Поле Куликово

Наперед выступил один из этих людей и сказал:

– Люди добрые. То наговорил на нас все князь. Не хочет братьев вину признавать. Хочет княжескую честь-почесть, за отцом следующу, уберечь всяко. Не хочет позора того, а потому велит казнить нас, а не миловать, как то подобает великому князю русскому.

На том тот речь завершил и ступил назад ко своим.

Ярослав сказал тогда:

– Верите ли вы им, люди, али нет? Коль есть такие - то выходите. Будем допрос чинить и по боли спрашивать, раз так дело то достойно не завершается.

Никто тогда из людей киевских не вышел, а, наоборот, все отодвинулись еще дальше.

Ярослав то заметил и добавил:

– Не бойтесь. Вреда люду простому чинить не буду. Для меня правда важнее, нежели что другое. А коль не хотят ее сказать так, то добьюсь того же через боль какую.

И тут же допрос тот привселюдно был учинен. Заголили спины кое-кому из обозначенных и принялись ратники их ремнями потчевать, на которых мечи содержались.

Кое-кто не выдержал того и опосля минут нескольких просить прощения начал и рассказал то все, как оно было. Тут же бить перестали и к месту казни всех потянули.

Спустя время казнили, и тела с отрубленными головами в дно реки опустили, ископав яму там подводную заранее.

Место то сам Ярослав указал, пояснив то все так людям копающим:

– Всяк вражда, зло, умысль какая на дне реки пусть почивает. Коль и выйдет что, так теченьем его и унесет прочь в море большое. А там вода соленая свое дело сотворит. Иссякнут силы те злые и растворятся в соли большой. А в земле грех их содержать. Будет она выталкивать из себя зло то наружу и любой подхватить его сможет.

Так вот произнес Ярослав и в словах его смысл оный имеется. Но люди поняли то по-своему и опосля уже сами кого хоронить так начали, говоря примерно так же, как тогда Ярослав.

Но недолго то продлилось, так как вскоре власть иная стала, и на Руси духовенство править начало в угоду самим себе, а также расползающейся черни из других государств, то есть монахам переходным или таким же святым отцам.

Они свое учинили и по-другому все то совершать заставили. С одной стороны - хорошо, ибо сам князь всего богом сказанного недопонял тогда и учинил именно так.

С другой - плохо, потому как, что не делается, то без всякого обоснования и смысла далекого.

Так вот.

После разбору того всеобщего или привселюдного, Ярослав по-настоящему править начал.

Издал он сразу закон, по которому каждый жить должен. То был самый первый закон на Руси, который на "бумаге" времени того был составлен.

Сам по себе закон был жесток. Но во всяком плохом и доброе имеется. Или во всякой жестокости доброхоть также всходит. Боялись люди зло кому учинить любое, ибо сразу же казнили за это. Даже по самому малому могли казнить.

Справедливость тогда пошла на Руси. Люди друг к другу относились доброжелательнее и всякий раз руку пожимали, чтоб другой не подумал о враждебности какой. Не было ни воровства, ни поджога, ни словесного обзывательства.

Конечно, в горе людском по чьей-то стороне то добывалось, но во многом люди тогда преуспели за счет закона того сурового. Мзде какой не было места и боль какую сердечную всегда ведали друг другу.

Боль воспринимали, виновных или греховных - казнили. Оттого и вера в справедливость зачалась на Руси, ибо видели люди, что правда торжествует при законе том.

Но, к сожалению, не долго то все было. Рано погиб Ярослав. В реке той большой он утонул по весне длинной, из-под леду дитя спасая. Был он тогда со своим конем и тот погиб, в воду за хозяином бросившись.

Дитя то уцелело, на льдину князь успел его вытолкнуть. Самого же другая в голову ударила, и высь пробила /висок, значит/.

От того и погиб он на плову том.

Хоронили его всем Киевом. Хотели вначале с князем Владимиром поставить, но затем передумали, вспомнив о его словах, предыдуще сказанных.

– Захороним его вглубь земли нашей. Пусть, добро, честность от него в люд исходит. И мы такими станем от того.

Так и поступили. Могила князя Ярослава опосля разрушена была. Кое-кто, чернью обзначающийся, поковырялся в ней, думая, что там драгоценность какая имеется. Но не сниискав ничего, в злобе порушил все то, да так она неприкрытой и оставалась до времени другого.

На круче могила та была и добраться туда мог не каждый. Ветром сильным могло вниз сбросить и много люду от того пострадало. Потому, мало кто навещал ее, а спустя время и вовсе забыли.

Но все ж вернемся к делам князя сего и обозначим, почему Мудрым его в свое время прозвали.

А дело было во многом, действительно, мудром.

Заставил князь дороги киевские обустраивать, чтоб лошадь, по ней идучи, не спотыкалась. Опосля того заставил везде по земле русской деревья вдоль дороги какой насаждать, чтоб кручина зимняя дорогу ту не забросала и всяк везде след ее виден был.

Тоесть, по деревьям, где их мало было, дорогу и определяли.

Чуть позже повелел князь в Киев-граде деревьев побольше насадить, чтоб горы те скрепляли корнями и части земли в реку не валились. Разные деревья были и аж из Тмутаракани доставляли какие.

Приживались они и цвет свой давали, аромат везде рассылая по округе. Благовониями люди его обозначили и всяк вдыхали аромат тот в себя. Многие исцелились от недугов каких благодаря тому. Из-за этого и другого князя того великорусского так и прозвали.

Также мудрость свою в деле другом проявил.

Создал он книгоопахальню - так тогда первая библиотека звалась. Мух и прочее заводящееся там гоняли и опахалами большими дело то обозначали.

Так что по складу ума русичи и турки рядом состояли, как оно и положено быть одним из роду одного, двойственно разросшегося в ранние года становления людского.

По большей части писал те книги сам Ярослав, историю русичей рассказывая, а иногда, просто сочиняя что-то свое.

Были там и книги святые. Те, что Григорий еще создавал с Владимиром и те, что с Константинополя привезли.

Заставил люд Ярослав в школы ходить и особо детей малых.

– Пусть, говорит, - обучаются всему. Мало людей, умеющих что-либо после себя оставить. Ум свой скреплять надобно пером каким и развивать его надальше, чтоб и другим передалось то же.