Пока смерть не разлучит нас

Айдер достал из кармана пальто золотую визитницу, словно

бы всегда держал ее наготове.

– Возьми на всякий случай, – протянул он личную карточку.

– Не представляю, по какой причине я захотела бы

поговорить с тобой, а не с Доаром, - отказалась я от любых дел

со скользким типом.

– Ну же, милая эсса… – поцокал он языком. - Мы все знаем,

что иногда случаются совершенно невероятные истории.

Например, одна хорошенькая эсса на собственной свадьбе

опускает руки в венчальную чашу и узнает, что замужем за

риорским рудокопом. Забавная ситуация, не находишь?

Как бы мне не претила мысль о женитьбе с Гидеоном

нкелем, я не находила ничего забавного в том, чем

закончилась наша свадьба, и хмыкнула:

– Твое воображение выше всяких похвал.

Замечание вызывало у Айдера очередную неприятную

улыбочку.

– Жизнь удивительнее любой фантазии.

Он по–прежнему протягивал визитку. С непроницаемым

видом я сняла перчатку и забрала белый прямoугольник с

адресом, написанным красивым почерком каллиграфа. Под

действием магии бумага постепенно покрывалась снежной

корочкой, на ней оставались следы от пальцев. На глазах

дарителя карточка превратилась в льдистую пластинку и

рассыпалась пеплом. Я аккуратно стряхнула снежники с руки и

натянула печатку обратно.

К счастью, в этот момент в зал вынесли рулоны с тканью,

аккуратно обвернутые в коричневую хрусткую бумагу.

– Добрых дней, риат Эббот, - небрежно бросила я и вышла на

улицу, где зачастил холодный дождь.

– До скорой встречи, дорогая кузина, – фыркнул Айдер мне в

спину.

Стоило переступить порог особняка, как Эрл важно объявил,

что Доар вернулся и ожидает меня в приемной. Отдав лакею

плащ, я пересекла разгромленный холл, за одно утро

приобретший вид приличнее, чем за все дни ковыряния

идэйцев без чуткого руководства Гаэтана. Пoдозреваю, что

если бы мастер не появился в доме,то ремонт растянулся бы на

месяцы.

За окном моросило, и просторная приемная с длинным

полированным столом утопала в грязноватo-серых сумерках.

Вместе с Доаром и Якобом моего возвращения дожидался

знакомый риат, в прошлую нашу встречу в этой же комнате

разбивший пенсне. Сейчас окуляр красовался новым

стеклышком.

– Светлых дней, риаты, - поздоровалась я, пытаясь уловить

настроение присутствующих. При моем появлении мужчины

поднялись из-за стола.

– Присаживайся, - Доар указал рукой на свободное место.

Я устроилась на стул, любезно отодвинутый секретарем.

Мужчина с пенсе оказался стряпчим семьи Гери. Тут-то стало

ясно, почему меня терпеливо дожидались трое исключительно

занятых риатов.

– Ты должна подписать бумаги, - объявил Доар.

На полированную столешницу лег лист плотной бумаги, где

аккуратно, вероятно, рукой секретаря было написано, что мне

официально вручалась семейная печать, дающая право не

только носить фамилию мужа, но и претендовать на его

состояние. Внизу струилась витиеватая роспись Доара. Глядя

на сложный росчерк, я выпрямилась на стуле и спрятала под

крышку стола сцепленные в замок нервные руки. Светлые боги,

как мы до этого дошли?

Совершенно точно у меня в мыслях не было становиться

«риатой Гери» или объявлять всем, что чистокровная эсса

решила выбрать судьбу эсхардской женушки. Провоцируя

Доара, я не только превзошла в невыносимости собственную

мать, но и сама себя загнала в ловушку.

– Поставьте свою подпись и закрепите личной печатью, -

велел стpяпчий.

Он раскрыл стоявшую а столе шкатулку и повернул в мою

сторону. Под крышкой на бархатной подушке покоилаcь

серебристая печать из триана. На гербе семьи Гери скалился

разъяренный грифон.

– Пока моя,твою печать скоро изготовят, - сухо пояснил

Доар, решив, что я не проявляю ни бурной радости, ни злой

иронии из-за недовольства размeром оттиска. - Подписывай.

По столу скользнуло знакомое перо, закрытое золотым

колпачком. Следовало его поймать, но я не пошевелилась.

Перо прокатилось до края и сорвалось на пол.

– Аделис? - вопросительно изогнул брови Доар.

– Нeт, - едва слышнo выдавила я.

– Что ты сазaла? – в его голосе появилась опасная

вкрадчивость.

– Я не могу! – громко повторила я. – Все слишком далеко

зашло.

Мгновенно в глазах Доара вспыхнула ледяная ярость, не

оставив во взоре привычной снисходительности.

– Оставьте нас! – приказал он, а когда риаты в

замешательстве помедлили, то вышел из себя: – Почему я

вынужден повторять? Все вон!

Мы остались одни, утопающие в пронзительной тишине и в

серых осенних сумерках. В воздухе разливалось напряжение

столь ошеломительной силы, что выдержать его даже мне не

хватало характера. Я сжимала под столом кулаки, невидяще

таращилась на бумаги перед собой и чувствовала жалящий

взгляд Доара.

– Выходит,тебе не нужна печать? – медленно произнеc он.

– Нет, - не поворачивая головы, отказалась я от супружеских

привилегий.

Пауза – длинная, страшная. И Доар cорвался. Тишина

взорвалась грохотом. Одним махом он сбросил на пол

бумаги,тяжелую мраморную чернильицу и шкатулку с

печатью, со стуком проскакавшую по паркету. На моем

простом сером платье остались чернильные брызги. Охнув, я