Поле Куликово

Младенец заплакал, парнишка вынул из сумы головку мака и яблоко, стал жевать. Касьян достал сухари.

– Пожуй-ка хлебца, Васюха, сытнее будет, да и сам поешь.

Нажевав еды, мальчишка завернул её в клочок рединки, сунул соску братишке в рот, и тот зачмокал.

Найдёнышей оставлять было нельзя. Копыто решил изменить свой путь и до выхода на серпуховской тракт побывать у пастухов, чтобы оставить им ребятишек.

Удача полюбила сотника Куремсу с тех пор, как могущественный эмир Крыма и всей Таврии темник Кутлабуга приметил его. Не щадя себя и своих воинов, бросался Куремса исполнять приказы Кутлабуги ещё в те годы, когда темник был тысячником, а Куремса только начал командовать десятком. Во всех походах под знамёнами Мамая Куремса приказывал своим воинам выкладывать на смотрах военную добычу вплоть до медного пула и железной пуговицы, чтобы начальник мог отобрать нужную долю для себя и повелителя, дарил начальнику полонённых девственниц и здоровых мальчиков, за которых в крымских городах платят звонким металлом, дорогим оружием, роскошной утварью и одеждой. Заметил Кутлабуга преданность и бескорыстие Куремсы, приблизил к себе и оставил в Крыму, когда оберегал родовой улус Мамая во время его похода на Москву. Степные звери и птицы давно уже растащили кости многих славнейших воинов, с которыми Куремса ещё три года назад не мечтал и поравняться, а он, тридцатилетний сотник, теперь - в такой чести, что и сорокалетние десятники готовы чистить его лошадей. Вчера поздно вечером Кутлабуга послал Куремсу разграбить большое село недалеко от московской дороги.

Участвовать в нынешнем походе - великая удача. Правда, идти скрытно, почти не отдыхая неделями, теснясь у редких огней в часы привалов, было тяжело. Зато теперь нигде и намёка нет на сильное вражеское войско - крымчаки видели только сигнальные дымы русских дозоров, - а обозы тумена уже полнятся рабами и хлебом, мехами и тканями, воском и мёдом, в сумах воинов позванивают серебряные мониста, браслеты, перстни и серьги, сорванные с русских красавиц, драгоценные оклады с икон и церковных книг, чеканенные московские рубли и денги, украшения и утварь из разграбленных теремов бояр.

Велик - хан Тохтамыш. Не то, что враг - свои-то не знали до последнего часа, куда направляет он коней. Слышно, великий князь Дмитрий бежал в северные непроходимые леса, его столица со всеми сокровищами осталась без защиты, а крымский тумен идёт впереди войска - то-то будет пожива! Значит, и Кутлабуга выкладывает перед ханом добычу до последней денги, иначе разве хан пустил бы его первым? Надо уметь угождать владыкам. Куремса всегда потешался над теми, кто, добыв первую беличью шкурку в походе, норовил запрятать её в штаны. Своих он порол за такую глупость.

Полусотня ворвалась в село на заре, когда люди ещё не разбрелись по работам. С визгом и завыванием лохматые всадники промчались по улице и в удивлении смолкли, удерживая лошадей: село стояло пустое. Распахнуты ворота подворий, зияет растворённой дверью церковь, посреди улицы задрал оглоблю опрокинутый рыдван, но нигде - ни звука, даже собаки не брешут, и ни один дымок не курится над избой.

– Бежали, шайтаны!
– выругался сотник. Он спрыгнул с седла, покачиваясь на кривых ногах, вошёл на подворье большого дома, потянул носом запах остывшей крови - недавно здесь резали скотину, - отбросил ногой с пути старый хомут, рванул незапертую дверь. В сумрачной пустоте избы всплакнула половица, кто-то метнулся от печки, заставив сотника схватиться за оружие. Он выругался, услышав шорох кошки, нырнувшей в подполье. Голые стены, голые столы и лавки, раскрытые пустые сундуки. Сотник выбежал на двор, охваченный яростью. Воины шныряли в клетях и пустом хлеву, протыкали соломенные кучи заершёнными щупами, искали в огороде свежие покопы. Из погребов выволакивали кадки с соленьями, лагунки и кувшины с деревенским питьём. Село и вправду было большое, застроенное добрыми избами. В таких бывает много ценного имущества, здоровых детей, крепких юношей, мастеровитых мужиков, молодых женщин и девок. Куремса чувствовал себя обворованным.

– Искать следы!
– рявкнул он в лицо оказавшемуся перед ним десятнику.
– Надо переловить избяных тарбаганов, они - близко.

Десятник сказал:

– Старый харабарчи говорит: уже день и ночь, как люди ушли отсюда. Они, наверное, - теперь в Москве.

Куремса видел, что село оставлено не два часа назад - собаки разбрелись и не охраняли свои дворы, - но поблизости не было другого большого селения, а подальше рыщут такие же добытчики. Как явиться на глаза эмиру без подношений?

– Ищите следы!
– Сотник затопал ногами.
– Землю носами изройте, а следы найдите!

Куремса бросился на травку подворья и закрыл усталые после бессонной ночи глаза. Одни воины продолжали обшаривать постройки, другие, повалив плетень, загоняли коней в огород, третьи опорожняли турсуки с водой и наливали в них русское хмельное питьё. Куремса предупредил, не открывая глаз:

– Кто хлебнёт вина или мёда, утоплю в первом болоте.

Прошёл час. Металлический звон спугнул дрёму Куремсы и он вскочил. Молодой воин выкладывал из мешка кузнечную снасть. Сотник стал перебирать молотки, клещи и обжимы, тиски, напильники, бородки, зубила и подбойники, щёлкал языком. Русы - великие мастера в железном деле, равных им нет в окрестных землях. Родич в далёком степном улусе просил Куремсу добыть при случае русскую кузнечную снасть, и вот она - в руках. Возить её тяжело, но как не уважить богатого родича, который ведёт дела с купцами из Сурожа и Кафы, а в обмен за кузнечный инструмент сулил отару рунных овец и двух верблюжат?

– Сложи обратно в мешок и навьючь на свою лошадь!

В дальнем углу подворья шла запрещённая игра в кости, но Куремса делал вид, что не замечает.

– Наян, - окликнул один из десятников, - не пора ли нам погреться от урусутских изб?

– Подожди холодов, Сондуг.
– Куремса ухмыльнулся.
– Не забывай: нам ещё возвращаться.

Куремсу не зря учили в Орде грабёжным хитростям. Если войско пойдёт обратно тем же путём, можно добрать то, что ускользнёт из рук теперь. Надо выжигать мелкие деревни, оставляя кое-где большие сёла. В холодное время эти опустевшие сёла станут приманкой для попрятавшихся урусов, особенно для женщин с детьми. Набьются в избы и уж тогда-то Куремса постарается ворваться сюда первым.

Десятник прискакал часа через два.

– Наян! Мы нашли след стада - это большое стадо коров, овец и коз, которых урусы угнали в лес.

– Я велел тебе искать урусов, а не их коров и коз!

– Но следы телег разбегаются по всем тропам. Скотом урусы дорожат, со стадом ушло много людей, есть большие следы и маленькие. Мужики - там, где - их коровы.

– Ты - не так глуп, Орка, как я думал. Возьмём десяток воинов и посмотрим, куда приведут твои коровы.

Куремса приказал старшему десятнику оставить в селе пяток всадников, остальных разослать по дорогам и тропам, чтобы разграбить и выжечь деревни, какие остались.

Хитрость пастухов, прогнавших стадо через пастбище, не обманула старого ордынского волка. Встретив сотника у начала коровьей тропы, уводящей в дубраву по берегу большого озера, он протянул ему свежесломленную хворостину. Сморщенное лицо разведчика не выражало ни удовольствия, ни сомнения, в узких щелочках глаз отражались деревья. В кожаной безрукавке шерстью наружу и лохматой островерхой шапке, в крепких дерюжных шароварах и сыромятных сапогах без шпор, вооружённый лишь луком, ножом и топором, сунутым за пояс, он был неприметен и в лесу, и в поле, мог по виду сойти и за степняка, и за жителя лесной стороны.

– Ступай вперёд!

Разведчик повёл лошадь в поводу, и скоро Куремса, проклиная дубовые сучья, так и норовившие ткнуть в глаз, сошёл с седла, начал стегать деревья плетью. Лесные демоны, наверное, не хотят пускать его в свои владения, но Куремса не боится их козней. Пусть выглянут - он с помощью Великого Аллаха изрубит их в щепки. Услышав щелчки плети, разведчик оборотился и покачал головой. Куремсу взбесил этот укор, однако он промолчал: харабарчи прислан в тумен от хана, с ним опасно ссориться. Непривычно и тяжело кривым ногам наездника ступать по корням и кочкам, перешагивать пни и валежины - хорошо ещё, что коровы набили тропу, - но если ты хочешь на войне чего-нибудь достигнуть, терпи. Тропа то взбегала на угоры, то ныряла в низины, вилась в кустарниках, растекалась ручейками следов в редколесьях, выводила на травянистые поляны и снова ныряла в сумрак зарослей. Через час пути Куремса устал и начал тревожиться: тропа казалась бесконечной, к тому же её не раз пересекали другие, ничем не отличающиеся. Куда ведёт их проклятый табунщик, чего ищут они в царстве зелёных демонов? Разве способен человек прожить здесь больше двух дней? Может, эти тропы набили звери? Сотнику начало казаться, что солнце переместилось в небе и светит теперь с другой стороны. Он со злобой посматривал в лохматую спину разведчика, шипел и плевался, больно ударяясь ногами о корни. Да уж не подменил ли шайтан их человека лесным дивом, чтобы увести отряд в свои болота? Вдруг подменённый проводник сейчас обернётся, и вместо его лица увидит Куремса оскаленную рогатую морду! Пот заливал спину, и сотник шёл вперёд из боязни обнаружить перед воинами своё малодушие. Разведчик остановился и поднял руку. Лес впереди посветлел и Куремса почуял горечь дыма костра. Разведчик набросил на морду лошади тряпку и завязал, знаком велел сделать то же и остальным. Скоро увидели за деревьями озерцо со следами водопоев на камышовых берегах, за озерцом лежала старая вырубка. Среди березнячка и осинничка паслось стадо, вместе с коровами и козами бродили овцы. Людей не виделось. Разведчик приложил палец к губам и, держась в глубине леса, повёл отряд в обход озерца. Где-то взлаяла собака и смолкла - ветер тянул на ордынцев, запах дыма становился сильнее. На опушке поляны за кустами появился жердяной загон, рядом стояли шалаши из хвойных веток. Перед шалашами чадил костёр, возле него сидели двое мужиков в серых зипунах. Из балагана вышла девка с деревянным ведром, направилась к озерцу, коса колыхалась на её спине, доставая почти до колен. В стороне стада взлаяла собака, щёлкнул кнут и долетел крик мальчишки или подростка, ему отозвался другой юный голос. Мужики у костра подняли головы, прислушались и продолжали что-то плести - не то корзины, не то верши. Куремса сорвал тряпку с морды лошади и вскочил в седло, воины последовали его примеру, лишь старый харабарчи остался на месте, следя за приготовлением к нападению.

– Хур-р-рагх!
– Рык раскатился над вырубкой, сменившись воем, всадники выметнулись на открытое пространство. Из шалашей выскочили три девки и подросток, они сразу попали в петли арканов. Ошарашенные мужики, едва вскочив, тоже свалились, схваченные волосяными петлями. Лишь от озерца донёсся истошный женский крик, остальные полонянки, не успев и рта раскрыть, поняли, что звать на помощь бесполезно. Пронзённые стрелами собаки издыхали на поляне.

Куремса ожидал найти на пастбище больше людей. Имущества при захваченных тоже, почитай, никакого, и еда - мешок толокна да полмешка сухарей. От озерца приволокли четвёртую девку, от стада - второго отрока. Четыре девки, молодой мужик и два подростка - это уже кое-что. Девок сотник велел связать и посадить в шалаш. Мужики лежали, уткнувшись лицами в траву, связанные по рукам и ногам, рядом посадили подростков.