Полное собрание сочинений в 10 томах. Том 8. Письма

38

При жизни не публиковалось. Печ. по автографу.

Неизд 1980 (публ. Г. П. Струве), Полушин (без стихов), ЛН.

Автограф — РГБ. Ф. 386. К. 84. Ед. хр. 19 (ст-ние отсутствует).

Дат.: 24 марта / 6 апреля 1908 г. — по почтовому штемпелю.

Письмо вложено в конверт, адресованный: «Russie. Moscou. Москва. Театральная пл., д. Метрополь. Редакция журнала «Весы». Его Высокородию Валерию Яковлевичу Брюсову». Штемпель почтового отделения Парижа — Paris 25 Danton 06.04.08. Штемпель московской экспедиции городской почты — 27.03.08.

Стр. 3–5. — Михаил Петрович Арцыбашев (1878–1927) — популярный в то время беллетрист; публикация его наиболее известного произведения, романа «Санин», завершилась в сентябрьской книжке журнала «Современный мир» за 1907 г. С того же 1907 г. Арцыбашев был одним из редакторов журнала «Образование» (до этого, в 1905 г., опубликовавшего его нашумевший рассказ «Ужас»). Стр. 7–8. — К письму было приложено только ст-ние «Анна Комнена» (№ 112 в т. I наст. изд.) (возможно, с этим письмом был послан и «Рыцарь с цепью» (№ 113 в т. I наст. изд.), о котором упоминает Гумилев в следующем письме (№ 39 наст. тома)). С текста ст-ния было сделано несколько копий, а сам автограф впоследствии исчез. Текст данной редакции публикуется в Неизд 1980 и ЛН (в последнем издании в стр. 51 вместо «стон» опубликовано «стол», что является очевидной опечаткой). В настоящем издании текст воспроизводится по копии, сделанной Н. М. Иванниковой (Москва). Следует отметить, что данный вариант ст-ния «Анна Комнена» (стр. 40–72) не был учтен в разделе «Другие редакции и варианты» т. I наст. изд. Стр. 9–18. — «Мальчишеская шутка» Гумилева («застенчивого таланта-метеора») была вызвана обидой на Бальмонта и Мережковских (см. №№ 6, 10 наст. тома). Как указывают Р. Д. Тименчик и Р. Л. Щербаков, Гумилев имел в виду суждение о нем П. Дмитриева: «В стихах г-на Гумилева «Маскарад» («Весы». № 7) вовсе нет выдумки; и, однако, это стихотворение поражает вас, как всегда поразит падучая звезда: вы знаете, что метеор сам по себе — камень; но никогда не будете думать об этом камне, когда по безоблачному темному небу вспыхнет огненная полоска и на несколько мгновений засветится призрачным блеском (Образование. 1907. № 11. С. 115–116)» (см.: ЛН. С. 475, 462). На «журнальное обозрение» П. Дмитриева обратил внимание Брюсов (№ 5 раздела «Письма к Н. С. Гумилеву» наст. тома). О m-lle Богдановой никаких сведений не имеется. Сама З. Н. Гиппиус спустя восемнадцать лет вспоминала этот эпизод несколько иначе: «Одно-единственное стихотворение <Гумилева> мне принесла без подписи какая-то барышня в Париже. Гумилева тогда не знали; имя лишь напомнило бы мне каменную фигуру молодого монархиста в подпирающих щеки воротничках; но подписанное или неподписанное, нельзя же и тут было не увидеть, что это стихотворение, при его еще несовершенстве, принадлежит — поэту?» (Звено (Париж). 14 февраля 1926). Ст-ние «Андрогин», к которому Гумилев безуспешно пытался привлечь внимание Брюсова (см. №№ 35, 36 наст. тома) было в конце концов опубликовано Гумилевым в «Альманахе 17» (об этом издании см. комментарий к № 54 наст. тома). Стр. 20–22. — Вероятно, речь идет об ухудшающемся финансовом положении Гумилева, вызванным изданием за свой счет РЦ 1908. Родители поэта были недовольны его «заграничным» образом жизни. «Судьба сына, видимо, крайне волновала родителей, так как между ними на этот счет очень часто происходили длительные споры. Отец хотел, чтобы сын прежде всего закончил университет и затем избрал себе какую-либо научную деятельность. Литературное поприще казалось ему недостаточно серьезным и малообеспеченным. Ему не нравилось также, что сын, не получив необходимого русского образования, уехал учиться в Сорбонну и хочет стать поэтом» (Делла-Вос-Кардовская О. Л. Воспоминания о Н. С. Гумилеве // Жизнь Николая Гумилева. С. 30). По возвращении в Россию, соответственно с прошением от 10 июля 1908 г., Гумилев 18 августа 1908 г. был зачислен студентом юридического факультета Санкт-Петербургского университета («Прошение» опубликовано: Материалы для биографии Н. С. Гумилева. Публикация и комментарий Е. Вагина // Russica-81. Литературный сборник. Нью-Йорк, 1982. С. 372). Стр. 23–25. — «Возможно, что Гумилев имел в виду Попльтона, героя рассказа Д. Джерома “Человек, который заботится обо всех”, или же одного из персонажей рассказа “О вреде чужих советов”» (ЛН. С. 475). Стр. 26–28. — На самом деле, Гумилев через три недели отправился через Севастополь и Москву (где он увиделся с Брюсовым) прямо в Царское село (см. комментарий к № 41 наст. тома). Его «кочевье» возобновилось только в сентябре 1908 г. (см. № 48 наст. тома и комментарии к нему). Стр. 28–29. — По сообщению С. И. Дымшиц-Толстой, «в течение почти целого года, который мы провели в Париже, <...> была <одна> кратковременная поездка в Петербург, которую <А. Н. Толстой> совершил без меня (я была связана посещениями художественной школы и не могла ему сопутствовать)» (Воспоминания об А. Н. Толстом. Сборник. Изд. 2-е, дополненное. М., 1982. С. 56). Стр. 29–32. — Брюсов положительно оценил стихотворные опыты поэта, которого рекомендовал ему Гумилев, и через некоторое время, в письме к Вяч. Иванову от 18 января 1910 г. не без гордости отмечал: «Ты знаешь, что я никогда не был врагом молодости, молодежи. Не я ли первый приветствовал Белого? и Блока? позднее Городецкого? и Гумилева? и совсем недавно графа А. Толстого?» (Валерий Брюсов. М., 1976. (Литературное наследство. Т. 85). С. 524). Уже отправленные Брюсову стихи Толстого (см. № 36 наст. тома) в «Весах», правда, не появились, но почти сразу же по возвращении из Парижа, в декабре 1908 г., Толстой по приглашению Брюсова читал стихи в московском «Обществе Свободной эстетики». На этот раз три стихотворения были приняты Брюсовым для немедленной публикации («Самакан», «Семик», «Косари»: Весы. 1909. № 1. С. 15–18). Два года спустя Брюсов откликнулся с явным энтузиазмом на выход в свет второго сборника стихов А. Н. Толстого «За синими реками» (М.: Гриф, 1911): «...Не столько знание народного быта, всего того, что мы называем безобразным словом «фольклор», но скорее какое-то бессознательное проникновение в стихию русского духа составляет своеобразие и очарование поэзии гр. Толстого. Умело пользуясь выражениями и оборотами народного языка, присказками, прибаутками, гр. Толстой выработал склад речи и стиха совершенно свой, удачно разрешающий задачу — дать не подделку народной песни, но ее пересоздание в условиях нашей «искусственной» поэзии. Все предыдущие попытки в этом роде — Вяч. Иванова, К. Бальмонта, С. Городецкого — совершенно побледнели после стихов гр. Толстого» (Брюсов В. Я. Новые сборники стихов // Русская мысль. 1911. № 2). Подробнее см.: Хайлов А. И. А. Н. Толстой и В. Я. Брюсов. К истории литературных отношений // А. Н. Толстой. Материалы и исследования. М., 1985. С. 204–210). Стр. 34–38. — Об Анне Комнене и Боемонте см. комментарий к № 112 в т. I наст. изд., а также более поздние упоминания о них Гумилева: №№ 25, 74 в т. VII наст. изд. «Вольно» изображенная поэтом византийская императрица имеет явное «портретное сходство» с А. Ахматовой (см. комментарий к стр. 5–8 № 112 в т. I наст. изд.). Как отмечают Р. Д. Тименчик и Р. Л. Щербаков (ЛН. С. 475), с историческим эпосом «Алексиада» Анны Комнены Гумилев, по-видимому, был знаком «по какой-либо исторической хрестоматии или по его переводу на русский язык — «Сокращенное сказание о делах царя Алексея Комнина» (Ч. 1. СПб., 1859)». Эпизод с «помилованным разбойником» заключается в следующем: «Однажды самодержец на площади большого дворца занимался игрою в шары, скача верхом на коне. В это время один варвар <...> подходит к самодержцу и, преклонив колена, прикидывается просителем. Самодержец тотчас остановил коня и, обратившись, спросил: о чем он просит? Тогда этот убийца больше, чем проситель, протянув руку и схватившись за меч, стал обнажать его. Но меч не повиновался руке, хотя раз и два пытался он вынуть оружие. <...> Тут преданнейшие самодержцу хотели было растерзать того варвара, но самодержец и знаками, и рукою, и разными угрозами удержал их от такого намерения. Что же далее? Тот убийца-воин тут же получает совершенное прощение <...> и величайшие дары» (Византийские историки. Т. 3. Сокращенное сказание о делах царя Алексея Комнина. Труды Анны Комнины. Ч. I. Пер. под ред. проф. В. Н. Карпова. СПб., 1859. С. 424–425).

39

При жизни не публиковалось. Печ. по автографу.

Неизд 1980 (публ. Г. П. Струве), Полушин (без стихов), ЛН.

Автограф — РГБ. Ф. 386. К. 84. Ед. хр. 19.

Дат.: 9/22 апреля 1908 г. — авторская датировка.

Письмо вложено в конверт, адресованный: «Russie. Moscau. Москва. Театральная пл., д. Метрополь. Редакция «Весы». Его Высокородию Валерию Яковлевичу Брюсову». Штемпель почтового отделения Парижа — Paris 50 R. St. Denis 23.04.08. Штемпель московской экспедиции городской почты — 14.04.08.

Стр. 4–7. — Имеется в виду статья А. Белого «На перевале. Вольноотпущенники» (Весы. 1908. № 2. С. 69–72). Статья направлена против эпигонов символизма, на которых, язвительно повторяя знаменитое «Как же иначе?» из книги Г. И. Чулкова «О мистическом анархизме» (СПб., 1906), Белый обрушивался с точки зрения истинного, по его выражению, «воина движения»: «Нынче талант окружен ореолом из рабов. Раб знает, что любезнейшего из друзей патрон выпускает на волю. А вольноотпущенник в наши дни — это первый претендент на литературный трон патрона. Об этом постарается и патрон, и его критика. Об этом позаботится сам вольноотпущенник. Потому что как же иначе? У вольноотпущенников будут свои вольноотпущенники.

И так далее, и так далее.

Отсюда мораль: не отпускай на волю рабов <...> Посмотрите на молодую русскую литературу: каждый месяц восходит в ней новая звезда; и в следующий месяц она закатывается. Легко восходит и легко ниспадает: это все потому, что в новейшей литературе русской уже нет почти воинов: есть вольноотпущенные рабы и вольноотпущенники вольноотпущенников. <...> На авансцене литературы русской теперь всякий спорт. Литератор-спортсмен, поэт-клоун заслонили действительные высоты современного творчества. А там, на высотах, стоят по-прежнему воины движения, победоносно поднявшие знамя символизма. Фаланга бойцов прошла вперед и скрылась. А вот за ней потянулся обоз войска...» Статья Белого, по-видимому, действительно «затронула» Гумилева: именно она, как кажется, явилась впоследствии непосредственным источником знаменитой «шпильки» в начале акмеистического манифеста в адрес «футуристов, эго-футуристов и прочих гиен, всегда следующих за львом» (стр. 6–7 № 56 в т. VII наст. изд.). Ср. у Белого: «Впереди идут львы движения, нападающие на врагов, сзади проходят жадные шакалы и гиены, терзающие трупы павших воинов» (и далее: «...это все не львы движения, а трусливые гиены, упражняющие свою храбрость над трупами. Вчера эти гиены <...> жалко прятались в кустах, когда тут проходили львы; теперь они празднуют не ими совершенную победу, эти вольноотпущенные рабы, скаля зубы уходящим от них вдаль воинам движения» и т. д.). Стр. 8–10. — О рецензии Брюсова на РЦ 1908 см. № 32 наст. тома и комментарий к нему. «Сравнивая «Романтические цветы» с «Путем конквистадоров», — писал Брюсов, — видишь, что автор много и упорно работал над своим стихом. Не осталось и следов прежней небрежности размеров, неряшливости рифм, неточности образов. Стихи Н. Гумилева теперь красивы, изящны и, большей частью, интересны по форме; теперь он резко и определенно вычерчивает свои образы и с большой обдуманностью и изысканностью выбирает эпитеты» (Весы. 1908. № 3. С. 77). Стр. 10–12. — В заключение своего отзыва Брюсов писал: «Конечно, несмотря на отдельные удачные пьесы, и «Романтические цветы» — только ученическая книга. Но хочется верить, что Н. Гумилев принадлежит к числу писателей, развивающихся медленно и по тому самому встающих высоко. <...> На наших глазах за последние годы прошла печальная судьба нескольких скороспелок, отцветших едва ли не прежде издания своей первой книги. Не окажется ли более счастливым путь от слабого и подражательного к совершенству, чем обычный путь наших однодневок...» (Там же. С. 78). Эти слова, безусловно, могли еще раз убедить Гумилева «в неизменности расположения» к нему Брюсова, о которой он писал в начале настоящего письма в контексте статьи Белого о «вольноотпущенниках» (см. выше). О понятии «ученичества» — тоже, отчасти, в связи с полемическими утверждениями А. Белого, см. комментарий к № 29 наст. тома, а также №№ 34, 41, 58, 59 наст. тома. Стр. 13–16. — По-видимому, Брюсов посоветовал Гумилеву не вовлекаться в бурную литературную жизнь столицы; не исключено, что он также предостерегал его от общения с определенными лицами или литературными кругами (см., например, № 61 наст. тома и комментарии к №№ 6 и 61 наст. тома). Следует добавить, что именно «петербургские» литераторы являлись постоянной мишенью полемических выпадов «Весов», многократно упоминаемых в предыдущих комментариях; ср., прежде всего, суждения самого Гумилева о типично «петербургском» поэте А. Н. Толстом в письме № 36 наст. тома. Стр. 16–18. — О встрече с Брюсовым в начале мая (по новому стилю) см. комментарий к № 41 наст. тома. Стр. 18–19. — В первой половине 1908 г. Гумилев написал большинство своих рассказов: «Дочери Каина», «Черный Дик», «Последний придворный поэт», «Принцесса Зара», «Скрипка Страдивариуса» и «Лесной дьявол» (№№ 6–11 в т. VI наст. изд.). За исключением «Скрипки Страдивариуса» (см. №№ 41, 55 наст. тома) они не поддаются точной датировке; по содержанию естественно предположить только, что «Последний придворный поэт» был написан вскоре после возвращения в Царское село (см. комментарий к № 8 в т. VI наст. изд.). Стр. 19–22. — О подборке трех стихотворений Гумилева для «Весов» — о которой, по всей видимости, Брюсов только что сообщил Гумилеву — см. комментарий к стр. 16–17 № 37 наст. тома. Брюсов все-таки остался при своем выборе, и напечатал «Рыцаря с цепью». Об «Одержимом» Гумилев снова вспомнит в письме к Ахматовой в начале 1913 г. (№ 118 наст. тома). Стр. 23–24. — См. следующее письмо (№ 40 наст. тома), а также комментарий к стр. 3–12 № 37 наст. тома. Стр. 25. — Несмотря на условное наклонение предыдущих рассуждений Гумилева («если я перееду в Россию...»), вопрос об отъезде, по-видимому, был уже решен. Гумилев уехал через 10 дней (см. комментарий к № 41 наст. тома). Стр. 27–43. — № 114 в т. I наст. изд., автограф 1. Стр. 44–68. — № 115 в т. I наст. изд., автограф. Стр. 69–97. — № 116 в т. I наст. изд., автограф.

40

При жизни не публиковалось. Печ. по автографу.

Неизд 1980 (публ. Г. П. Струве), Полушин, ЛН.

Автограф — РГБ. Ф. 386. К. 84. Ед. хр. 19.

Дат.: 15/28 апреля 1908 г. — по почтовому штемпелю.

Письмо вложено в конверт с пометой Recommandee — «ЗАКАЗНОЕ», адресованный: «Russie. Monsieur Valer Brussow. Россия. Москва. Театральная пл., д. Метрополь. Редакция «Весы». Его Высокородию Валерию Яковлевичу Брюсову». Штемпель почтового отделения Парижа — Paris 25. Best. Michel 28.04.08. Штемпель московской экспедиции городской почты — 19.04.08.

Стр. 3–6. — Судя по предыдущему письму, Гумилев посетил Весенний салон 10/23 апреля 1908 г. Результатом этого посещения стала статья «Два салона (Societe des Artistes Independants — Societe Nationale des Beaux Arts)» (№ 4 в т. VII наст. изд.), которая была опубликована в майском номере «Весов» (1908. № 5. С. 103–105). Приложенная (вероятно) к письму рукопись статьи не сохранилась. См. об истории создания этой статьи также №№ 37 и 42 наст. тома и комментарии к ним. В дальнейшем Гумилев опубликовал еще только одну статью об искусстве в начале 1909 г. — о петербургском «Салоне» С. К. Маковского (№ 13 в т. VII наст. изд.). Стр. 7–8. — «За время пребывания в Париже Гумилев познакомился с Н. Рерихом, Е. Кругликовой, К. Петровым-Водкиным, М. Фармаковским, М. Тенишевой, А. Божеряновым, С. Гуревичем и др. художниками. Л. В. Шапорина вспоминает о парижской мастерской Е. С. Кругликовой: «Приезжал в 1907 году еще совсем молодой Н. С. Гумилев, читал свои стихи. Мало кто знал его тогда, но говорили шепотом друг другу: «Он «весит», его печатают в «Весах»!» (Кругликова Е. С. Жизнь и творчество. Л., 1969. С. 68)» (ЛН. С. 477–478; подробнее о знакомстве Гумилева с Рерихом см. комментарий к письму Рериха в наст. томе; о знакомстве с Фармаковским и Божеряновым см. комментарий к №№ 2, 13 в т. VII наст. изд. и к №№ 10, 12, 56 наст. тома). По сведениям П. Н. Лукницкого, на «четвергах», организованных Е. С. Кругликовой в «Русском артистическом кружке», Гумилев также встретился «с художниками В. П. Белкиным, Кирзили, Тарховым, Матвеевым, Досекиным, И. И. Меньшиковым, Диксом» (Труды и дни. С. 179). Там же он познакомился и с французским писателем А. Мерсеро (см. комментарий к № 5 наст. тома), который писал критические обзоры современной французской живописи для «Золотого руна» (Эсмер-Вальдор [Мерсеро А.]. Salon d’Automne: письмо из Парижа // Золотое руно. 1907. № 11–12; Эсмер-Вальдор [Мерсеро А.]. По поводу осеннего салона // Золотое руно. 1908. № 10; Мерсеро А. Анри Матисс и современная живопись // Золотое руно. 1909. № 6; Мерсеро А. Монтичелли // Золотое руно. 1909. № 11–12). Кроме того, во время работы над «Сириусом» Гумилев общался с художником С. И. Данишевским (1870–1944) и скульптором Яковым Николадзе (1876–1951) (см.: Николаев Н. И. Журнал «Сириус» (1907 г.) // Исследования и материалы. С. 312). Стр. 8–10. — Имеется в виду книга Валерия Брюсова: Пути и перепутья. Собрание стихов. Т. 2. Риму и миру (Urbi et orbi). Венок (Stephanos). 1901–1905. М.: Скорпион, 1908. Книга вышла в свет только в середине апреля. Спустя шесть недель, перейдя по возвращении из Парижа с художественной критики на литературную, Гумилев напишет рецензию на нее для газеты «Речь» (№ 6 в т. VII наст. изд.; см. № 42 наст. тома). Как пояснил Брюсов в предисловии к тому, при перепечатке своих наиболее значительных «старых» сборников он сохранил их общую структуру и композицию, но все же — как и Гумилев десять дет спустя — счел желательным и принципиально оправданным внести ряд изменений как в первоначальный состав, так и в отдельные тексты: «...я счел нужным присоединить к этим циклам стихотворений те, которые в свое время не вошли в них или случайно, или по причинам, от меня не зависевшим <...> Также решился я опустить из обоих сборников несколько стихотворений <...> Особенно внимательный читатель, может быть, заметит еще, что некоторые отдельные стихи <...> изменены сравнительно с их первоначальной редакцией. Мне кажется, что я не лишен права совершенствовать свои произведения, если в них вижу промахи и недочеты...»

41

При жизни не публиковалось. Печ. по автографу.

Неизд 1980 (публ. Г. П. Струве), Полушин, ЛН.

Автограф — РГБ. Ф. 386. К. 84. Ед. хр. 19. В стр. 12 вместо «предложить» ранее было «напечатать».

Дат.: 12 мая 1908 г. — по почтовому штемпелю.

Письмо вложено в конверт, адресованный: «Москва. Театральная пл., д. Метрополь. Редакция «Весы». Его Высокородию Валерию Яковлевичу Брюсову». Штемпель почтового отделения Царского села — 12.05.08. Штемпель московской экспедиции городской почты — 13.05.08. Ответом на это письмо является письмо В. Я. Брюсова № 7 (см. раздел «Письма к Н. С. Гумилеву» наст. тома).

20 апреля Гумилев покинул Париж и отправился (поездом) в Россию. «Первую остановку он делает в Севастополе, в Гранд-Отеле. Посещение дома Мартино на Малой Морской, где жила А. Горенко, завершилось полным разрывом и возвращением друг другу всех писем... Из Севастополя Гумилев заехал в Москву к Брюсову. <...> Домой, в Царское, вернулся в конце апреля или в начале мая» (Степанов Е. Е. Н. Гумилев. Хроника // Соч III. С. 357; ср. также: Жизнь поэта. С. 61). Данное письмо явно возвращается к некоторым темам «второй» московской встречи с Брюсовым (во время которой Гумилев надписал ему «Романтические цветы» (Жизнь поэта. С. 61)). Об этой встрече сохранилось воспоминание свояченицы Брюсова Б. М. Погореловой: «...Из своего кабинета вышел Валерий Яковлевич, и не один. <...> Появившийся в этот день гость был необыкновенным. «Гумилев», — представился он сам как-то слишком самоуверенно. Все в нем изумляло. <...> Разговор его <...> не был похож на то, что обычно интересовало писателей, по-будничному беседовавших между собой: технические ухищрения писательского ремесла, вопросы гонораров, печатание, стычки авторов с издателями. Гумилев, еще не получив своего стакана чаю, неожиданно и сразу заговорил о той буре, которая поднялась, когда он плыл в последнее воскресенье на заокеанском пароходе, об острове Таити, о совершенстве телосложения негритянок, о парижском балете. Брюсову, видимо, не нравилась вся эта «экзотика», но, не считая, вероятно, возможным перевести сразу разговор на профессионально-бытовые темы, не покидая чужих краев, он стал говорить о заграничных музеях и выставках... И тут нас всех поразила огромная эрудиция Гумилева. О всемирно известных музеях он принялся говорить, как ученый специалист по истории искусств. О знаменитых манускриптах — как изощренный палеограф» (Погорелова Б. М. Валерий Брюсов и его окружение // Русский путь. С. 251). Несмотря на то что за давностью лет (воспоминания были впервые опубликованы в № 33 «Нового журнала» (Нью-Йорк) в 1953 году) некоторые детали разговора исказились в памяти мемуаристки, легко догадаться, что речь шла о статье «Два салона» (№ 4 в т. VII наст. изд.).

Стр. 3–5. — Приложенные к письму ст-ния отсутствуют. Скорее всего, это были ст-ния «Волшебная скрипка», «Одержимый» и «Рыцарь с цепью» (№№ 89, 111, 113 в т. I наст. изд.), вошедшие в «летний» номер «Весов» (1908. № 6), а также «Андрогин» (№ 107 в т. I наст. изд.). Стр. 6–10. — Вопрос о публикации новой книги Гумилева в издательстве «Скорпион» (будущих Ж 1910), вероятно, поднимался во время московской беседы, и Брюсов ответил на него уклончиво. В ответном письме (№ 7 раздела «Письма к Н. С. Гумилеву» наст. тома) Брюсов выразил свое согласие «в принципе». Но сама книга появилась, действительно, лишь (без малого) два года спустя — 16 апреля 1910 г. Впрочем, Гумилев сам очень долго колебался в выборе сроков публикации, состава и даже названия новой книги (см. №№ 54, 58, 65 наст. тома). Стр. 10–12. — По-видимому, рукопись рассказа «Скрипка Страдивариуса» была передана Брюсову во время московской встречи, но появилась в «Весах» лишь через год с небольшим (1909. № 7). Об истории публикации рассказа см. комментарий к № 10 в т. VI наст. изд., а также — №№ 43, 44, 45, 47, 54, 56, 59, 61 наст. тома. Стр. 14–20. — Весь этот абзац можно, вероятно, трактовать как своего рода осторожную «проверку отношений» с Брюсовым после «апрельской» встречи в Москве, которая, судя по всему, была не совсем «гладкой». «Поводом для напряженности» безусловно послужила статья Гумилева о французской живописи «Два салона» (№ 4 в т. VII наст. изд.; см. комментарий к № 4 в т. VII наст. изд. и к №№ 37, 40, 42 наст. тома), отзвук разговора о которой улавливается в вышеприведенных воспоминаниях Б. М. Погореловой. Стр. 21–23. — Ст-ние «Андрогин» было ранее приложено к письму № 35 наст. тома. Несмотря на неоднократные «напоминания» Гумилева (№№ 36, 37, 38 наст. тома), в «Весах» это ст-ние так и не появилось.

42

При жизни не публиковалось. Печ. по: Revue des Etudes slaves. LXXI/1. 1999.

Revue des Etudes slaves. LXXI/1. 1999. P. 159–168 (публ. Р. Дубровкина).

Автограф — Архив Р. Гиля в Национальной библиотеке (Париж).

Дат.: между 23 и 28 мая 1908 г. — по датировке Р. Дубровкина.

Ответ на письмо от В. Я. Брюсова (см. № 7 раздела «Письма к Н. С. Гумилеву» наст. тома). Письмо было обнаружено Р. Дубровкиным «среди сотен неразобранных рукописей, черновиков и пожелтевших газетных вырезок» в бумагах Рене Гиля в парижской Национальной библиотеке. По мнению Р. Дубровкина, данное письмо было либо оставлено у Гиля самим Брюсовым во время встречи поэтов в Париже осенью 1908 г., либо (что более вероятно) передано вдове Гиля Алисе вместе с другой брюсовской корреспонденцией в 1931–1935 годах (это было связано с планами «Литературного наследства» опубликовать переписку поэтов — см.: Revue des Etudes Slaves. LXXI/1. 1999. P. 164–165).