Похититель всего

Металл был ржавым, истонченным временем и непогодой. Сохранились только сами рельсы. Шпал не было видно. Они то ли сгнили за столько лет, то ли их попросту засыпало грунтом. Энсадум разглядывал покрытые коррозией болты в большой палец толщиной, скрепляющие рельсы. Многие из них стали настолько хрупкими, что моли лопнуть в любой момент. Хотя, кого это интересовало? По этой железной дороге тридцать лет не ходили поезда и вряд ли пойдут снова. Во всяком случае, Разрушение не оставляло шансов ни единому механизму, даже самому простому. Смерть механизмов была окончательной и бесповоротной.

Поднявшись с земли, Энсадум посмотрел в направлении, куда уходили рельсы. Сейчас они начинались у границы тумана по левую руку и исчезали в тумане по правую. Возможно, если двигаться по ним все время, то был шанс прийти в ближайшее поселение. Ведь раньше именно железные дороги соединяли города и крупные промышленные центры.

Конечно, всегда оставался шанс просто бродить кругами, ведь пути имели свойство пересекаться, расходиться и вновь сближаться.

Чувствуя все нарастающую головную боль — верный признак того, что с ним пытается связаться куратор, Энсадум опустился на рельсы. Странно, ещё мгновение назад он потратил последние силы, чтобы наоборот, подняться.

Не раскрыть сознание на этот раз было невозможно.

Энсадум закрыл глаза, чувствуя, как в его голову проникают чужие мысли. Поначалу они состояли из статичных образов, слишком хаотично подобранных, чтобы это было неслучайным: река, дом, луна в небе, чья-то сгорбленная спина, острый камень, округлый предмет, похожий на фрукт или даже макушку головы. Постепенно поток образов иссяк, а затем из темноты возникло лицо куратора. Им оказался незнакомый мужчина в возрасте. На его голове была высокая шапка из красного бархата, шею украшала тяжелая цепь из переплетенных между собой колец — знак Алхимиков крови.

На этот раз Энсадум не стал прерывать контакт. Возможно, кураторы могли помочь ему выбраться из этой глуши. А еще, как оказалось, ему нужно было видеть перед собой человеческое лицо. Особенно важно это было сейчас, когда он оказался в одиночестве посреди ничего.

Куратор заговорил, но до слуха практика не донеслось ни звука.

Куратор продолжал говорить еще некоторое время, пока по отсутствию реакции с противоположной стороны не догадался, что его не слышат. Поняв это, он принялся оживленно жестикулировать, но из этой попытки ничего не вышло. Тогда он оборвал контакт. Последнее, что Энсадум видел — это пылающее гневом лицо куратора, которое цветом немногим отличалось от его шапки.

К счастью, на этот раз, покидая чужое сознание, алхимик крови не стал швыряться своими обычными ужасами. Энсадум был благодарен ему и за это.

Разлепив тяжелые веки, он понял, что не оглох. До его слуха по-прежнему доносились звуки: скрип камешков под подошвами, звук собственного дыхания. Но был и другой — неожиданный и странный шум, приходящий из-за границы тумана. Постепенно этот звук усиливался.

Что-то приближалось.

Звук был ритмичным, повторяющимся, монотонным: тук-тук, тук-тук.

Парные удары, как будто кто-то забивает гвозди. Первым ударом он примеряет точность попадания, вторым загоняет гвоздь до половины. Однако даже звук забиваемых гвоздей будет отличаться, пусть и незначительно: зависит от материала, даже от того, насколько точно боек молотка попадет по шляпке…

Энсадум знал, что ничто в природе не могло бы издавать настолько однообразный шум. Пожалуй, это было под силу механизмам, и он даже мог припомнить один-два автомата, которые звучали похоже… Однако ничто из этого не объясняло, каким образом некий механизм, устройство, конструкция или приспособление все еще могли функционировать.

Порыв ветра принес запах смолы — тот самый, который Энсадум не чувствовал уже очень давно, со времени своего детства.

А затем внезапно туман расступился, и из него показался…

6

…а затем внезапно туман расступился, и из него показался…

Нет, не поезд.

Это не было и не могло быть поездом сразу по нескольким причинам: механизмы не работали уже три десятка лет, а все оставшиеся составы превратились в груды хлама, который обитатели пустошей и не только разбирали множество лет подряд. От многих сохранились разве что остовы, ведь металл по-прежнему оставался металлом, который все еще можно было использовать.

До этого Энсадум видел целые вереницы таких составов, больше похожих на скелеты. Многие из них так и замерли на пути из одной точки в другую.

Иногда он думал, что же стало с их пассажирами?

Нет, то, что показалось из тумана, поездом не было, хотя и двигалось по рельсам.

Вначале показалась косматая голова, увенчанная рогами. Обладатель впечатляющей шевелюры и столько же значительных рогов был не один. Рядом с ним шли двое представителей его вида — наполовину быков, наполовину… кого-то еще. Энсадум и раньше видел этих существ. Он знал, что те зовутся гхурами, но не имел ни малейшего представления, насколько они огромные. И дурно пахнущие.

Вся тройка тащила несколько повозок, прикрепленных одна к другой, как самый настоящий поезд. Несмотря на внушительный размер, двигались существа проворно. Колеса самих повозок были не обычными, а с выемкой, точно соответствующей ширине рельса. Катить тяжелый груз по железнодорожному полотну было гораздо легче, чем по камням и бездорожью. Похоже, использовавшиеся в них колеса некогда были колесами поезда.

Возницы не было. Животные шли размеренным шагом, но достаточно быстро — одно, самое крупное, в центре и двое помельче по бокам. Только когда они приблизились, Энсадум с ужасом осознал, что у всех троих нет глаз. Гхуры не были слепыми и их глаза не были скрыты под свалявшейся шерстью. Глаз просто не было. Отсутствовал даже малейший намек на неровности в том месте, где, по идее, должны были располагаться глазные впадины. Энсадум не знал, следствие ли это неких мутаций или же перед ним специально выведенная порода животных, основной целью которых было тянуть грузы из одного конца в другой и не отвлекаться ни на что другое.

Таким грузом на импровизированных повозках являлись многократно перевязанные бечевкой тюки. Судя по запаху — со смолой, битумом или другим подобным сырьем. Они громоздились один на другой на высоту человеческого роста, однако для большей устойчивости располагались лесенкой — так, что забраться наверх не составляло труда…

И Энсадум решил рискнуть. Казалось, сама судьба предоставила ему эту возможность. Там, куда направлялись животные, обязательно должно было оказаться поселение или торговый пост или некая перевалочная база… Вполне возможно, оттуда он сможет добраться до дома. Нет, не до того «дома» с лежащим в кровати безымянным мертвецом и пустыми комнатами, а до своего настоящего дома…

На то, чтобы взобраться на тюки, у Энсадума ушли все силы. Он просто рухнул на тюки и закрыл глаза… Однако торжество было недолгим — без одеяла, которое помогло ты ему согреться. К счастью, и здесь нашелся выход. Тюки были покрыты тканью, которая защищала их от дождя и снега. Сорвав эту ткань, Энсадум обернулся ею словно пледом.

Гхуры двигались равномерно, веревки на тюках поскрипывали. Рельсы впереди утопали в тумане. Первое время Энсадум пытался вглядываться — а что там, вдалеке? Однако глаза быстро уставали, а впереди не появлялось ничего, кроме новых камней. Внезапно Энсадуму стало интересно, что станут делать животные, если дорога внезапно кончится. За столько лет пути наверняка где-нибудь разрушились, заржавели или деформировались. Скорее всего, животные просто продолжили бы свой путь. И это, в свою очередь, натолкнуло его на другую мысль.