Поиграем со смертью?..
Шрифт:
— А тебе жирно не будет? — возмутилась я. — Если Плёнку вырезать, я умру!
— Не умрёшь, если её заменить, — коварно усмехнулся на голову пришибленный Легендарный.
— Ага, я в зомби превращусь! Ещё живого!
— Нет, живой человек не станет зомби после замены Плёнки, я в этом уверен. Это всего лишь небольшая операция, как замена зубов на вставные, — у него точно шарики за ролики заехали от тесного сотрудничества с кладбищами, иначе бы он такого не говорил…
— Ты уже проводил подобные эксперименты? — нахмурился Себастьян, сверля Гробовщика немигающим взглядом.
— Именно. Но с согласия испытуемого.
С согласия? Кто ж псих такой, что жизнь доверил?.. Ох. Кажись, я знаю.
— Ты чего с Динкой сделал, труп беспринципный?! — возмутилась я.
—
— Приплыли тапочки к дивану, — пробормотала я. Дожила — подруга по доброй воле стала подопытной крысой полоумного старика…
— Владыка Эмма был оповещён о Ваших изысканиях? — вмешался до сих пор молчавший Клод, стоявший у плиты.
— А зачем? — хитро протянул Легендарный. — Я не нарушал законов, да и эксперимент провёл с согласия смертного. Об этом никаких договорённостей у нас не было. Меня лишь просили не убивать тех, кто должен жить, а это условие соблюдено.
— Жесть, как она есть, — проворчала я, а Михаэлис, наливший мне и себе любимому чаю, уселся за стол слева от меня.
— Однако сделанного уже не изменить, — вмешался он и вернул нас к началу беседы: — Что ты хотел предложить для поисков, Гробовщик?
— Просмотреть период раннего детства. А точнее, период первых воспоминаний. Рождение, — ответил Легендарный, а меня мороз почему-то пробрал. Что он имел ввиду? И зачем ему эти воспоминания? Из-за тех моих слов на «Титанике» об утробе? Дурак, что ли?!
— Да я тогда не в этом смысле про удушье говорила! — возмутилась я. — При чём тут моё рождение?!
— Во-первых, тогда аномалия проявилась впервые. Во-вторых, у тебя всё же всплывают воспоминания на уровне ощущений о том времени. В-третьих, рождение определяет то, как человек будет чувствовать окружающий мир — испытав сразу несколько чувств в первые секунды, он всю жизнь будет испытывать смешанные эмоции. Однако, полагаю, доминирующая эмоция при рождении определяет доминанту в последующем. Если человек рад был родится, он будет оптимистом, если преобладали страх, желание вернуться, непонимание, любые другие негативные эмоции, он будет пессимистом. И мне интересно, какая эмоция преобладала у тебя, раз ты так нестандартно мыслишь и поступаешь. Ты определённо человек, но если даже демон говорит, что человеческого в тебе с каждым днём всё меньше, стоит обратиться к истокам.
— Да ну на фиг! — чуть ли не завопила я. — Из-за твоего любопытства мне придётся жизнью рисковать? Да ни за что!
— Боюсь, у тебя нет выбора, — коварно разулыбавшись, ответила эта мерзость. — Я в любом случае проведу операции, но без твоего согласия это будет больнее.
— Мне и так хреново, а ты угрожаешь! — в очередной раз возмутилась я. — Собрался больного человека на куски своей бензопилочкой порезать?
— Если придётся, да, — без тени смущения ответил наглый труп. И что Динка в нём нашла?.. — Вот только бензопила и прочие современные инструменты мне не нравятся — ненадежны, да и шуму много. Я уж лучше по старинке, настоящей Косой…
Почему-то демоны на этих словах переглянулись и нахмурились, а жнец продолжил, не обращая на них никакого внимания:
— Итак, сегодня ты отлёживаешься, а завтра мы проводим эксперимент. Возьмём с собой Дину — она будет мне ассистировать, а точнее, успокаивать тебя, чтобы ты от испуга не навредила самой себе.
— Вот кто зло во плоти-то, — проворчала я, а жнец, хихикнув, ответил:
— Спасибо за комплимент.
Не понять мне такого поведения, ой, не понять! Жнецы ж не демоны, чего он тогда не возмущается? Впрочем, это было не важно. Главным стала надвигающаяся угроза четвертования, но почему-то сейчас меня не это даже беспокоило. Я волновалась о том, что же может выяснить жнец этим экспериментом. Да, я считала бредом копаться в тех воспоминаниях, но интуиция буквально кричала, что нельзя его в них пускать. Почему? Неужели и правда там скрыто что-то важное? Тогда как мне не допустить вторжения в эту часть воспоминаний?
— Госпожа, спешу
напомнить, — прервал мои раздумья Клод, — что за препятствие расследованию мы можем наказать Вас. Точнее, заставить подчиниться.— Это новый метод угроз? — нахмурилась я и подумала, что хоть сопротивляйся, хоть нет, эти воспоминания у меня вырежут. Значит, надо было как-то их стереть, но… это было невозможно, Плёнку человеку не изменить. Оставался лишь один вариант — выкрасть Плёнку после её удаления, но я бы этого сделать не смогла, а вот Дина… Тоже не вариант, потому что она по уши втрескалась в Гробовщика, и если придётся выбирать, кому помочь, она встанет на его сторону.
— Я лишь констатирую факт, — флегматично ответил Фаустус, всё так же неподвижно стоя у плиты.
— А где гарантия, что меня не убьёт этот эксперимент? Точнее, что он не убьёт тело, оставив рядом с ним душу? — попыталась найти лазейку я. — Все люди разные, может, я перенесу эту процедуру не так, как Динка?
— Уверен, что не так, — протянул жнец. — Тебе будет не так больно.
Я опешила, а он полыхнул белой вспышкой и исчез. И что это было? Операция ещё и болезненная? Вот ведь гад! Тоже тот ещё садист, хоть и прикидывается добрячком! Я фыркнула и погрузилась в раздумья. Ничего хорошего мне будущее не предвещало…
На следующий день, с самого утра, Легендарный, как и обещал, забрал меня в какое-то странное подвальное помещение, похожее на склеп, прозекторскую и Кунсткамеру одновременно, причём с нами отправилась и Дина, которая пыталась меня подбодрить тем, что «после операции так хорошо становится — как никогда раньше! Надо просто потерпеть сам процесс». Мне это оптимизма не внушило, и я оказалась права — процедура была довольно болезненной, и когда Коса Смерти рассекла мне кожу в районе сердца, я почувствовала острую боль, словно под кожу загоняли иглы, или, скорее, там начинали прорастать кусты роз.
А потом мир погрузился во тьму, и я почувствовала острое удушье и безумную жажду жизни. Ни с чем несравнимую, такую, какой даже у меня никогда не было. И в голове звенел странный, будто потусторонний голос: «Живи. Обещай, что будешь жить за нас двоих». Но я не ответила — я просто словно послала тому существу всё своё желание жить, и оно ответило: «Тогда я помогу. И мы выживем». Жажда жизни стала вдруг безграничной, но она забирала в себя страхи, радость, все эмоции, наполняя меня чем-то чёрным… осознанием того, что я должна выжить любой ценой. А затем была вспышка, и темнота развеялась; вокруг были белые стены, люди в марлевых повязках и старых врачебных халатах, и всё, что я почувствовала — желание жить, безразличие и пренебрежение к этим существам, а также острое чувство удовлетворения — именно так, не радости, а удовлетворения. Словно знала, что так должно быть. Так и никак иначе.
А потом вдруг всё исчезло, и я почувствовала странный дискомфорт — появились воспоминания о том, как я выныриваю из темноты, ощущая удушье, вижу врачей и радуюсь тому, что жива. Но… это было неправильно. А в голове звучал голос Легендарного, который говорил: «Это фальшь, и ты это знаешь. Скоро твои воспоминания вернутся — во время второй операции».
Когда процедура закончилась, я потеряла сознание, а когда пришла в себя, почувствовала безмерную эйфорию. И она казалась мне знакомой — этот триумф, это ощущение того, что я жива, хотя должна быть мертва, и это чувство полёта… Вот только эти ощущения были чем-то знакомы, а чем-то и совершенно новы, и я окончательно запуталась. Меня отвязали от стола и, пока Гробовщик держал моё обмякшее, обессилившее тело, Динка накрыла металлический стол тёплым покрывалом, положила подушку и, когда меня водрузили обратно на эту конструкцию, накрыла моё царское величество пуховым одеялом. Я заснула и проспала, кажется, целую вечность, а когда проснулась, была полна энергии, бодра и весла, но чувство неправильности чего-то очень важного меня не покидало. Я помнила своё рождение, а это был нонсенс, но понимала, что воспоминания фальшивы, и хоть память говорила: «Это было», — да и чувства это подтверждали, интуиция кричала благим матом, призывая не верить фальшивке.