Полночь
Шрифт:
Сними. Сними с меня эту чёртову блузку!
— Пожалуйста, — умоляю я, пытаясь нащупать замок где-то между своих лопаток.
Он смеётся мне в губы, и я буквально влюбляюсь в этот смешок. Схватываю его приоткрытыми губами и сглатываю, почувствовав тягу внизу живота.
Ещё чуть-чуть и я кончу лишь от того, что его член трётся о моё бедро.
Он присаживается на подоконник, запустив пальцы под мою блузку и пытается стянуть её через верх. В тот момент, как я наваливаюсь на него, на этот раз ощущая
— Достань, — шёпот. Сбитый.
— Что? — почти задыхаясь, спрашиваю я.
— Возьми его, — указывает он, и хватает мою левую ладонь, оттянув своей рукой резинку домашних штанов.
Дрожащей рукой проникаю в его боксеры и замираю, вслушиваясь в его стон. Я готова слушать его каждый день, знать, что он стонет лишь от одного моего прикосновения.
Моего.
Идиотки-Прайс.
Как щелчок.
Выдергиваю руку, словно ошпарившись, и делаю шаг назад, осознав, как далеко всё это зашло. Его глаза в полном непонимании и возбуждении исследуют моё лицо, а затем веки вздрагивая прикрываются.
— Твою мать, — злой рык разрывает просторную кухню, и я дёргаюсь, сделав еще один шаг назад. Ноги становятся ватными, а внизу неприятно мокро.
— Я не могу, — зачем-то проговариваю я.
— Я, блять, знаю, — зло кидает он, оттолкнувшись от подоконника. Накрывает лицо ладонями и словно ураган пролетает мимо меня, задев стол.
Глава 11.
В память врезается похожий сюжет.
Только я на полу, вокруг скомканные простыни, измазанные в крови, а позади раздаётся хлопок двери, словно пощёчина.
Дура.
Накрыв лицо ладонями, опускаюсь на пол и внезапно даже для самой себя, начинаю плакать. Боль зарождается где-то в груди, откусывая самообладание кусок за куском.
— Дешёвка.
— Провинциальная выскочка.
— Идиотка-Прайс? Лучше «Шлюшка-Прайс».
Брошенные когда-то фразы Дэвида, въевшиеся мне в память, долбят молотком о черепную коробку, чтобы напомнить о себе. Напомнить о том, как я ничтожна.
— Джейд? — мужской голос где-то рядом, я вздрагиваю, пытаясь проморгать слёзы.
Крепкие руки ложатся мне на плечи. Остин присаживается рядом со мной, стараясь повернуть меня к себе, но я не хочу. Не хочу, чтобы он видел меня слабой.
Но он видит, идиотка.
— В чём дело, Джейд? — нежный голос касается мочки моего уха.
Он слишком робок. Слишком взволнован.
Мотаю головой, оказавшись в его объятиях и признаю, что я сдалась.
Я просто устала.
— Это из-за меня?
Дурак. Какой же ты дурак, Уэльс.
— Тогда в чём
дело? — он не отстанет.Обхватив меня правой рукой, прижимает к себе, а левой старается убрать спутавшиеся чёрные волосы, что облепили моё лицо. Заправляет мне их за ухо и пытается поймать мой взгляд.
— Это…неважно, — всхлипываю я, ощутив, как он напрягся.
— Ты, блять, конечно извини, но это ещё как важно. Мы чуть не трахнулись, а теперь ты плачешь, и это просто полный пиздец, — он разгневан. — Что прикажешь мне думать? У меня создается такое впечатление, будто ты плачешь потому…потому…да, блять, почему?
Мне кажется, если я не отвечу на его вопрос, он разнесёт здесь всё к чёртовой матери.
— Дело не в тебе…
— Ох, твою мать, ты опять? — стонет он. — Дело в тебе?
В отрицание мотаю головой, утыкаясь носом в его шею.
— Дело в моём прошлом.
— Прошлом? — по его голосу я буквально ощущаю, как вздымаются его брови. — И что в прошлом? Неуда…
— Изнасилование, — срывается с губ. Я тут же сжимаюсь, ожидая любой реакции, но только не этой.
Только не резкого молчания и теплых ладоней, прижимающих меня к себе, словно защищая от этого грёбаного мира.
Он больше ничего не спрашивает. А я больше ничего не говорю.
Всё стало слишком понятно.
Спустя некоторое время он опускает ладонь вниз по моей спине, и аккуратно заправляет блузку в юбку и застёгивает замок между лопаток. Затем снова поправляет волосы и немного отстраняется, взглянув на меня.
Не жалей меня, Остин, это мне нужно сейчас меньше всего.
Особенно от тебя.
Остин встает с пола, протянув руку, и помогает встать мне. Поправляет юбку. Затем руки скользят чуть выше, останавливаясь на талии, чтобы поправить блузку.
И шаг назад.
***
Перестань. Перестань. Перестань, блять, смотреть на неё.
Сжимаю руку в кулак, пытаясь сосредоточиться на боли, но всё моё внимание всё равно на ней и её напряжённых плечах. На женских загорелых руках, которые аккуратно ставят горшок с цветком жасмина на подоконник. Подоконник, к которому десять минут назад она прижимала меня, вдавливаясь своим телом.
Своим чертовски охренительным телом.
Телом, которое осквернили.
Сука!
Хочется подойти к ней, схватить за плечи и, повернув к себе лицом, встряхнуть. Вытрясти чёртов ответ о том, кто это сделал с ней. А затем найти его и прикончить.
Прикончить его так же, как он прикончил её психику в плане секса с кем-то.
В прошлом.
Насколько давно это «в прошлом»?
Год, два? Пять лет?
Сколько она живёт без секса с мужчиной?