — Я огрызаюсь.

Она мгновенно останавливается, затем бросает на меня умоляющий взгляд, ее подбородок дрожит.

Я чертовски полон решимости проникнуть в ее голову. Прижимаясь своим лбом к ее лбу, я приказываю с каждой унцией доминирования, которая у меня есть:

— Впусти. Меня. Внутрь.

На ее лице столько боли, что мое сердце разрывается прямо посередине. Внезапно из нее вырывается рыдание, и она врезается мне в грудь, утыкаясь лицом в меня.

Мои руки образуют стальные кольца вокруг нее, когда она, наконец, сдается и ломается.

Глядя на свою семью, я бормочу:

— Оставьте нас.

Один за другим они выходят из комнаты, предоставляя нам уединение.

Я опускаю голову и говорю:

— Я держу тебя, детка. Выпусти все это.

Ее рыдания – настоящая гребаная пытка. Я стаскиваю с нее пиджак, роняя его на пол. Кладу руку ей на спину, я нежно глажу отметины, оставленные на ее коже этим гребаным безумцем.

— Мазур сделал это с тобой?

Она кивает, прижимаясь ко мне как можно ближе.

С таким ростом, как у Лары, я могу видеть часть ее спины и замечаю, что некоторые рубцы еще не зажили.

— Когда была последняя порка?

Думаю, я уже знаю ответ, но не могу собраться с силами вовремя, когда она говорит:

— Когда… я опоздала… с ... едой.

Я закрываю глаза, когда накатывает волна удушающего сожаления.

Ее избили, как животное, из-за меня.

Мой голос хриплый, когда я шепчу:

— Мне так чертовски жаль. — Я целую ее в макушку, затем отстраняюсь, чтобы видеть ее лицо. Слезы сверкают на ее щеках, каждая врезается мне в душу.

Когда ее глаза встречаются с моими, я повторяю:

— Прости за ту роль, которую я сыграл во всей той боли, которую тебе пришлось вынести. — Наклоняясь, пока между нами не остается только дыхание, я говорю сдавленным голосом. — Прости, что не нашел тебя раньше.

Лара обвивает руками мою шею, прижимая меня так крепко, как только может.

— Тебе все равно... насчет... следов?

То, как она икает сквозь рыдания, просто разрывает мое сердце.

— Конечно, мне, блять, не все равно, но не по той причине, о которой ты думаешь. — Я провожу рукой вверх-вниз по ее спине, желая, чтобы она знала, что это не меняет моих чувств к ней. — Я ненавижу, что ты страдала. Клянусь, я собираюсь выпороть Мазура до смерти, чтобы он почувствовал то, что чувствовала ты.

Она начинает успокаиваться, но не отпускает меня. Я держу ее столько, сколько ей нужно, и жду, когда она отстранится.

Она бросает на меня извиняющийся взгляд, затем оглядывает пустую комнату.

— Я действительно испортила вечеринку.

— Ты этого не сделала. Эти люди раздражали меня до чертиков. Ты просто дала мне повод избавиться от них. — Я провожу большими пальцами по ее щекам. — Как только ты будешь готова, вечеринка продолжится.

— Мне нужна шаль.

Я присаживаюсь на корточки и, взяв свой пиджак, натягиваю его обратно, говоря:

— Тебе она не нужна.

— Но...

Я качаю головой.

— Тебе нечего скрывать, Лара. Ты чертовски красива, так что высоко подними подбородок и с гордостью носи свои шрамы. — Я снова обхватываю ее лицо и заглядываю глубоко в ее глаза. — Ты пролила за них кровь, и они показывают, насколько ты удивительно сильная. Никогда не прячь их.

— А как насчет других людей?

— Пошли они все. — Я прижимаюсь поцелуем к ее губам. — Только я имею значение, и я люблю каждый дюйм тебя.

Как только слова произносятся, мы оба замираем. Глаза Лары расширяются при взгляде на меня, ее губы приоткрываются.

Ты чертовски неудачно выбрал время, Габриэль.

Усмехнувшись, я отстраняюсь.

— Ну, теперь я сказал это вслух.

С полным неверием Лара спрашивает:

— Ты любишь меня?

Так ли это?

Я заглядываю в свое сердце и могу найти только один ответ.

— Да.

Для человека, который не любит выражать свои эмоции, я сказал эти слова дважды за одну ночь.