Полное собраніе сочиненій въ двухъ томахъ.
Шрифт:
Не нужнымъ почитаю я доказывать здсь, что система раздробленія была свойственна не одной Россіи, что она была во всей Европ и особенно развилась во Франціи, не смотря на то остановившей стремительный натискъ Арабовъ [20] . Но мелкія королевства, связанныя между собою сомнительною и слабою подчиненностью политическою, были соединены боле ощутительно узами религіи и церкви. Извстно также, что дти владтелей такихъ королевствъ наслдовали поровну владнія своего отца, раздробляя его такимъ образомъ боле и боле; и что образъ внутренняго управленія ихъ во многомъ походилъ на образъ управленія нашихъ Удльныхъ Князей. Изъ этого однако не слдуетъ, чтобы феодальная система и система удловъ были одно и тоже, какъ утверждали у насъ нкоторые писатели; ибо, не говоря уже о другомъ, одна зависимость феодальнаго устройства отъ церкви, служащей первымъ основаніемъ всхъ феодальныхъ правъ и отношеній, уже полагаетъ такое различіе между двумя системами, что непонятно, какимъ образомъ многіе изъ литераторовъ нашихъ, хотя на минуту, могли почитать ихъ одинакими. Но съ другой стороны феодальное устройство представляетъ столько сходнаго съ нашими удлами, что нельзя
20
Seulement en Belgique et sur les bords du Rhin on a compt'e jusqu'a cent vingt-trois grandes terres, poss'ed'ees par les rois de la seconde race. Augustin Thiery, Lettres sur l'Histoire de France, Lettre XII.
21
Сходство сіе служитъ однимъ изъ убдительнйшихъ доказательствъ общаго происхожденія Варяговъ, нашедшихъ на Россію, и Германскихъ народовъ, разрушившихъ Римскую Имперію. Но одинакіе обычаи сихъ варваровъ должны были измниться различно, смотря по различію тхъ земель, куда они являлись, и вроятно то же начало, которое у насъ произвело систему удловъ, въ Европ образовалось въ систему феодальнаго устройства.
Этотъ элементъ, отчужденный отъ всего остальнаго образованія Европы, произвелъ у насъ то устройство, котораго слдствіемъ были Татары, коимъ мы не могли противопоставить ни зрлой образованности, ни силы единодушія. Не имя довольно просвщенія для того, чтобы соединиться противъ нихъ духовно, мы могли избавиться отъ нихъ единственно физическимъ, матеріяльнымъ соединеніемъ, до котораго достигнуть могли мы только въ теченіе столтій. Такимъ образомъ очевидно, что и нашествіе Татаръ и вліяніе ихъ на послдующее развитіе наше, имло основаніемъ одно: недостатокъ классическаго міра. Ибо, теперь даже, раздлите Россію на такіе удлы, на какіе она раздлена была въ 12-мъ вк, — и завтра же родятся для нея новые Татары, если не въ Азіи, то въ Европ. Но еслибы мы наслдовали остатки классическаго міра, то религія наша имла бы боле политической силы, мы обладали бы большею образованностью, большимъ единодушіемъ, и слдовательно, самая раздленность наша не имла бы ни того варварскаго характера, ни такихъ пагубныхъ послдствій.
Этотъ же недостатокъ образованности общаго развивающагося духа, происходящій отъ недостатка классическаго міра, отзывается и въ самой эпох нашего освобожденія отъ Татаръ.
Намъ не предстояло другаго средства избавиться отъ угнетенія иноплеменнаго, какъ посредствомъ соединенія и сосредоточенія силъ; но такъ какъ силы наши были преимущественно физическія и матеріяльныя, то и соединеніе наше было не столько выраженіемъ единодушія, сколько простымъ матеріяльнымъ совокупленіемъ; и сосредоточеніе силъ было единственно сосредоточеніемъ физическимъ, не смягченнымъ, не просвщеннымъ образованностію. Потому, избавленіе наше отъ Татаръ происходило медленно и, совершившись, долженствовало на долгое время остановить Россію въ томъ тяжеломъ закоснніи, въ томъ оцпенніи духовной дятельности, которыя происходили отъ слишкомъ большаго перевса силы матеріяльной надъ силою нравственной образованности. — Это объясняетъ намъ многое, и между прочимъ показываетъ причины географической огромности Россіи.
Пятнадцатый вкъ былъ для Европы вкомъ изобртеній, открытій, успховъ умственныхъ и гражданскихъ. Но пятнадцатый вкъ былъ приготовленъ четырнадцатымъ, который самъ былъ слдствіемъ предыдущихъ, развившихся подъ вліяніемъ остатковъ древняго міра. Это вліяніе сначала обнаруживалось образованностью и силою Римской церкви; но потомъ, когда просвщеніе уже распространилось въ самомъ быт народа и вкоренилось въ свтской гражданственности, тогда и Церковь перестала быть единственнымъ проводникомъ образованности; — и Европа обратилась прямо къ своимъ умственнымъ праотцамъ — къ Риму и Греціи. И это новое, самопознавшееся стремленіе къ міру классическому обнаруживается не только въ высшихъ умахъ, въ людяхъ, стоящихъ впереди своего народа; оно обнаруживается не только въ наукахъ и искусствахъ, дышавшихъ единственно освженными воспоминаніями о Грекахъ и Римлянахъ; но даже и въ самомъ народномъ быту просвщенныхъ земель, въ самомъ устройств ихъ гражданственности и національности. И еще прежде паденія Греческой Имперіи уже Италіянскія республики образовывались по образцу древнихъ; между тмъ, какъ архитектура, живопись, ваяніе, науки и самый патріотизмъ въ Италіи носили глубокую печать одного идеала: классическаго міра.
Такимъ образомъ для новой Европы довершился кругъ полнаго наслдованія прежняго просвщенія человчества. Такимъ образомъ новйшее просвщеніе есть не отрывокъ, но продолженіе умственной жизни человческаго рода. Такимъ образомъ государства, причастныя образованности Европейской, внутри самихъ себя совмстили вс элементы просвщенія всемірнаго, сопроникнутаго съ самою національностію ихъ.
И на Запад, почти въ то же время какъ у насъ, происходила подобная кристаллизація силъ и элементовъ: мелкія королевства соединялись въ большія массы, частныя силы сосредоточивались въ подчиненности одной сил общей. Но это сосредоточеніе и соединеніе имли совершенно другой характеръ отъ того, что частныя силы, частные элементы были образованы, развиты и самобытны. И тутъ и тамъ идетъ борьба за національность, независимость и цлость; и тутъ и тамъ стремленіе къ сосредоточенію и единству; — но тамъ просвщеніе уже развитое, слдовательно, знаменемъ борьбы, цлью стремленія, является всегда мысль религіозная или политическая; тутъ мсто мысли заступаетъ лице, частное событіе, самозванецъ.
Только съ того времени, какъ Исторія наша позволила намъ сближаться съ Европою, то есть со времени Минина и Пожарскаго, начало у насъ
распространяться и просвщеніе въ истинномъ смысл сего слова, то есть, не отдльное развитіе нашей особенности, но участіе въ общей жизни просвщеннаго міра; ибо отдльное, Китайски особенное развитіе замтно у насъ и прежде введенія образованности Европейской; но это развитіе не могло имть успха общечеловческаго, ибо ему недоставало одного изъ необходимыхъ элементовъ всемірной прогрессіи ума.Что это Европейское просвщеніе начало вводиться у насъ гораздо прежде Петра и особенно при Алекс Михайлович, — это доказывается тысячью оставшихся слдовъ и преданій. Но не смотря на то, начало сіе было столь слабо и ничтожно въ сравненіи съ тмъ, что совершилъ Петръ, что, говоря о нашей образованности, мы обыкновенно называемъ его основателемъ нашей новой жизни и родоначальникомъ нашего умственнаго развитія. Ибо прежде него просвщеніе вводилось къ намъ мало по малу и отрывисто, отъ чего, по мр своего появленія въ Россіи, оно искажалось вліяніемъ нашей пересиливающей національности. Но переворотъ, совершенный Петромъ, былъ не столько развитіемъ, сколько переломомъ нашей національности; не столько внутреннимъ успхомъ, сколько вншнимъ нововведеніемъ.
Но могло ли просвщеніе придти къ намъ иначе, какъ посредствомъ перелома въ нашемъ развитіи, иначе, какъ въ вид вншней силы, противоположной нашему прежнему быту, сражающейся съ нашею національностію на жизнь и смерть, и долженствующей не помириться съ нею, но побдить ее, покорить своему владычеству, преобразовать, породить новое?
Отвтъ на этотъ вопросъ выводится ясно изъ предыдущаго; и если въ нашей прежней жизни недоставало одного изъ необходимыхъ элементовъ просвщенія: міра классическаго, — то какъ могли бы мы достигнуть образованности, не заимствуя ея извн? И образованность заимствованная не должна ли быть въ борьб съ чуждою ей національностію?
Просвщеніе человчества, какъ мысль, какъ наука, развивается постепенно, послдовательно. Каждая эпоха человческаго бытія иметъ своихъ представителей въ тхъ народахъ, гд образованность процвтаетъ полне другихъ. Но эти народы до тхъ поръ служатъ представителями своей эпохи, покуда ея господствующій характеръ совпадаетъ съ господствующимъ характеромъ ихъ просвщенія. Когда же просвщеніе человчества, довершивъ извстный періодъ своего развитія, идетъ дале и, слдовательно, измняетъ характеръ свой, тогда и народы, выражавшіе сей характеръ своею образованностію, перестаютъ быть представителями Всемірной Исторіи. Ихъ мсто заступаютъ другіе, коихъ особенность всего боле согласуется съ наступающею эпохою. Эти новые представители человчества продолжаютъ начатое ихъ предшественниками, наслдуютъ вс плоды ихъ образованности и извлекаютъ изъ нихъ смена новаго развитія. Такимъ образомъ съ тхъ самыхъ поръ, съ которыхъ начинаются самыя первыя воспоминанія Исторіи, видимъ мы неразрывную связь и постепенный, послдовательный ходъ въ жизни человческаго ума; и если по временамъ просвщеніе являлось какъ бы останавливающимся, засыпающимъ, то изъ этого сна человкъ пробуждался всегда съ большею бодростію, съ большею свжестью ума, и продолжалъ вчерашнюю жизнь съ новыми силами. Вотъ отъ чего просвщеніе каждаго народа измряется не суммою его познаній, не утонченностью и сложностью той машины, которую называютъ гражданственностью, — но единственно участіемъ его въ просвщеніи всего человчества, тмъ мстомъ, которое онъ занимаетъ въ общемъ ход человческаго развитія. Ибо просвщеніе одинокое, Китайски отдленное, должно быть и Китайски ограниченное: въ немъ нтъ жизни, нтъ блага, ибо нтъ прогрессіи, нтъ того успха, который добывается только совокупными усиліями человчества.
На чемъ же основываются т, которые обвиняютъ Петра, утверждая, будто онъ далъ ложное направленіе образованности нашей, заимствуя ее изъ просвщенной Европы, а не развивая изнутри нашего быта? —
Эти обвинители великаго создателя новой Россіи съ нкотораго времени распространились у насъ боле, чмъ когда либо; и мы знаемъ, откуда почерпнули они свой образъ мыслей. Они говорятъ намъ о просвщеніи національномъ, самобытномъ; не велятъ заимствовать, бранятъ нововведеніе и хотятъ возвратить насъ къ коренному и старинно-Русскому. Но что же? Если разсмотрть внимательно, то это самое стремленіе къ національности есть не что иное, какъ непонятое повтореніе мыслей чужихъ, мыслей Европейскихъ, занятыхъ у Французовъ, у Нмцевъ, у Англичанъ, и необдуманно примняемыхъ къ Россіи. Дйствительно, лтъ десять тому назадъ стремленіе къ національности было господствующимъ въ самыхъ просвщенныхъ государствахъ Европы: вс обратились къ своему народному, къ своему особенному; но тамъ это стремленіе имло свой смыслъ: тамъ просвщеніе и національность одно, ибо первое развилось изъ послдней. Потому, если Нмцы искали чисто Нмецкаго, то это не противорчило ихъ образованности; напротивъ, образованность ихъ такимъ образомъ доходила только до своего сознанія, получала боле самобытности, боле полноты и твердости. Но у насъ искать національнаго, значитъ искать необразованнаго; развивать его на счетъ Европейскихъ нововведеній, значитъ изгонять просвщеніе; ибо, не имя достаточныхъ элементовъ для внутренняго развитія образованности, откуда возмемъ мы ее, если не изъ Европы? — Разв самая образованность Европейская не была послдствіемъ просвщенія древняго міра? — Разв не представляетъ она теперь просвщенія общечеловческаго? — Разв не въ такомъ же отношеніи находится она къ Россіи, въ какомъ просвщеніе классическое находилось къ Европ? —
Правда, есть минуты въ жизни Петра, гд, дйствуя иначе, онъ былъ бы согласне самъ съ собою, согласне съ тою мыслію, которая одушевляла его въ продолженіе всей жизни. Но эта мысль, но общій характеръ его дятельности, но образованность Россіи, имъ начатая — вотъ основаніе его величія и нашего будущаго благоденствія! Ибо благоденствіе наше зависитъ отъ нашего просвщенія, а имъ обязаны мы Петру. Потому будемъ осмотрительны, когда рчь идетъ о преобразованіи, имъ совершенномъ. Не позабудемъ, что судить объ немъ легкомысленно — есть дло неблагодарности и невжества; не позабудемъ, что т, которые осуждаютъ его, не столь часто увлекаются ложною системою, сколько подъ нею скрываютъ свою корыстную ненависть къ просвщенію и его благодтельнымъ послдствіямъ; ибо невжество, какъ преступникъ, не спитъ ночью и боится дня.