Полное собраніе сочиненій въ двухъ томахъ.

Екатерина II дйствовала въ томъ же дух, въ какомъ работалъ Великій Петръ. Она также поставила просвщеніе Россіи цлью своего царствованія, и также всми средствами старалась передать намъ образованность Европейскую. Можетъ быть, средства сіи были не всегда самыя приличныя тогдашнему состоянію Россіи; но, не смотря на то, образованность Европейская начала распространяться у насъ видимо и ощутительно только въ царствованіе Екатерины. Причина тому заключается, по моему мннію, не столько въ томъ, что Екатерина нашла въ Россіи уже многое приготовленнымъ, сколько въ томъ особенномъ направленіи, которое просвщеніе Европы начало принимать въ половин восьмнадцатаго вка.

Мы видли, что съ половины восьмнадцатаго вка просвщеніе въ Европ приняло направленіе противоположное прежнему. Новыя начала и старыя явились въ борьб, различно измненной, но всегда одномысленной. Мы видли, что въ наукахъ, въ искусствахъ, въ жизни, въ литератур, однимъ словомъ въ цлой сфер умственнаго развитія Европы, новые успхи [22] , хотя были послдствіемъ прежняго развитія, но, не смотря на то, принимали характеръ противоположный ему и съ нимъ несовмстный, какъ плодъ, который родился и созрлъ на дерев, но, созрвъ, отпадаетъ отъ него и служитъ сменемъ новаго древа, которое вытсняетъ старое.

22

Не должно смшивать успхи истинные съ мнимыми, и нововведенія мечтательныя, вредныя, съ необходимымъ развитіемъ просвщенія.

Для большаго поясненія возмемъ еще нсколько примровъ. Нтъ сомннія, что изобртеніе паровыхъ машинъ есть слдствіе Европейскаго просвщенія, что оно благодтельно для рода человческаго вообще, и для будущихъ успховъ промышленности. Но настоящее состояніе промышленности Европейской, которое также есть слдствіе предыдущаго, противорчитъ успхамъ сего изобртенія. Милліоны людей должны искать новыхъ средствъ къ пропитанію, между тмъ какъ средства сіи и безъ того затруднены слдствіемъ прежняго устройства промышленности. Но паровыя машины еще въ начал своихъ примненій; еще тысячи новыхъ работъ будутъ замнены ими: какой же сильный переворотъ долженъ произойти въ промышленности Европейской! Какое противорчіе между прежнимъ порядкомъ вещей и новыми успхами просвщенія!

То же, что и о промышленности, можно сказать и о юриспруденціи. Римскіе законы, мы видли, были основаніемъ образованности и началомъ законнаго порядка. Но польза ихъ уже кончилась, и теперь они являются въ противорчіи съ потребностями гражданскаго устройства. Между тмъ во многихъ государствахъ они еще имютъ силу живую и не могутъ быть замнены иначе, какъ съ совершеннымъ преобразованіемъ уложеній.

Вншнее устройство Римской церкви было первымъ источникомъ Европейской образованности; но именно потому формы сего устройства должны были совершенно соотвтствовать тому времени, въ которое он произошли. Естественно, что съ измненіемъ времени, и формы сіи въ нкоторыхъ государствахъ во многихъ отношеніяхъ не совмщались съ новыми потребностями. Отъ того явились реформаціи, нарушившія единство Европейской церкви, а въ нкоторыхъ земляхъ водворилось совершенное безвріе, которое съ трудомъ побждается теперь успхами свтскаго просвщенія.

Такъ образованность Европейская является намъ въ двухъ видахъ: какъ просвщеніе Европы прежде и посл половины восьмнадцатаго вка. Старое просвщеніе связано неразрывно съ цлою системою своего постепеннаго развитія, и чтобы быть ему причастнымъ, надобно пережить снова всю прежнюю жизнь Европы. Новое просвщеніе противоположно старому и существуетъ самобытно. Потому народъ, начинающій образовываться, можетъ заимствовать его прямо и водворить у себя безъ предыдущаго, непосредственно примняя его къ своему настоящему быту. Вотъ почему и въ Россіи и въ Америк просвщеніе начало примтно распространяться не прежде восьмнадцатаго и особенно въ девятнадцатомъ вк.

Сказанное нами достаточно для того, чтобы вывести вс нужные результаты и данныя для опредленія настоящаго характера нашей образованности и ея отношеній къ просвщенію общечеловческому. Но мы предоставляемъ сдлать сей выводъ самимъ читателямъ; ибо, если намъ удалось изложить наши мысли ясно и убдительно, то результаты ихъ очевидны. Если же, читая статью сію, читатели не раздлили нашего мннія, то и послдствія сего мннія покажутся имъ произвольными и неосновательными.

Въ отвтъ А. С. Хомякову.

(1838).

Статья г-на Хомякова возбудила во многихъ изъ насъ желаніе написать ему возраженіе. Потому я хотлъ сначала уступить это удовольствіе другимъ и предложить вамъ статью объ иномъ предмет. Но потомъ, когда я обдумалъ, что понятіе наше объ отношеніи прошедшаго состоянія Россіи къ настоящему принадлежитъ не къ такимъ вопросамъ, о которыхъ мы можемъ имть безнаказанно то или другое мнніе, какъ о предметахъ литературы, о музык или о иностранной политик, но составляетъ, такъ сказать, существенную часть насъ самихъ, ибо входитъ въ малйшее обстоятельство, въ каждую минуту нашей жизни; когда я обдумалъ еще, что каждый изъ насъ иметъ объ этомъ предмет отличное отъ другихъ мнніе, тогда я ршился писать, думая, что моя статья не можетъ помшать другому говорить о томъ же, потому что это дло для каждаго важно, мннія всхъ различны, и единомысліе могло бы быть не безполезно для всхъ.

Вопросъ обыкновенно предлагается такимъ образомъ: прежняя Россія, въ которой порядокъ вещей слагался изъ собственныхъ ея элементовъ, была ли лучше или хуже теперешней Россіи, гд порядокъ вещей подчиненъ преобладанію элемента Западнаго? — Если прежняя Россія была лучше теперешней, говорятъ обыкновенно, то надобно желать возвратить старое, исключительно Русское, и уничтожить Западное, искажающее Русскую особенность; если же прежняя Россія была хуже, то надобно стараться вводить все Западное и истреблять особенность Русскую.

Силлогизмъ, мн кажется, не совсмъ врный. Если старое было лучше теперешняго, изъ этого еще не слдуетъ, чтобы оно было лучше теперь. Что годилось въ одно время, при однихъ обстоятельствахъ, можетъ не годиться въ другое, при другихъ обстоятельствахъ. Если же старое было хуже, то изъ этого также не слдуетъ, чтобы его элементы не могли сами собой развиться во что-нибудь лучшее, если бы только развитіе это не было остановлено насильственнымъ введеніемъ элемента чужаго. Молодой дубъ, конечно, ниже однолтней съ нимъ ракиты, которая видна издалека, рано даетъ тнь, рано кажется деревомъ и годится на дрова. Но вы конечно не услужите дубу тмъ, что привьете къ нему ракиту.

Такимъ образомъ и самый вопросъ предложенъ неудовлетворительно. Вмсто того, чтобы спрашивать: лучше ли была прежняя Россія? — полезне, кажется, спросить: нужно ли для улучшенія нашей жизни теперь возвращеніе къ старому Русскому, или нужно развитіе элемента Западнаго, ему противоположнаго? —

Разсмотримъ, какую пользу мы можемъ извлечь изъ ршенія этого вопроса?

Положимъ, что вслдствіе безпристрастныхъ изысканій мы убдимся, что для насъ особенно полезно бы было исключительное преобладаніе одного изъ двухъ противоположныхъ бытовъ; положимъ, притомъ, что мы находимся въ возможности имть самое сильное вліяніе на судьбу Россіи, — то и тогда мы не могли бы отъ всхъ усилій нашихъ ожидать исключительнаго преобладанія одного изъ противоположныхъ элементовъ, потому именно, что хотя и одинъ избранъ въ нашей теоріи, но другой вмст съ нимъ существуетъ въ дйствительности. Сколько бы мы ни были врагами Западнаго просвщенія, Западныхъ обычаевъ и т. под.; но можно ли безъ сумасшествія думать, что когда-нибудь, какою-нибудь силою истребится въ Россіи память всего того, что она получила отъ Европы впродолженіе двухъ сотъ лтъ? Можемъ ли мы не знать того, что знаемъ, забыть все, что умемъ? Еще мене можно думать, что 1000-лтіе Русское можетъ совершенно уничтожиться отъ вліянія новаго Европейскаго. Потому, сколько бы мы ни желали возвращенія Русскаго или введенія Западнаго быта, — но ни того, ни другаго исключительно ожидать не можемъ, а поневол должны предполагать что-то третье, долженствующее возникнуть изъ взаимной борьбы двухъ враждующихъ началъ.

Слдовательно, и этотъ видъ вопроса — который изъ двухъ элементовъ исключительно полезенъ теперь? — также предложенъ неправильно. Не въ томъ дло: который изъ двухъ? Но въ томъ: какое оба они должны получить направленіе, чтобы дйствовать благодтельно? Чего отъ взаимнаго ихъ дйствія должны мы надяться, или чего бояться?

Вотъ вопросъ, какъ онъ существенно важенъ для каждаго изъ насъ: направленіе туда или сюда, а не пріобртеніе того или другаго.

Разсматривая основныя начала жизни, образующія силы народности въ Россіи и на Запад, мы съ перваго взгляда открываемъ между ними одно очевидно общее: это христіанство. Различіе заключается въ особенныхъ видахъ христіанства, въ особенномъ направленіи просвщенія, въ особенномъ смысл частнаго и народнаго быта. Откуда происходитъ общее, мы знаемъ; но откуда происходитъ различіе и въ чемъ заключается его характеристическая черта?