Пока корабль плывет
Шрифт:
Сильверстайн ответил с видимой неохотой:
– Живут.
– Тогда не вижу причин, почему я не могла бы сойти на берег.
– Причина - я этого не желаю.
– Я не обязана подчиняться вашим желаниям, капитан!
– Обязаны!
– рявкнул он и поднялся.
– Пока мы находимся в этом плавании, я за вас головой отвечаю, а значит, вы будете повиноваться мне! Помнится, в Лондоне вы твердо это обещали!
– Но ведь ничего не случилось, когда мы были в Пуэрто-дель-Кабрас!
– Фуэртевентура - богом забытая глушь. А Кейптаун - это перевалочный пункт для всех, кто путешествует по двум океанам. Послушайте моего совета, мисс, и оставьте эту идею.
– Вы же сами сказали мне про платья… там, на «Бристоле»…
– Я пошутил. У меня было хорошее настроение.
Мэгг
Решив, что шипеть на графа разозленной кошкой абсолютно бесполезно, Мэгг выбрала другую тактику.
– О, но я очень прошу вас, капитан!
– Девушка быстро-быстро заморгала, губы задрожали, так что было похоже, что она сейчас расплачется.
– Мне так нужно в магазин! Мне неловко говорить зачем, но поверьте, женщинам необходимо иногда покупать такие вещи!
– Нижнее белье?
– в лоб спросил Рэнсом. Мэгг не ожидала от него подобной прямоты. Впрочем, что с него взять.
– Да, нижнее белье. И если вы сейчас предложите послать за ним матроса, я залеплю вам пощечину.
– Я предложил бы послать матроса вместе с вашей Хатти.
– То есть мне на землю сходить нельзя, а Хатти вам совершенно не жаль?
– возмутилась Мэгг, позабыв о только что сыгранной роли маленькой расстроенной девочки.
– Хатти - девушка простая и привыкла к подобной жизни, - не сдавался Рэнсом.
– А вам трущобы Кейптауна ни к чему.
– А если я попрошу вас сопровождать меня?
– Вы меня попросите?
– Да!
– Мэгг умоляюще сложила ладони.
– Я вас очень прошу!
– Гм.
– Подобного Сильверстайн, похоже, не ждал и отчего-то растерялся. Мэгг удивилась: что она сказала такое особенное?
– Это «да» или «нет»?
– Скорее «нет», чем «да».
– Но почему? Вы ведь самый храбрый и самый сильный на этом судне. Вы сможете меня защитить. И вы дворянин, значит, моя честь не пострадает.
– Гм, - снова сказал Рэнсом.
– Дело не в вашей чести, Мэган, хотя и она важна. Дело в том, что я желаю избежать любых неприятностей, которых можно избежать.
– Ненадолго, всего на пару часов! Вас просит дама, милорд. Не отказывайте в просьбе!
Она снова сделала вид, что собирается заплакать, - с отцом это всегда срабатывало: лорд Ливермор не переносил женских слез. Бывают черствые люди, которым все равно, пусть даже девушка рыдает в три ручья, но граф Сильверстайн, на счастье Мэгг, к таковым не относился. Для достоверности мисс Ливермор шмыгнула носом.
– Ну хорошо, хорошо, - проворчал капитан.
– Я выйду с вами в город на два часа. Но потом, мисс Ливермор, вы будете паинькой.
До Кейптауна дошли за четыре дня. Все это время Мэгг старалась быть с капитаном очень любезной, чтобы он не передумал по поводу ее визита в город. Сильверстайн, кажется, раскусил ее уловки, но никак не прокомментировал. Он вообще был задумчив в последние дни и редко встречался с Мэгг взглядом. Даже когда трапезничали вместе, смотрел в свою тарелку или в бокал с вином.
Мэгг же наблюдала за ним украдкой, стараясь, чтобы ее косые взгляды никто из матросов не заметил, хотя и сомневалась, что эти люди способны понять такие тонкости, как поединок взглядов. Мэгг нравилось думать, что они с графом играют в это. Девушка устраивалась на палубе с книжкой, но садилась так, чтобы видеть мостик, где чаще всего находился капитан, который знал здешние воды лучше, чем кто-либо другой.
Рэнсом носил свою треуголку в любое время дня и ночи, но из-за жары отказался от кителя и щеголял в полотняном жилете с костяными пуговицами и белой рубашке, у которой подворачивал рукава. Вид его сильных обнаженных рук почему-то успокаивал Мэгг. Она окончательно уверилась: когда рядом такой человек, не может случиться ничего плохого.
Да и откуда взяться этому плохому на корабле, где вся команда - словно одна семья? Проводя на палубе немало времени, Мэгг привыкла к присутствию матросов, выучила их имена, узнала их незамысловатые истории. Кое-кто из моряков полжизни провел в нищете,
кого-то не раз ранили в портовых драках, а кто-то раньше имел проблемы с законом. Теперь они были людьми капитана Сильверстайна - и обожали его до потери сознания. За полтора месяца плавания Мэгг поняла почему.Сильверстайн держал людей в строгости и справедливости. За провинность полагалось наказание, но не чрезмерное; капитан не делал вид, будто он выше их всех, он просто являлся лидером, командиром, и это чувствовалось в каждом его движении, в каждом властном жесте. Ему подчинялись, потому что подчиниться ему было приятно. Исполняя его приказы, матросы пели. Он всегда думал о людях, а не о том, что в трюмах у него товар.
Смешливый худощавый матрос по прозвищу Везунчик рассказал Мэгг, как однажды, во время страшного шторма в Индийском океане, капитан самолично вытащил упавшего за борт боцмана. Как не скупился на награду, если команда хорошо работала. Как разрешал и небольшие вольности, о которых, впрочем, Везунчик умолчал, а Мэгг не стала домысливать - воспитание не позволяло. И постепенно, из обрывков разговоров, из наблюдений, из разных мелочей складывался для Мэгг образ капитана Сильверстайна, не имевший ничего общего с тем, что она увидела изначально.
Тогда, на единственном приеме у Норманов, он казался чужим (Господи, какими далекими стали теперь и Норманы, и Англия, и весь уклад светской жизни!). Там граф был не на своем месте, и это чувствовалось так хорошо, как запах мокрой травы после дождя. Когда Мэгг с матерью и мистером Джойсом приходила уговаривать Сильверстайна взять ее с собой в Китай, граф тоже выглядел как задержавшийся на берегу странник. Мэгг так и поняла тогда, что он странник. Она просто не подозревала насколько.
Не было места, подходящего ему больше, чем мостик его собственной шхуны. Нигде Рэнсом не будет смотреться так, как здесь, и нигде он не станет счастливее. Он принадлежал этому океану и кораблям, словно был слеплен из всего, что Мэгг сейчас видела и узнавала: из высоких волн, белой пены, синего неба, дальних берегов… Он был свежим бризом, прилетавшим с суши, и веселой портовой суетой, и чайкой, парящей высоко в небе. Прибрежные скалы, свист ветра в снастях, смех матросов и грота-топсель - все это был Сильверстайн. В его имени искристо сияло серебро, как в лунной дорожке на спокойной глади океана; и Мэгг с каждой минутой, с каждым днем, все больше узнавая этого человека, понимала, что он был прав, когда говорил с нею о любви тогда, в маленьком португальском порту.
Он прав - его не сорвать с этого мостика, не приковать к суше. Словно пойманный зверь, он все время станет смотреть сквозь прутья клетки, бесконечно тоскуя и пытаясь процарапать путь на свободу. Сильверстайн не из тех, кто живет в неволе. Ему нужен весь мир.
Его, наверное, можно полюбить, но его нужно уметь отпускать. Мэгг полагала, что она сама не смогла бы так.
Кейптаун стал большим портом совсем недавно, уже после того, как Британия отобрала его у голландцев и полностью завладела Капской колонией, однако теперь он поражал - в основном той пестротой, что характерна для подобных уголков, но которую Мэгг еще никогда не видела. Приоткрыв рот, она смотрела на яркое столпотворение в порту. Места тут явно не хватало: стремясь встать поближе, «Счастливица» прошла борт в борт с другим парусником, на котором матросы поправляли такелаж; Мэгг мельком увидела название судна - «Жаннетта». Полоскались на ветру разноцветные флаги, палило солнце, на причале толпился народ в яркой одежде, и все было пронизано незнакомыми Мэгг запахами. Ей казалось, что весь город обсыпан пряностями.
Она поднялась на мостик, чтобы быть рядом с Сильверстайном; тот кинул на нее быстрый взгляд и отвернулся, продолжая негромко отдавать команды. «Счастливица» бросила якорь, чтобы не входить глубже в порт. Тут же начали готовить к спуску шлюпку.
– Вы не передумали?
– Капитан повернулся к Мэгг.
– Я готова.
– Хорошо.
– Он вздохнул.
– Я надеялся, что благоразумие возьмет верх.
– Сейчас день, и вряд ли с нами что-то случится. К тому же вы со мной.
Сильверстайн скривился, от дальнейших дискуссий воздержался и жестом предложил пройти к шлюпке.