Полное собрание сочинений в 10 томах. Том 8. Письма

Стр. 3–4. — К данному письму приложено (стр. 41–77) ст-ние «Царица» — № 119 в т. I наст. изд., автограф 1. Карандашные пометы Брюсова к тексту автографа — см. комментарий к № 119 в т. I наст. изд. Стр. 5–9. — О значении французского поэта-парнассца Шарля Леконта де Лиля (1818–1894) для творчества Гумилева см.: Николаева Т. М. Смерть властелина на охоте («Охота» Н. Гумилева и «Сероглазый король» А. Ахматовой) // Russian Literature. 1991. XXX. P. 343–356; Scherr Barry. Gumilev and Parnassianism // A Sense of Place: Tsarskoe Selo and its Poets. Columbus, Ohio, 1993. P. 249–254; Eshelman Raoul. Nikolaj Gumilev and Neoclassical Modernism: The Metaphysics of Style. Frankfurt-am-Main, 1993. P. 102–111; Баскер. С. 96. «Леконт-де-лилевский элемент» данного ст-ния должен быть воспринят в строгом соответствии с брюсовским определением в рецензии на РЦ 1908: «Н. Гумилеву часто не достает силы непосредственного внушения. Он немного парнасец в своей поэзии, поэт типа Леконта де Лиль. Стыдливый в своих личных чувствованиях, он избегает говорить от первого лица, почти не выступает с интимными признаниями и предпочитает прикрываться маской того или иного героя. Сближает его с парнасцами и любовь к экзотическим образам: он любит выбирать для своих баллад и маленьких поэм, как декорацию, — юг с его пышной пестротой, или причудливость тропических стран, или прошлые века, еще не знавшие монотонности современных дней. Но Н. Гумилев менее сдержан, чем то было большинство парнасцев, и его фантазия чертит перед нами несколько угловатые, но смелые и неожиданные линии» (Весы. 1908. № 3. С. 78). Стр. 9–10. — Об особом отношении Гумилева к творчеству Блока см. №№ 39, 44 в т. VII наст. изд. и комментарии к ним. Стр. 10–16. — Ср. наблюдение П. Н. Лукницкого по поводу гумилевской переписки 1908 г.: «Гумилев просит советов у Брюсова, но сам уже констатирует довольно точную схему и манеру нового ученичества, постижения ремесла. В каждом письме — его помощь самому себе: он просит советов — он сам их дает» (Жизнь поэта. С. 65–66). Фраза об «угловатости образов» является цитатой из брюсовской рецензии на РЦ 1908: «...его фантазия чертит перед нами несколько угловатые, но смелые и неожиданные линии». Стр. 21–23. — Планы Гумилева в течение лета 1908 г. постоянно менялись (неизменным оставалось только одно — желание осенью уехать из России). Вначале, видимо не без воздействия разговоров с Верой Аренс и обсуждения планов «совместной поездки», он думал ехать в Европу (чтобы, возможно, встретиться там с Брюсовым (см. стр. 4–5 № 43 наст. тома)). Затем, очевидно, «совместная поездка» ставится под сомнение — и возникает «африканское» направление, о чем и говориться в данном письме, а после, безусловно опять под воздействием Веры (вернувшейся из евпаторийской «Приморской санатории»), целью Гумилева вновь становится Европа, куда он, как думал при отъезде из Царского села 7 сентября 1908 г., и отправился. Но и эти планы в процессе самой поездки кардинально изменились (см. комментарий к № 48 наст. тома). Стр. 25–27. — О публикации рассказов Гумилева в «Русской мысли» см. комментарий к стр. 25–27 № 43 наст. тома. В «Речи» было опубликовано только два рассказа Гумилева: «Черный Дик» (15 июня 1908. № 142) и «Последний придворный поэт» (27 июля 1908. № 178). Два другие рассказа того времени — «Дочери Каина» и «Лесной дьявол» (№№ 6 и 11 в т. VI наст. изд.) вошли в журнал «Весна». Стр. 27–30. — 19 августа 1908 г. газета «Новая Русь» сообщала: «Выходит в начале зимы первый том “Рассказов” Н. Гумилева, первоначально печатавшихся в “Образовании”, “Русской мысли”, “Весах”, “Речи” и “Слове”» (цит. по: ЛН. С. 482). Это издание не состоялось (см. № 47 наст. тома). Стр. 30–37. — Как можно понять по письму Гумилева к В. Е. Аренс (№ 44 наст. тома), в начале июля он все еще предполагал, что рассказ в скором времени появится в «Весах» («предыстория» этого — в письма №№ 41 и 43 наст. тома). Однако Брюсов не принял условий Гумилева и в ответ на настоящее письмо вернул ему рукопись. В своем следующем письме, от 20 августа 1908 г. (№ 47), Гумилев, в свою очередь, вернул рукопись Брюсову с просьбой о печатании в «Весах», когда это будет угодно. Упоминаемые Гумилевым «три новеллы» — «Радости земной любви» (№ 4 в т. VI наст. изд.), появившиеся в «Весах» в апреле (1908. № 4).

46

При жизни не публиковалось. Печ. по автографу.

Неизд 1980 (публ. Г. П. Струве), Полушин.

Автограф — ИРЛИ. Ф. 240. Оп. 2. № 290.

Дат.: 17 июля 1908 г. — по почтовому штемпелю.

Письмо вложено в конверт, адресованный: «Москва. Театральная пл., д. Метрополь. Редакция «Весы». Его Высокородию Михаилу Федоровичу Ликиардопуло». Штемпель почтового отделения Царского села — 17.07.08. Штемпель московской экспедиции городской почты стерт.

Михаил Федорович Ликиардопуло (1883–1925) — секретарь редакции «Весов» и «Скорпиона». «Еще в 1904 г. в “Весах” появился молодой человек по фамилии Ликиардопуло. Владея новогреческим языком, он предложил “Весам” свои услуги в качестве рецензента и обозревателя литературы современной Греции. Брюсов, стремившийся к тому, чтобы в “Весах” отражалась культурная жизнь самых разных стран, принял это предложение Ликиардопуло и время от времени публиковал его заметки. Впоследствии М. Ф. Ликиардопуло стал секретарем “Весов” и, начиная приблизительно с 1907 г., приобретал в редакции “Весов” все более ощутимое влияние.

Облик Ликиардопуло выразительно обрисован в воспоминаниях Садовского. “...Смуглый, высокий юноша <...> темноглазый, красивый, с южным профилем. В синей куртке и студенческих «диагоналевых» брюках, он мягко и вкрадчиво становился у книжного стола. Передаст Брюсову какие-нибудь листочки, поговорит с ним вполголоса и опять к столу. Юноша был скромен до того, что даже сесть не решался. Никто в «Весах» не слыхал его голоса <...> кто он и откуда, неизвестно. Сам Ликиардопуло рассказывал, что предок его Рикардо, родом итальянец, переселился в Грецию из Генуи и стал называться Рикардопуло, а дети его Ликиардопуло. В нашем «греке» выгодно соединились положительные черты обеих культур. Меркантильную практичность эллина сдерживал артистический темперамент потомка Тасса”.

Как и многие весовцы, Ликиардопуло был переводчиком. Он особенно увлекался Уайльдом, переводил его сочинения на русский язык и регулярно рецензировал в “Весах” новые издания английского писателя, а также исследования о нем. <...> Позже — когда “Весы” уже прекратились — Ликиардопуло не раз бывал в Англии, встречался там с Г. Уэллсом и сыновьями Уайльда и писал корреспонденции для русских периодических изданий. После Октябрьской революции Ликиардопуло окончательно переселился за границу» (Азадовский К. М., Максимов Д. Е. Брюсов и «Весы» (К истории издания) // Валерий Брюсов. (Лит. наследство. Т. 85). М., 1976. С. 282). Как отметил Г. П. Струве, после 1917 г. «Ликиардопуло стал сотрудничать в английской печати, в частности в консервативной газете “Morning Post”» (Неизд 1980. С. 164).

Гумилев лично познакомился с Ликиардопуло в мае 1907 г., когда он нанес визит Брюсову в издательстве «Скорпиона». Два месяца спустя он «с удовольствием» вспоминал об этой встрече (см. № 14 наст. тома). С 1906 по 1910 г. Гумилев и Ликиардопуло время от времени вели чисто деловую переписку (несохранившуюся). Гумилев также иногда предлагал Брюсову ответить по деловым вопросам и решениям через посредничество Ликиардопуло (см. №№ 6, 17, 25, 34, 84 наст. тома).

Стр. 3–4. — В № 6 «Весов» за 1908 г. (С. 7–10) были опубликованы стихотворения Гумилева «Волшебная скрипка», «Одержимый» и «Рыцарь с цепью» (№№ 89, 111, 113 в т. I наст. изд.). Напоминание о гонораре, безусловно, связано с его планами осеннего путешествия, средств на которое, как видно из дальнейшего, было явно недостаточно. Стр. 4. — Гумилев уехал из Царского села за границу приблизительно через 7 недель после настоящего письма (см. комментарий к № 48 наст. тома). По записанным П. Н. Лукницким рассказам Ахматовой, летом 1908 г. он «впервые заехал в родовое имение Слепнево» (Степанов Е. Е. Н. Гумилев. Хроника // Соч III. С. 357). Месячная пауза в переписке с Брюсовым (следующее за этим письмо было отправлено 20 августа, причем не из Царского села, а с Витебского вокзала) помогает реконструировать сроки этого очень важного для духовного становления поэта визита. По всей вероятности, именно между 17 июля и 20 августа Гумилев впервые посетил родовое имение своей матери (см. также комментарий к № 47 наст. тома). Его «августовское» письмо Брюсову (№ 47 наст. тома) скорее всего было написано в Слепнево и сразу же по возвращении, прямо с вокзала, — отправлено. Стр. 4–5. — Брюсов уехал из Москвы в заграничную поездку 25 июля 1908 г. (см. комментарий к стр. 4–5 № 43 наст. тома).

47

При жизни не публиковалось. Печ. по автографу.

Неизд 1980 (публ. Г. П. Струве), Полушин, ЛН.

Автограф — РГБ. Ф. 386. К. 84. Ед. хр. 19.

Дат.: до 20 августа 1908 г. — по почтовому штемпелю и биографической реконструкции времени написания.

Письмо вложено в конверт, адресованный: «Франция. Basses Pyrenees, Saint-Jean de Luz, monsieur Valere Brussow». Штемпель С.-Петербургского почтового отделения Витебского вокзала — 20.08.08. Штемпель почтового отделения Сен-Жан де Люс — 07.09.08 (н. ст.). На конверте надпись (не рукой Гумилева): «Ley mm. Barre Ruidopite».

Письмо предположительно написано во время первого посещения Гумилевым родового имения матери Слепнево (см. комментарии к стр. 4 № 46 наст. тома). О настроениях Гумилева во время этой поездки можно судить по написанному тогда же ст-нию «Старина»:

Мне суждено одну тоску нести,

Где дед раскладывал пасьянс

И где влюблялись тетки в юности

И танцевали контреданс.

И сердце мучится бездомное,

Что им владеет лишь одна

Такая скучная и темная,

Незолотая старина.

Позднее, описывая «слепневское настроение» Гумилева, Ахматова, для которой Слепнево стало символом «народного» и «национального» начал («Слепнево для меня, как арка в архитектуре... сначала маленькая, потом все больше и больше и наконец — полная свобода...»), отмечала, что «Николай Степанович не выносил Слепнева. Зевал, скучал, уезжал в невыясненном направлении. Писал «такая скучная не золотая старина» <...> Но, однако, что-то понял и чему-то научился» («Слепнево»). Ярко проявляющаяся в слепневском укладе жизни патриархальная «русская стихия», одновременно и увлекающая, и раздражающая Гумилева (см.: Оцуп. С. 139; Сенин С. И. «В долинах старинных поместий...» Тверь, 2002–2003. С. 15–24), очевидно, усилила общую «неопределенность» в его настроениях этих дней. Все вместе это обусловило неожиданно «исповедальный» характер письма, резко выделяющего его из общего тона переписки «ученика» с «мэтром». С известной осторожностью можно говорить о «знаковом» характере данного документа в гумилевском биографическом контексте, манифестирующем момент кризисного «перелома» как в личностном, так и в творческом плане.

Стр. 14–17. — Как отметили Р. Д. Тименчик и Р. Л. Щербаков, «цитируется высказывание Заратустры из главы «О незапятнанном познании»: «Быть счастливым в одном лишь созерцании с умершею волею, без приступов гнева и жажды себялюбия, — быть холодным и серым во всем теле, но с пьяными глазами месяца!» (Ницше Ф. Так говорил Заратустра. Пер. Ю. М. Антоновского. СПб.: тип. Б. М. Вольфа, 1900. Ч. 2. С. 230)» (ЛН. С. 483). То же выражение Ницше было использовано Гумилевым в применении к И. Ф. Анненскому в рецензии на второй номер журнала «Остров» (см. стр. 30–33 № 21 в т. VII наст. изд.). Стр. 17–19. — Возможно, что в этих строках присутствуют реминисценции двух рецензий на РЦ 1908 — «его образы наделены случайными чертами» (Л. Ф<ортунатов> [П. М. Пильский]. Н. Гумилев. «Романтические цветы» // Образование. 1908. № 7. С. 78. 3-я пагинация) и «...нет в этих стихах настоящей лирики, настоящей музыки стиха, которую образуют и в которую сливаются не только слова, размеры и ритмы, но и самые мысли, образы и настроения» (Гофман В. В. Н. Гумилев. Романтические цветы // Русская мысль. 1908. № 7. С. 144. 3-я пагинация). Стр. 19–20. — Имеется в виду статья-рецензия Брюсова «Новые сборники стихов (К. Бальмонт. Жар-птица. С. Городецкий. Перун. В. Башкин. Стихотворения. В. Стражев. О печали светлой)» (Весы. 1907. № 10. С. 45–53), в которой о второй книге стихов С. М. Городецкого, в частности, было сказано: «В области форм, во власти над своим стихом С. Городецкий, сравнительно со своей первой книгой, не сделал никаких успехов, а скорее даже пошел назад. <...> Серьезный труд, серьезное отношение к великому делу искусства он, кажется, заменил легким наездничеством в области стихотворчества. Путь, которым он идет, — путь худшей гибели. Только остановившись, только глубоко обдумавши свое положение, может он вновь выйти на верную дорогу». Справедливости ради надо сказать, что исключительная суровость критики Брюсова объясняется и тем, что данная рецензия создавалась в момент скандального выхода Городецкого из «Весов» после публикации им в «Золотом руне» статьи «Глухое время» (1908. № 6). Посвященные этому конфликту «Письма в редакцию» Городецкого и М. Ф. Ликиардопуло были опубликованы, соответственно, в газете «Новая Русь» (25 августа 1908. № 10) и в «Золотом руне» (1908. № 7–9. С. 124–125). Подробнее об этом эпизоде см. переписку Брюсова и Вяч. Иванова (Валерий Брюсов. М., 1976. (Литературное наследство. Т. 85). С. 512–515) и письмо Городецкого Блоку (Александр Блок. Новые материалы и исследования. Литературное наследство. Т. 92. Кн. 2. М., 1981. С. 34). Стр. 20–21. — Цитируется ст-ние Брюсова «Годы молчанья», вошедшее в первый том «Путей и перепутий». Стр. 23–24. — Приводится неточная цитата из ст-ния Брюсова «Искатель» («Быть может, на тропах звериных, / В зеленых тайнах одичав, / Навек останусь я в лощинах / Впивать дыханье жгучих трав», вошедшее в «Urbi et orbi» и второй том «Путей и перепутий»). О возможном наличии в этой цитате «суицидального» подтекста см. вступительную статью к разделу «Комментарии» в т. VI наст. изд. Стр. 32–34. — Петр Моисеевич Пильский (1879–1941) — литератор, публицист, критик, сотрудничавший в эти годы во многих газетах и журналах (в том числе — в «Весне», «Журнале для всех», «Образовании», «Перевале»); впоследствии — один из наиболее популярных критиков «русского зарубежья». Пильский некоторое время возглавлял литературный отдел «Новой Руси», которая выходила с 16 августа 1908 г. вместо газеты «Русь» (газета прекратила свое существование в 1910 г.; в иллюстрированном приложении к газете «Русь» Гумилев уже публиковался в августе 1907 г. (см. комментарий к стр. 25–27 № 16 наст. тома)). П. М. Пильскому принадлежала рецензия на РЦ 1908, опубликованная в журнале «Образование» за подписью «Л. Ф.» (анаграмма его псевдонима «Л. Фортунатов»). В рецензии отмечалось наличие в ст-ниях сборника несомненных признаков истинного таланта («хороший художественный вкус и серьезную эстетическую воспитанность») и многообещающего будущего, но в то же время высказывался и ряд достаточно резких критических замечаний (см. выше комментарий к стр. 17–19 наст. письма). Упомянутое Гумилевым «приглашение» обусловило появление в четвертом номере «Новой Руси» (за 19 августа 1908 г.) информационной заметки, в которой отмечалось: «Только что вышедшая небольшая книжка стихов Гумилева “Романтические цветы”, изданная в Париже, заслужила поощрительные отзывы критики: в лестных словах о ней написали “Весы”, “Образование” и “Русская мысль”» (цит. по: ЛН. С. 483), а также — перепечатку в том же номере рецензии Пильского (за подписью «П. П.»). О сотрудничестве Гумилева в «Речи» см. комментарий к стр. 22–25 № 43 наст. тома. Стр. 35–37. — Редакция «Весов» обычно публиковала в начале каждого номера подборку из стихотворений только одного или (в 6 номерах за 1907–1908 гг.) двух поэтов. Но одиннадцатый номер за 1907 г. был сборным, с произведениями пяти поэтов (Рукавишникова, Балтрушайтиса, В. Гофмана, «Одинокого», А. Курсинского); таким же, как раз, был и № 11 за 1908 г. (стихотворения Балтрушайтиса, Садовского, Рукавишникова и Сергея Пинуса). Стихи Гумилева снова появились только в шестом, «летнем» номере 1909 г. — но в большем объеме, чем раньше (№№ 125, 133, 134, 144–146 в т. I наст. изд.), и на этот раз вся подборка была посвящена ему (в 1906 (№ 6) его стихи были напечатаны наряду со стихотворениями Городецкого, «Одинокого» и Б. Садовского, а в 1907 (№ 7) и 1908 (№ 6) гг. — вместе со стихами В. Гофмана). В следующем за «стихотворной» публикацией номере журнала (1909. № 7) вышла, наконец, «Скрипка Страдивариуса». Стр. 40. — См. № 48 наст. тома и комментарии к нему.

48

При жизни не публиковалось. Печ. по автографу.

Неизд 1986 (публ. М. Баскера и Ш. Грэм), Полушин, НП.

Автограф — РГАЛИ. Ф. 5. Оп. 2. Ед. хр. 2.

Дат.: 5 сентября (?) 1908 г. — по содержанию письма.

Стр. 4–7. — Реальный маршрут осеннего путешествия 1908 г. получился иным. В «Трудах и днях» П. Н. Лукницкий дает конспективное описание этой поездки Гумилева, очевидно, составленное со слов Ахматовой: «5 сентября уехал из Петербурга в Египет, имея при себе очень небольшую сумму денег. Останавливался на два дня в Киеве, чтобы повидаться с Анной Андреевной Горенко. 10 сентября утром приехал в Одессу, днем на пароходе <...> «Россия» отправился дальше. Дальнейший маршрут: Синоп (в карантине 3–4 дня) <...>, Константинополь, Пирей, Афины (27 сент.), осматривал Акрополь. 1 октября — прибытие в Александрию; 3 окт. — в Каире; 6 окт. опять в Александрии. До 10-х чисел октября в Египте осматривает достопримечательности. Посещение Эзбекие. Купание в Ниле. В Александрии иссякли взятые с собою деньги. Критическое положение. Голодает. Заняв денег у ростовщика и оставив мысль о путешествии в Рим, в Палестину и Малую Азию, тем же маршрутом возвращается обратно. Опять остановка дня на 2–3 в Киеве, где жила Анна Андреевна Горенко. В конце октября или в начале ноября — вернулся в Петербург и Царское село» (Труды и дни. С. 184–185). Анализируя рассказ Ахматовой, необходимо помнить о том, что Гумилев, разумеется, рассказал ей отнюдь не все подробности, в частности, очевидно, что он промолчал о своей предполагаемой «компаньонке» — Вере Аренс (см. комментарий к № 44 наст. тома). Из Одессы в Константинополь пассажирские суда шли двумя маршрутами: либо вдоль черноморского побережья через Варну (на такой пароход Гумилев попал в следующем году, когда отправился в декабре в Абиссинию), либо, пересекая Черное море, через турецкий порт Синоп. В любом случае, рейс продолжался не более 2–3 дней. Отплыв из Одессы 10/23 сентября, Гумилев мог быть в Константинополе (с учетом двухдневного карантина в Синопе) меньше чем через неделю. Таким образом Гумилев высадился в Константинополе не позже 16/29 сентября и находился там, по крайней мере, до 23 сентября / 6 октября, когда, устав ждать прибытия «спутницы», отправил ей открытку (см. № 49 наст. тома и комментарии к нему). В ожидании ответа Гумилев посещает Пирей и Афины (по данным Лукницкого — 27 сентября / 10 октября — как раз около двух-трех дней пути от Константинополя), затем, очевидно, получает ответ Веры Аренс с отказом от «спутничества», — и резко меняет планы. Вместо предполагаемой «Сицилии, Италии, Швейцарии» Гумилев вдруг устремляется в Африку, в Александрию. На африканский берег он высадился 1/14 октября. В это время столица Египта Каир уже в 1857 году была связана железными дорогами со всеми морскими портами — Александрией, Порт-Саидом, Суэцем (к 1875 году их протяженность превышала 1500 км). Очевидно, уже через сутки Гумилев был в Каире. После этого он более десяти дней (срок немалый по современным туристическим меркам) путешествует по Египту. Возможно, строки из позднейшего ст-ния «Египет» в какой-то мере очерчивают границы его тогдашнего «маршрута»: