Похмелье. Головокружительная охота за лекарством от болезни, в которой виноваты мы сами

В одно мгновение ящерицы исчезают, а вместе с ними и солнце. Меня накрывает тень. Щелчок камеры и голос Ра. «Святые небеса, – произносит он. – Теперь я даже не знаю, что показать на предсвадебном ужине: как Эль Дьябло мочится с балкона, или как тебя корежит в пустыне».

«Шпион ты, а не бог солнца», – пытаюсь выговорить я, но изо рта выходит только жар дракона.

О тепловом ударе и похмелье

Между по-настоящему сильным похмельем и опасным тепловым ударом пролегает зыбкая, едва различимая в мареве грань. В какой-то момент их разделение теряет всякий смысл: в совокупности симптомы намного превосходят свою сумму, как в субатомной реакции.

Теперь я понимаю, что еще до языкастых ящериц я испытывал на себе подобные цепные реакции – дважды, если быть точным. Оба раза я находился к югу от границы, до которой мы все никак не доберемся. И оба раза в деле были замешаны уйма текилы и адская жара.

Первый раз это произошло еще в другой жизни, на пляже в Оахаке, где я впервые порвал с женщиной, ради которой позднее переехал в кишащий «феррари» итальянский городок. Был сезон дождей, и, насколько я могу судить, из-за повышенного градуса всего происходящего и парадоксальных решений, подогретых погодой, алкоголем и страстью, мозг и тело не выдержали накала, включился режим самоуничтожения, и я просто схлопнулся. Так что женщине, с которой я только что порвал, пришлось транспортировать мою взмокшую тушу сперва в медпункт, потом в больницу и, наконец, в дорогую частную клинику. Оттуда я вышел с новыми представлениями об отношениях, обезвоживании и степенях падения личности.

Другой случай произошел пару лет назад на свадьбе моего хорошего друга. Торжество прошло без помех на красивом пляже недалеко от Плайя-дель-Кармен, после чего все разъехались по домам, кроме меня. Я решил задержаться на денек, чтобы изучить город. В общем, на следующий день я, подобно Эльпенору, проснулся на обжигающей крыше с видом на океан – разве что не свалился вниз и не свернул себе шею. Вместо этого я сел на автобус до аэропорта, прихватив огромное сомбреро в подарок Васко. Вчера я был пьян и великодушен, а у него как раз скоро день рождения. Зато поутру, пробираясь к своему месту в раскаленном автобусе, я чувствовал себя мрачным, раздраженным, потным, взрывоопасным, пресыщенным и нестабильным – и тут автобус тронулся.

Один из способов познать глубины своей души – это проехаться в жару в переполненном рейсовом автобусе посреди одетых с иголочки мексиканцев, до того вежливых, что они и бровью не поведут, когда ты в очередной раз блюешь в уже доверху заблеванное сомбреро, которое лежит у тебя на коленках.

Когда ящерицы пьют из твоих глаз (а ты все еще жив)

Некоторое время спустя доблестный без-пяти-минут-молодожен автостопом вернулся из Тусона с канистрой бензина, и Тед затащил меня обратно во внедорожник. Когда мы набрали скорость и кондиционер снова заработал, весь пылающий мир остался за бортом. Я чувствую, как твари внутри меня медленно оживают, но не думаю, что «Чип!» согласится на еще одну остановку. Поэтому я вжимаюсь в угол, сворачиваюсь в клубок и слушаю голоса вокруг.

Нарисовалась еще одна проблема: оказывается, Будущий Жених до сих пор не удосужился получить разрешение на регистрацию брака, а контора вот-вот закроется. К пониманию этого обстоятельства мы подошли благодаря нескольким причинам – и главная, конечно, в том, что брат забыл залить бензин. Однако, слушая ворчание на переднем сиденье и телефонные разговоры со всеми заинтересованными лицами, я начинаю понимать, к чему все катится: меня и так перепахало, а сейчас меня еще и бросят на амбразуру. Другой причины бубнить мое имя во время антикризисных телефонных переговоров я не вижу. Но я решаю не думать об этом и принести свое похмелье на алтарь будущего счастливой пары.

По новому плану мы направляемся к конному магазину недалеко от шоссе, где встречаемся с дай-бог-все-таки-невестой. В погоне за разрешением на регистрацию брака она садится на мое место. Что будет со мной – вообще непонятно.

Джип отъезжает, и какое-то время я просто сижу на обочине, окруженный мешками овса, пока наконец из горячего аризонского марева не появляется микроавтобус, битком набитый подружками невесты.

Худшее похмелье в жизни

Знаменитых шекспировских актеров тошнило на сцене. Бориса Ельцина как-то утром застукали у Белого дома в одних трусах при попытке поймать такси и заказать пиццу. Из нескольких источников поступали сообщения об индийце, который после тяжелой пьянки проснулся в желудке гигантской анаконды. Правда, подтвердить эти сведения очень сложно.

Но случаются и похмелья совсем иного рода: похмелья, повлиявшие на ход мировой истории. В книге «Пьющая Америка: наша тайная история» [159] Сьюзан Чивер рассматривает часы, минуты и секунды, предшествующие смерти Кеннеди, по-новому: мутными, воспаленными, красными от недосыпа глазами агентов секретной службы. И среди расхожих теорий о втором стрелке на травяном холме или о причастности мафии; среди всем известных замедленных кадров кинохроники и выстрелов, отзвуки которых слышны по сей день, всплывает одна простая вероятность: большинство специально обученных агентов, которые давали присягу охранять президента, в тот решающий момент могли быть в сильном похмелье или все еще пьяны.

159

«Drinking in America: Our Secret History».

Накануне печально известных событий в Далласе многие из агентов секретной службы продолжили пить после отбоя. Из городских баров они переместились в полулегальный ночной притон, известный как «Погребок», где из-под полы наливали 95-градусный самогон. Шестеро из них гуляли по крайней мере до трех ночи, а один угомонился только после пяти. На службу по охране лидера свободного мира и олицетворения надежд на светлое будущее они заступали в восемь утра. До обеда Кеннеди был убит.

Изменило ли чье-то похмелье ход истории в тот день, наверняка сказать невозможно. Но недаром сам председатель Верховного суда Эрл Уоррен говорил главе секретной службы: «А вы не думаете, что человек, который ложится спать вовремя и не пьет накануне, будет бдительнее, чем тот, что гулял до трех, четырех, а то и пяти утра по притонам битников, прикладываясь к рюмке на каждом углу?»

В этом свете и без того замедленные кадры кинохроники тех жутких моментов кажутся еще более убийственно медленными. Машина должна двигаться вперед, лавировать, а не подставляться удобной мишенью. Элитные бойцы должны реагировать мгновенно. В своей книге Чивер отмечает: тех, кто был в «Погребке» накануне, «на секунду как будто парализовало». Среди них был и Клинт Хилл – и вы, вероятно, видели, как он запрыгивает на лимузин. Он прикрывает первую леди, когда ее руки уже в мозгах и крови.

«Это я во всем виноват, – будет со слезами на глазах твердить Хилл во время телеинтервью 60-х. – Если бы я среагировал немного быстрее… Этот груз на мне до конца дней». И Хилл такой не один – с тем же чувством просыпаются многие его собратья по ремеслу, каждый день встречая мир, который уже никогда не будет прежним, и в похмелье, которое уже никогда не пройдет.

Как и в случае с писателями, шеф-поварами и частными детективами, безудержное пьянство всегда было неотъемлемой, даже избитой частью образа агента секретной службы. Только последствия у этих возлияний куда более тяжкие, даже если обходится без жертв. Совсем недавно агент попал впросак и в заголовки новостей, когда его обнаружили в отключке на полу вестибюля, а вовсе не на посту у дверей отеля.

Чивер с горькой иронией подмечает, что создать секретную службу, которая должна была прежде всего защищать американского президента, Авраам Линкольн распорядился непосредственно в день своего убийства. Вечером его застрелили в ложе театра, пока президентский телохранитель прохлаждался в баре через дорогу.

Уже много лет я прошу разных людей рассказать о худшем похмелье в их жизни. Такие истории редко бывают простыми. В них фигурируют перепуганные цыплята, разбитые «БМВ», тюремные пытки и компании по производству домашних товаров для безопасности детей; видеопленки, боевые искусства, военные преступления и благотворительные гонки на каноэ; бракоразводные процессы, замороженная рвота, диссертации и ядовитый плющ. Это очень печальные, жутко кровавые, глубоко унизительные истории – а иногда просто смешные.