Политическая история Римской империи

На о. Самос Октавиан принял свое пятое консульство. Там же он получил известие о почестях, которые на первом заседании этого года даровал ему сенат. В частности, ему было дано право использовать слово «император» в качестве постоянного преномена. Фактически и раньше на его монетах появлялась легенда IMPERATOR CAESAR, но теперь такое использование почетного титула в качестве личного имени было полностью легализовано. И только в августе 29 г. до н. э. он прибыл в Италию. На пути в Рим он некоторое время провел в обществе Вергилия, читавшего ему только что законченные свои «Георгики». Затем он все же появился в столице. Подражая тройному триумфу Цезаря 17 лет назад, 13, 14 и 15 августа Октавиан отпраздновал три триумфа подряд: за победы в Иллирии в 35–34 гг., при Акции и над Египтом. В триумфальной колеснице рядом с ним ехали его племянник ?. Клавдий Марцелл и пасынок Тиб. Клавдий Нерон. Октавиан явно подчеркивал значимость своей семьи для государства. По случаю триумфа были устроены грандиозные гладиаторские игры и травля зверей, а каждый гражданин получил по 400 сестерциев из добычи Октавиана. Затем он освятил построенный храм божественного Юлия на форуме, а на другом конце того же форума — Юлиеву курию для заседания сената. В обоих случаях речь шла о прославлении приемного отца римского правителя, а также напоминании о божественном происхождении всего рода Юлиев. Еще раньше в знак наступления эры мира был закрыт храм Януса, который открывался только тогда, когда хоть в одном уголке мира римляне вели войну. И хотя фактически римские войска в Испании и на Балканах продолжали вести военные действия, этому не стали придавать знначения, всячески подчеркивая наступление вместе с победами Октавиана эры мира.

В том же 29 г. Октавиан получил цензорские полномочия (potestas censoria) и, став вновь консулом в 28 г. вместе с Агриппой, провел с ним ценз, не проводившийся уже давно. Сама церемония символизировала возвращение к нормальному образу жизни и обычному порядку после хаоса недавних лет. С другой стороны, Октавиан использовал проведение этого ценза также для чистки сената, изгнав оттуда многих бывших сторонников Антония и введя своих приверженцев. Одновременно он решал армейскую проблему, произвев грандиозную демобилизацию армии, численность которой в условиях наступившего мирного времени была чрезмерна. Богатейшая египетская добыча позволила ему сделать это безболезненно и наделить ветеранов не только деньгами, но и землей. Позиционируя себя не как вождя победившей партии, а как главу всего римского народа, он приравнял бывших солдат Лепида и Антония к своим собственным. 1 января 27 г. Октавиан вместе с Агриппой в седьмой раз стал консулом (для Агриппы это было третье консульство).

Все это время, по-видимому, было заполнено размышлениями Октавиана и его ближайших друзей и сторонников об очень важной проблеме — проблеме юридического оформления власти Октавиана. Положение было, действительно, довольно затруднительным. Конечно, вся власть находилась в руках Октавиана, и никто в этом не сомневался. Он уже имел ряд полномочий, в том числе часть трибунских (право помощи), и связанную с ними неприкосновенность. Особое положение Октавиана в данном плане было подчеркнуто и тем, что она распространялась не только на него, но и на его жену Ливию и сестру Октавию. Высшую гражданскую власть он осуществлял в качестве консула, однако сколько можно было удерживать фактическую власть, оставаясь лишь в должности ежегодно переизбираемого консула, было неясно. К тому же такое положение грозило в будущем различными осложнениями: никто не мог гарантировать, что не появится какой-либо деятель, кто при возникновении подходящих возможностей решится бросить вызов кандидатуре Октавиана. Кроме того, консульство было коллегиальной магистратурой, и формально Октавиану приходилось делить власть со своим коллегой. Став консулом в 28 г. до н. э., он всячески подчеркивал, что полномочия его и Агриппы равны. И для того, чтобы фактически властвовать, было необходимо избирать коллегой абсолютно верного человека, что не всегда было возможно.

Восстанавливать старый республиканский строй в его полном объеме и, следовательно, уйти в частную жизнь Октавиан, разумеется, не желал: не для этого он столько лет боролся за единоличную власть в государстве. Да и большинство граждан этого явно не хотело, ибо не без основания боялось возобновления бесконечных политических раздоров и интриг и, что еще хуже, кровавых гражданских войн. Объявить себя диктатором Октавиан не мог, ибо диктатура была ликвидирована законом Антония в 44 г. до н. э., и отменять его он не хотел, ибо позиционировал себя как законопослушного гражданина. Не менее важным было то, что в общественном сознании диктатура прочно приобрела отрицательную коннотацию. Римское общество устало от диктатур и непризнания законов. Диктатура Суллы ассоциировалась с террором, Цезаря — с разрывом с республиканскими традициями. Ни той ни другой ассоциации Октавиан в применении к своей власти иметь не хотел. Даже много позже, когда его настойчиво призывали стать диктатором, он решительно отказывался от этого.

Стать царем Октавиан тоже не мог, потому что это противоречило основам римской ментальности. К тому же он прекрасно помнил, чем закончилось для Цезаря кокетничанье с царской диадемой. Может быть, Октавиан до сих пор все еще считался триумвиром? Хотя ни одного из его коллег по триумвирату уже не было на политической сцене, должность вполне могла сохраниться. Правда, он утверждал, что триумвиром был 10 лет, а это означает, что этот пост он оставил еще в 33 г. до н. э., а также, что до 27 г. до н. э. власть в республике находилась в его руках, а юридической формой такой власти, пожалуй, могла быть только власть триумвира^[19]. Но в любом случае эта должность, как и диктатура, считалась чрезвычайной и вызывала неприятные ассоциации с террором и насилиями конца 40-х — первой половины 30-х гг. Недаром, вернувшись в Рим, Октавиан официально отменил незаконные акты, принятые в свое время триумвирами. Другой легальной формой власти было «всеобщее согласие» (consensus universorum), под которым, видимо, подразумевалась данная ему недавно присяга, и действие ее никто не отменял. В 28 г. Октавиан ввел должность префекта эрария, отдав государственную казну под его прямой контроль.

Все это время в римском и провинциальном обществе велась активная пропаганда с целью показать, что Октавиан спас государство от хаоса и насилий и дальнейшая судьба республики зависит исключительно от сохранения им высшего положения в государстве. Монеты этого времени подчеркивали две темы, тесно связанные друг с другом, — победы Октавиана и принесенный ими мир. Фигуры Виктории, иногда с шаром, символизирующим власть над всем миром, Рах — Мира, Salus — Спасения часто украшают монеты Октавиана. Еще одна важная тема октавиановской чеканки — восстановление свободы. Октавиан предстает как vindex libertatis populi Romani (vindex — это заступник, поручитель, а иногда и мститель). Теперь таковым предстает Октавиан. Он отомстил за поруганную свободу римского народа и стал не только ее защитником, но и поручителем, что она никогда больше у народа отнята не будет. В честь побед Октавиана была воздвигнута арка с надписью «Сохраненная республика».

Свою долю в эту пропаганду вносили поэты. Недаром Октавиан встретился с Вергилием даже раньше, чем прибыл в Рим. Вергилий, Гораций и другие поэты с восторгом и искренне воспевали принесенное Октавианом возвращение к миру и спокойствию, явно выражая этим и общественное мнение. Римское общество не видело никаких других гарантий невозвращения к хаосу гражданских войн, кроме власти Октавиана. Выражением этого чувства стало, в частности, постановление сената, принятое в 30 г. до н. э., объявить день рождения Октавиана счастливым днем, а Антония — несчастливым^[20]. Однако одного этого убеждения для увековечивания власти было мало. Октавиан не мог не понимать, что общественное мнение переменчиво, и не помнить, что неопределенность юридического положения Цезаря и отсутствие названия установленного им режима сыграли свою роль в его убийстве.

В 29 г. до н. э. произошло важное событие, по-видимому, активизировавшее поиски Октавианом новых позиций, которые укрепили бы и, что очень важно, юридически закрепили его власть. В это время его бывший коллега по консульству предыдущего года ?. Лициний Красс, внук бывшего друга и соратника Цезаря, члена первого триумвирата, в качестве проконсула Македонии одержал блестящие победы над варварами, причем сам убил вождя бастарнов Дильдона. Это давало Крассу основание провозгласить себя императором, получить триумф, а также посвятить снятые с варварского вождя доспехи в храм Юпитера Феретрия, став всего лишь четвертым римлянином, получившим такое право (первым в этом ряду стоял Ромул). Все это делало Красса опасным соперником Октавиана. К тому же в его распоряжении находилась довольно значительная армия, а сам он пользовался популярностью среди населения балканских провинций. Октавиан проявил чудеса изворотливости, чтобы не дать Крассу ни получить титул императора, ни посвятить вражеские доспехи в храм. Возможно, что единственным юридическим обоснованием этого действа были сохраненные еще Октавианом полномочия триумвира, если они действительно сохранились. Правда, в триумфе отказать Крассу он не смог, но состоялся он только летом 27 г., когда политическая обстановка в государстве радикально изменилась.

Все это явно обсуждалось Октавианом в тесном кругу его друзей и ближайших соратников (и вероятнее всего, не единожды) и имело место в 29 г. до н. э., т. е., видимо, сразу после его возвращения в Рим. Дион Кассий, рассказывая об этом обсуждении, вкладывает в уста Агриппы мнение о необходимости вернуться к республиканской и демократической форме правления, существовавшей до гражданских войн, а Меценату приписывает заявление о полезности монархии как таковой. Сейчас принято, что историк первой четверти III в. на деле изложил идеологические концепции своего времени. Но если это и так (что вполне вероятно), то все-таки опирался он на традицию о действительных спорах, которые шли в окружении Октавиана. А они не могли не идти, поскольку положение было совершенно новым и необычным, и каково будет политическое развитие римского государства, было неясно. Едва ли обсуждение ограничилось только 29 г. Не исключено, что и в следующем году разрабатывался план будущих действий. В конце концов такой план появился. Был он плодом единоличного решения Октавиана или результатом «мозгового штурма» вместе с соратниками (что кажется более вероятным), не так уж важно. Во всяком случае Октавиан не только участвовал в разработке плана, но и принимал, разумеется, окончательное решение. По-видимому, в начале 27 г. до н. э. он в основном был составлен^[21].

13 января 27 г. до н. э. Октавиан в качестве консула созвал сенат и выступил с большой речью. Прежде всего он дал отчет о своей прежней деятельности, всячески возвеличивая свои заслуги перед республикой, особенно подчеркивая спасение государства от гражданских войн. Затем он, ссылаясь на тяготы верховной власти, объявил об отказе от нее и возвращении в частную жизнь. Небольшая группа сенаторов была уже посвящена в план Октавиана, для остальных же его речь стала полной неожиданностью. Несомненно, такая неожиданность тоже входила в план: она явно должна была предупредить возможное использование ситуации замаскированными противниками. В результате речь вызвала переполох в сенате, на который эта тщательно спланированная комедия была явно рассчитана. Перед многими присутствовавшими во весь рост встал призрак новой гражданской войны. И в самом сенате, и за его пределами еще живы были люди, помнившие отречение от власти Суллы 52 года назад, когда вслед за этим Рим вступил в полосу новых и еще более ужасных раздоров и гражданских войн. И сенат упросил Октавиана не бросать государство, а когда тот якобы вынужденно согласился на это, ему в благодарность (по-видимому, это уже было согласовано с теми «немногими» сенаторами, что были в курсе октавиановского плана) была предоставлена власть над рядом провинций. Они были разделены таким образом, что подавляющая часть армии стояла в тех из них, которыми распоряжался Октавиан, и это давало ему возможность противодействовать любому посягательству на его власть. Повторение случая с Крассом было теперь исключено.

Важен еще один аспект. В качестве наместника провинций Октавиан получает полномочия проконсула, но имеет право осуществлять их, не выезжая в провинции, а посылая туда своих легатов. В принципе, это право имел в свое время Помпей, но, в отличие от него, Октавиан становился проконсулом, не переставая быть и консулом. Сосредотачивая в своих руках и консульскую, и проконсульскую власть, он, таким образом, резко поднимался над всеми остальными властями, в том числе и над своим коллегой по консульству, ибо тот обладал высшей властью только в Риме, а Октавиан — ив провинциях. Официально он принял эти полномочия временно, на 10 лет, но потом они ему не раз продлевались и фактически стали пожизненными.