Похождения инвалида, фата и философа Додика Берлянчика

— Валяй! — степенно согласился Григорий Николаевич, который делал вид, что ничего особенного не случилось, чтобы не показаться смешным.

Шеф «Монако» повернул в село. Вид здания дирекции, и особенно морда каменного льва, внесли определенность в мысли Горчака, и страхи покинули его. Он припарковал «Понтиак» у крыльца, оставил ветерина­ра с удочкой в машине, и пулей влетел в помещение. Однако санузел в коридоре был закрыт, и на двери висела записка: «Вдобства во дворе!» Горчак бегом направился во двор, но там его остановили две пенсио­нерки, сидевшие на скамейке:

— Дворовой заколочен, — предупредили они. — Вон цистерна в поле — бежить до ней. Вдобства за цистерной.

Видимо, старушки так и проводили свой досуг: предупреждали тех, кого лихорадила нужда, что «вдобства» за цистерной.

Берлянчик подъехал к управлению как раз в тот момент, когда Горчак вернулся от цистерны. Додик вышел из машины и вопросительно посмотрел на Горчака. Его дорогие лаковые туфли из кожи крокодила были в тине, а манжеты брюк подмочены и запорошены песком.

— Встречу придется отложить, — понуро сообщил Горчак, отве­чая на немой вопрос. — Мне очень неловко перед вами, но вот... Мы были на рыбалке...

— Я вижу.

— Еще бы не увидеть! Черт дернул — порыбачил. Человека пока­лечил. И как назло, именно сейчас. По закону бутерброда или подлос­ти, как говорится!

Остро сознавая свою вину, шеф «Монако» охотно рассчитывался за нее шумным состраданием и чувствами.

— Не убивайся, Алик, — сказал Берлянчик. — Может это к луч­шему.

— Что значит — к лучшему?

— Иногда одни неприятности спасают от других. Однажды мне спалили семитонник, и я поэтому не явился на деловой обед, — а там все отравились курицей с грибами. Как видишь, пожар выручил меня... Скажи, здесь, кроме перьев, есть еще что-нибудь полезное — больни­ца, например?

— Только в Коминтерново.

— Так что же ты стоишь? Езжай к врачу — не мучай человека!

— Надо директору сказать, — сурово произнес ветеринар, заин­тересованный приездом американского инвестора. Кроме того, он, оче­видно, сознавал, что только скромным безучастием к собственной пер­соне, он может уберечь ее от неприятного внимания других.

Берлянчик испытал неловкость перед этим человеком. Он явно жертвовал собой ради финансовой затеи, одним из участников которой был одуревший от любви бизнесмен, а другим — патентованный мошен­ник. Однако Додик понимал, что, если он даст волю угрызениям совес­ти, то потеряет завод и «Виртуозов Хаджибея» — кредиторы сделают его банкротом.

Директор ожидал гостей в кабинете за широким письменным сто­лом. В кабинете было сумрачно. Его освещали унылые остатки пасмур­ного дня и засиженная мухами лампочка без абажура. Под ней нахо­дился табурет. Поскольку выключатель в кабинете не работал, дирек­тор влезал на табурет и докручивал лампочку в патрон, а, выходя из кабинета, таким же образом обесточивал ее. На столе директора стоя­ли пять цветных телефонных аппаратов. Четыре из них не работали, а один связывал директора с приемной.

— Иван Пантелеймонович, — скорбно начал Горчак, держа удоч­ку в наклоне так, чтобы не царапать потолок. — Приехал мистер Билл О’Конноли, но... К сожалению, простите...

— А что случилось?

Ветеринар застыл в дверях, держа леску на весу,

— Да вот... Григорий Николаевич... В больницу...

Но надежды директора на чудесное финансовое спасение были так неистощимы, что он замахал обеими руками:

— Поедете после разговора!

— Но я же, извините, э-э-э... с человеком.

— Це важнее за него!

— Но, но... у него ухо на крючке.

— Садись, сказал! Не кидай задом... Надя! — закричал директор. — Зови Ангелину и людям кофе принеси!

Горчак и инвесторы остались в кабинете, а ветеринара выставили с удочкой в приемную по причине особой конфиденциальности перегово­ров, и вскоре туда начал прибывать народ. «Що це правда, — тревожи­лись селяне. — Нас американцу продают?». Секретарь, молодая пикант­ная особа с копной крашеных волос, подводила помадой губы за столом, неся служебную тайну на лице. К ней нетерпеливо подскочил смуглый парень в грязном промасленном комбинезоне и, тряхнув кудрями на дверь, спросил:

— Тату у себя?

— Да.

— С америкой?

— С кем надо.

— До чего они дохрюкались, не знаешь?

Секретарь энергично замахала помадой перед носом, освежая пространство между ней и посетителем:

— Идить, Колю! — брезгливо сказала она. — От тебе бздить бильше, чем за твого трактору!

Парень, не обидевшись, метнулся к ветеринару, но тот посту­кивал удочкой об пол и, меняя руки возле уха, загадочно молчал.

Между тем, пришла главбух, и в кабинете начались переговоры; мистер Билл О’Конноли энергично двигал левой половиной рта, полу­обнажив ослепительный оскал. Берлянчик его переводил. Директор слу­шал довольно настороженно — американец был загадкой для него. Но мистер Билл О’Конноли попивал кофе малыми аптекарскими дозами и лучился такой приветливой сердечностью, что развеял все сомнения директора.

Мистер Билл О’Конноли любил людей, глубоко и правдиво. Люди ощущали неподдельность его чувств и платили ему искренней взаим­ностью, и тогда он их откровенно надувал. Нет, он не лицемерил, он действительно любил; но как всякий разумный современный человек, он использовал себе во благо практическую сторону любви.

— Так, — наконец откашлялся директор. — Фабрика, вы говорите. Но ведь это гроши, и немалые?

— Мистер Билл О’Конноли к этому готов, — перевел Берлянчик.

Главбух, теребя концы косынки, недоверчиво спросила:

— А рынок сбыта?

— Армия, — с улыбкой пояснил Горчак. — Я уже говорил с гене­ралом Обрусенко: он готов заказывать одеяла и солдатские подушки, если мы, конечно, его посадим на процент.

— Я думаю, Европа предпочтительней, — возразил Берлянчик. — Мы убьем ее ценой. Тоже НАТО, например. У мистера О’Конноли очень тесные деловые связи в центральной штаб-квартире в Брюсселе. Кроме того, часть валюты будет оставаться за границей. Где-нибудь в офф­шорной зоне — на Кипре или на острове Науру, например.

— Это будут наши деньги, — уточнил Горчак. — Они будут посту­пать «откатом» на наши персональные счета.

Ангелина Матвеевна нервно отвернулась и спросила:

— А як мы це проконтролюемо?

— Запросите банк. В любой момент.

— Як?

— По телефону.

— Откуда — на остров Науру с Разгуляек? Да я в район дозво­ниться не могу... Нет, хлопцы, так дело не пойдет. Вы что считаете — раз мы деревенски, то темни та дурни?

— Добре, Ангелина, — кивнул директор. — А шо ты предлагаешь?