Чтение онлайн

ЖАНРЫ

Полное собрание сочинений. Том 27.
Шрифт:

«Одумайтесь, Одумайтесь, Одумайтесь!» кричалъ еще Іоаннъ Креститель; «одумайтесь», провозглашалъ Христосъ; «одумайтесь», провозглашаетъ голосъ Бога, голосъ совсти и разума. Прежде всего остановимся каждый въ своей работ или своей забав, остановимся и по думаемъ о томъ, что мы длаемъ. Длаемъ ли то, что должно, или такъ, даромъ, ни за что прожигаемъ ту жизнь, которая среди двухъ вчностей смерти дана намъ.

Знаю я, что со всхъ сторонъ на тебя налягаютъ люди и не даютъ теб минуты покоя, и что теб, какъ лошади на колес, кажется, что теб никакъ нельзя остановиться, хотя и колесо, движущееся подъ тобой, разогнано самимъ тобою; знаю я, что сотни голосовъ закричатъ на тебя, какъ только ты попытаешься остановиться, чтобы одуматься.

— «Некогда думать и разсуждать, надо длать», — закричитъ одинъ голосъ.

— «Не слдуетъ разсуждать о себ и своихъ желаніяхъ, когда дло, которому ты служишь, есть дло общее, дло семьи, дло торговли, искусства, науки, государства. Ты долженъ служить общему», закричитъ другой голосъ.

— «Все это ужъ пробовано обдумывать, и никто ничего не обдумалъ, живи, вотъ и все», — закричитъ третій голосъ. — «Думай или не думай, все будетъ одно: поживешь недолго и умрешь; и потому живи въ свое удовольствіе».

— «Не думай! Если станешь думать, увидишь, что эта жизнь хуже, чмъ не жизнь, и убьешь себя. Живи какъ попало, но не думай», закричитъ четвертый голосъ.

Какъ въ сказк разсказываютъ, что когда уже въ виду искателя клада было то, что онъ искалъ, тысяча страшныхъ и соблазнительныхъ голосовъ закричали вокругъ него, чтобы помшать ему взять то, что давало ему счастье. Такъ и голоса слугъ міра сбиваютъ искателя истины, когда онъ уже въ виду ея. Не слушай этихъ голосовъ. И въ отвтъ на все, что они могутъ сказать теб, скажи себ одно: Позади своей жизни я вижу безконечность

времени, въ которомъ меня не было. Впереди меня такая же безконечная тьма, въ которую вотъ-вотъ придетъ смерть и погрузить меня. Теперь я въ жизни и могу — знаю, что могу — могу закрыть глаза и, не видя ничего, попасть въ самую злую и мучительную жизнь, и могу нетолько открыть глаза, смотрть, но могу видть и оглядывать все вокругъ себя и избрать самую лучшую и радостную жизнь. И потому, что бы мн ни говорили голоса, и какъ бы ни тянули меня соблазны, какъ бы ни тянула меня уже начатая мною, и какъ бы ни поощряла меня текущая вокругъ меня жизнь, я остановлюсь, оглянусь вокругъ себя и одумаюсь.

И стоитъ человку сказать себ это, какъ онъ увидитъ, что не онъ одинъ одумывается, а что и прежде его, и при немъ много и много людей также, какъ онъ, одумывались и избирали тотъ лучшій путь жизни, который одинъ даетъ благо и ведетъ къ нему.

** [CARTHAGO DELENDA EST.] [237]

(«Жизнь, та форма жизни»...)

Г[осподи] Б[лагослови]. 30 Н[оября 18]89. Я. П.

Garthago delenda est. [238]Жизнь, та форма жизни, которой живемъ теперь мы, христіанскіе народы, — delenda est, должна быть разрушена, говорилъ я и буду твердить это до тхъ поръ, пока она будетъ разрушена. Я умру, можетъ быть, пока она не будетъ еще разрушена, но я не одинъ, со мной стоятъ сотни тысячъ людей, со мной стоитъ истина. И она будетъ разрушена, и очень скоро. Она будетъ разрушена не потому, что [239]ее разрушатъ революціонеры, анархисты, рабочіе, государственные социалисты, Японцы или Китайцы, [240]а она будетъ разрушена потому, что она уже разрушена на главную половину — она разрушена въ сознаніи людей. [241]Старая форма жизни [242]держится какъ дерево, отъ котораго живутъ отростки, но которое само кажется живымъ только потому, что гниль, подтачивающая его, еще не прошла всю сердцевину. Тотъ, кто неглухъ и не слпъ къ тому, что творится въ нашемъ христіанскомъ мір, не можетъ не видть того, что [243]умственный, духовный конецъ прогресса продвинулся впередъ несоразмрно съ [244]соціальнымъ, общественнымъ. Это общій голосъ всхъ передовыхъ людей нашего времени. Если представить себ прогрессъ, какъ движеніе четвероугольнаго

Рукопись (автограф) первого плана «Плодов просвещения»

Размер подлинника

тла посредствомъ двухъ прикрпленныхъ къ двумъ переднимъ угламъ постромокъ, [245]то положеніе наше теперь подобно тому, которое приняло бы движимое тло, когда одна сторона продвинулась бы впередъ несоразмрно съ другой. Длать больше нечего, какъ продвинуть отставшій конецъ наравн съ опередившимъ. Естественно заблужденіе недальновидныхъ людей, видящихъ неправильность положенія, и, чтобы исправить его, желающихъ вернуть назадъ продвинутый конецъ; но это невозможно. Продвинувшійся конецъ есть разумное сознаніе — это есть высшая сила въ человчеств, и потому нту той силы, которая могла бы осадить ее. Остается одно: соотвтственно сознанію продвинуть действительность. Человчество движется [246]только такъ: шагъ сознанія, шагъ практической дятельности, осуществляющей въ жизни новый шагъ сознанія. И есть времена, когда дйствительность какъ будто на равн съ сознаніемъ (похоже на то, что такъ было въ половин прошлаго вка), и есть времена, какъ теперь, когда далеко впередъ выступаетъ сознаніе, несоотвтствующее жизни.

Не то — надо вновь.

————

** [ПО ПОВОДУ ДЕЛА СКУБЛИНСКОЙ.]

18 Февр. 1890. Я. П.

Въ Варшав женщина Скуплинская убивала дтей — убила ихъ около сотни. Ее судятъ, осудятъ, приговорятъ къ каторжнымъ работамъ или что нибудь въ этомъ род. У насъ въ Тул прошлаго года судился крестьянинъ, изнасиловавшій свою дочь. Слдователь разсказывалъ мн, что крестьянинъ этотъ, 44 лтъ, былъ похожъ на звря: дома у него не было, онъ нсколько лтъ ходилъ по міру съ дочерью. Его никогда не пускали ночевать въ избы, а онъ лто и зиму ночевалъ съ дочерью на двор. Другое дло въТул же — такое же точно, почти въ одно и то же время было еще гд то — мальчикъ завелъ въ лсъ 5 лтнюю двочку, зарзалъ ее и вырзалъ жиръ, но не усплъ сдлать нужной ему изъ этого жира свчки. Ему помшали и посадили его въ острогъ, гд онъ и теперь сидитъ. Злодйка Скуплинская и еще другая какая то и ихъ помощники и помощницы, злодй отецъ, изнасиловавшій дочь, злодй мальчикъ. Это зври. Ихъ повсить мало. Повсить ихъ не поъсятъ — неизвстно почему, хотя почтенныхъ мужиковъ въ Пенз, въ порыв гнва убившихъ прикащика за убійство одного изъ ихъ товарищей — повсили. Но этихъ не повсятъ, а будутъ судить: судьи и прокуроры, адвокаты наговорятся въ сласть. Газеты наполнятъ свои столбцы негодованіемъ — людей этихъ: женщинъ, отца и отцевъ, насилующихъ дочерей, и мальчиковъ, убивающихъ дтей для приготовленія свчей, удалятъ, чтобы они, эти [247]зври, не мшали намъ, хорошимъ людямъ, жить какъ слдуетъ, и жизнь наша хорошая пойдетъ ненарушимо. —

Жизнь наша очень хорошая: Есть у насъ правительство, заботящееся о благ народномъ, есть у насъ церковь, заботящаяся о духовномъ христіанскомъ просвщеніи народномъ, есть у насъ общественная жизнь и отраженіе ея — общественное мнніе, устанавливающее общественную нравственность, воспитывающую наши молодыя поколнія и нашъ народъ, не достигшій еще до той нравственной и духовной высоты, на которой стоимъ мы. —

Правительства у насъ хорошія, такія, которыя не могутъ терпть того, что длаютъ Скублинскія, нищіе отцы и дти, приготовляющія свчи. Правительства наши отъ русскаго до американскаго знаютъ и видятъ очень хорошо, чего не можетъ теперь не видтъ слпой и не слышать глухой, что алкоголь есть самый вредоносный ядъ, губящій и тло и душу человка, что 0,9 бдствій и страданій, и Скублинскія, и нищіе, и дти, длающія свчки, и тысячи другихъ преступленій, происходящихъ отъ вошедшаго (введеннаго правительствами или высшими. классами) въ обычай и страсть употребленія этого яда въ разныхъ формахъ — водки, винъ, пивъ, правительства поощряютъ производства этихъ ядовъ (притворяясь при этомъ, что они очень скорбятъ объ этомъ), выдаютъ награды за изготовленіе наилучшихъ ядовъ на выставкахъ и, главное, собираютъ деньги за продажу этихъ ядовъ (и потому не могутъ не поощрять ихъ). Это разъ. Другой признакъ той нравственной высоты, на которой мы стоимъ и съ которой не можетъ не негодовать на Скублинскую, нищихъ и мальчиковъ, длающихъ свчи, это отношеніе нашего правительства къ женщинамъ въ ихъ половомъ отношеніи и къ дтямъ, къ младенцамъ. Правительства наши тоже вс учреждаютъ, организуютъ проституцію. Миліоны да миліоны женщинъ, лишенныя не только свободы, но человческаго образа, приговоренныя врне приговора къ казни преступника, приговоренныя къ ранней погибели въ своей отверженности, миліоны такихъ женщинъ организуются правительствомъ. Но правительству мало этого попеченія о нравственности своихъ народовъ — оно учреждаетъ еще воспитательные дома, распространяющiе развратъ на огромный районъ вокругъ себя, дома, гд тысячи служащихъ получаютъ квартиры и жалованье за то, что въ этихъ домахъ съ паркетными полами убиваютъ дтей въ такомъ количеств, до котораго не достигнетъ дятельность тысячъ Скублинскихъ въ этомъ направленіи. Но деятельность нашихъ правительствъ не ограничивается этимъ. Благодтельныя правительства, озабоченныя благомъ своихъ гражданъ, учреждаютъ суды для распространенія между гражданами правильныхъ нравственныхъ понятій. Суды эти разнообразны, смотря по той фарисейской роли, которую избираетъ правительство, и по тому обычаю, который существуетъ въ стран. У насъ въ Россіи хотя и притворяются, что держатся гласнаго суда съ присяжными, въ сущности этотъ гласный судъ съ присяжными прилагаютъ только настолько, насколько онъ нуженъ для нравственнаго растлнія населенія (о чемъ дале). Въ сущности же судъ въ Россіи коканскій, т. е. подвергаютъ страданіямъ, мукамъ, смерти людей въ той мр, въ которой это нужно или нравится тмъ, въ рукахъ кого находится власть. Какже намъ не возмущаться убійствомъ полсотни младенцовъ,

намъ, пріученнымъ къ такому [248]человколюбію нашимъ правительствомъ. Мы знаемъ, правда, что изъ среды нашей изчезаютъ люди, что люди эти оказываются въ крпостяхъ Шлюсельбургской и Петропавловской, гд они сидятъ живыми мертвецами десятками лтъ, умирая безъ человческаго слова сочувствія, живыми вн міра, гд они сходятъ съ ума, убиваются, гд ихъ вшаютъ и скутъ безразлично мущинъ и женщинъ. Мы знаемъ, что это все и хуже этаго существуетъ, но мы не знаемъ подробностей; правительство тщательно скрываетъ ихъ отъ насъ. И потому какже намъ не возмущаться тому, что Скуплинская убила полсотни младенцовъ? Но кром этаго суда, въ забот о насъ правительство учредило еще и другіе, но съ такой оговоркой, что какъ только есть вроятіе того, что судъ осудитъ не такъ, какъ того хочетъ правительство — какъ только есть возможн[ость] свободно двигаться чаш всовъ — такъ тотчасъ же правительство говоритъ какое нибудь слово — охрана, полевой, военный судъ, и тогда мучаетъ, убиваетъ того, кого хочетъ и какъ хочетъ. (Такъ это сдлалось въ ныншнемъ царствованіи. Помню `a tort ou `a raison, [249]но я юношей, бывало, гордился тмъ, что у насъ, русскихъ, нтъ смертной казни. Теперь ужъ нтъ повода къ этой гордости — есть самая скверная — произвольная.) Есть и тотъ гласный судъ съ присяжными, но, какъ я сказалъ, только затмъ, чтобы развращать народъ, т. е. пріучать народъ къ тому, что публично можно говорить также похоже на правду, что блое — блое, какъ и то, что оно черное; чтобы пріучать народъ клеветать, клятвопреступничать и, главное, участвовать въ безсмысленныхъ и подлыхъ глупостяхъ, потому что ничмъ инымъ нельзя назвать того, что длается во всхъ нашихъ уголовныхъ судахъ, а именно того, чтобы человка невжеетвеннаго и развращеннаго и большей частью работающаго для пропитанія своего и своего семейства, посадить въ тюрьму въ сообщество самыхъ невжественныхъ и развращенныхъ людей, лишить его возможности добывать пропитаніе семь, но для самого его обеспечить пропитаніе и праздность или легкую и не нужную работу, или, что еще глупе, содействовать къ тому, чтобы человка, вреднаго въ Тульской губерніи, переслать въ Иркутскую.

Такъ вотъ каковы наши правительства! Но мало того, что они заботятся о правильномъ отравленіи народа самымъ вреднымъ ядомъ, объ учрежденіи правильной проституціи, о погибели младенцовъ въ спеціально для того учрежденныхъ домахъ, о наполненіи крпостей, тюрьмъ и каторгъ безвстно умирающими, въ страшныхъ страданіяхъ людьми, о вшаніи всхъ тхъ людей, которые кажутся безпокойными и непріятными, о развращеніи и развращенныхъ уже преступниковъ [250]и неразвращенныхъ еще присяжныхъ, правительство озабочено еще и тмъ, чтобы вс, въ особенности т, которые еле еле могутъ сами существовать, чтобы вс эти люди отдавали бы большую долю своей работы деньгами правительству, съ тмъ, чтобы правительство посредствомъ своихъ чиновниковъ могло бы управлять этими людьми такъ, чтобы люди эти, воображая себя свободными, были бы въ полной власти и подчиненіи правительства. И для этой то цли, для полнаго подчиненія правительство [251]изливаетъ свои высшія благодянія (невысшія, одно, послднее еще есть выше), свои благодянія на гражданъ тмъ, что каждаго изъ нихъ (за исключеніемъ, разумется, тхъ, которые нужны правительству для другихъ цлей) подъ предлогомъ защиты этихъ самыхъ гражданъ забираетъ на временное полное рабство, называемое военной службой. Въ этомъ состояніи каждый человкъ долженъ на время отречься отъ всего своего человческаго достоинства, долженъ признать себя безмозглымъ, безсловеснымъ рабомъ раба, готовымъ безпрекословно на всякое преступленіе противъ Бога и человковъ. [252]Какже намъ не ужасаться на Скублинскихъ, на нищихъ съ дочерьми, на мальчиковъ съ свчками, мы такъ деликатно, нжно, человколюбиво воспитаны. Каждый изъ насъ побывалъ въ томъ состояніи, въ которомъ онъ или убивалъ или по крайней мр готовъ былъ убивать людей и жечь дома, топтать поля и убивать женъ и дтей. Правительства готовятъ къ этому состоянію молодыхъ людей. Есть школы военныя, въ которыхъ учатъ этому. — Страшны, говорятъ, новыя орудія истребленія, мелениты, торпеды, электрическія ружья и т. п. Нтъ, это не страшно. Сами мелениты и торпеды и электрическія ружья ничего никому не сдлаютъ. Страшны люди, воспитанные правительствами. Прошлаго года ко мне пришелъ 20 лтній воспитанникъ военной школы. Онъ пришелъ посовтоваться о своихъ религіозныхъ сомнніяхъ. Не затрогивая его военнаго положенія, несообразность котораго я предоставлялъ открыть ему самому, мы поговорили съ нимъ объ ученіи Христа. Прощаясь съ нимъ, я сказалъ ему еще о вин — большой опасности для юноши военнаго сословія. Я сказалъ ему, что хорошо бы совсмъ не пить, потому что вино всегда вредно. — А какже, сказалъ онъ, въ военномъ дл? — Я думалъ, что онъ скажетъ о томъ, что вино поддерживаетъ силы въ походахъ, и ждалъ этаго, чтобы сообщить ему статистическія данныя, доказывающія противное. Но онъ сказалъ не это. Онъ сказалъ: — А какже Скобелевъ при Геокъ-Тепе. — Добрые, срые глаза въ румяномъ пухломъ, еще не обросшемъ невинномъ лиц смотрли на меня смло и прямо... — А какже при Геокъ-Тепе, когда Скобелевъ веллъ солдатамъ перерзать населеніе. Они не хотли идти. Имъ надобыло дать вина. Дали вина, и они сдлали. — Не меленитъ страшенъ, а вотъ что страшно. Извращенная человческая душа. Тоже я другой разъ видлъ на другомъ кадет съ усами. На разговоръ о незаконности для христіанина войны, онъ сказалъ, что онъ присягалъ и что потому онъ нетолько самъ будетъ убивать, но убьетъ того, кто не захочетъ убивать. Вотъ что ужасно. Въ юнош еще это видно. Но когда старый генералъ съ смлостыо, бойкостью и увренностью давнишняго, одобряемаго всми безумія, съ 50 лтнимъ мастерствомъ жеста и языка, скажетъ это же, онъ импонируетъ многимъ. — Да, вотъ такихъ людей для своихъ цлей — заботы о насъ воспитываютъ правительства. Такъ какже намъ не негодовать на Скуплинскую, на нищаго съ дочерью и мальчика съ свчкой, когда у насъ такое просвтительное нравственное [253]правительство. [254]Но этаго мало. Для достиженія образованія людей, олицетворяемыхъ моимъ кадетомъ, людей, необходимыхъ для собиранія податей, нужныхъ для содержанія чиновниковъ и судейскихъ, нужныхъ для развращенія народа и властвованія надъ нимъ, [255]нужна еще сила, которая бы мшала людямъ понимать смыслъ своей жизни, понимать то, что открыто объ этомъ смысл жизни благодтелями человечества, нужно лжетолкователей смысла жизни, которые бы или, какъ у насъ въ Россіи, одни имли власть толковать смыслъ жизни, всякое же другое толкованіе преслдовалось и казнилось, или, какъ въ большинств народовъ, нужно поддерживать этихъ лжетолкователей и поощрять ихъ деньгами, собираемыми съ того народа, который должны обманывать эти лжетолкователи. И вотъ для этого еще существуетъ церковь, съ высоты которой мы признаемъ за собой право такъ негодовать на Скуплинскую, на отца съ дочерью и мальчика со свчкой. Какже намъ не негодовать, вдь мы, вс народы европейскіе, кто немного меньше, кто немного больше 1000 лтъ христіане, у насъ есть Іереи, Церковь — правильне церкви, потому что церквей, каждая изъ которыхъ называетъ себя единою истинною, очень много, боле ста — то церкви наши хорошія, нравственныя, святыя и не могутъ не негодовать на то, что длаютъ Скуплинская и др.

Церкви наши, начиная отъ католической до Сведенборгіанской, проповдуютъ очень многое, самыя необыкновенныя, самыя нелпыя ученія: и о томъ, что Бога надо сть, что Богъ одинъ и три, что Богъ сдлалъ самое лучшее для людей дло то, что послалъ своего сына, и т. п., что есть дьяволъ и ангелы и чудотворныя статуи и мощи и еще многое и многое, но не проповдуютъ ни одна изъ нихъ того, что христіанское ученіе исключаетъ

[ВАРИАНТЫ К СТАТЬЕ «ДЛЯ ЧЕГО ЛЮДИ ОДУРМАНИВАЮТСЯ?»]

* № 1

К главе I.

<Духовное существо это, которое есть наше разумное сознаніе, проявляющееся въ вид совсти, какъ и сказано, ничего не предписываетъ, не длаетъ ни малйшаго насилія надъ животнымъ существомъ, но не переставая указываетъ ему его отступленiе отъ требованій добра, и это указаніе парализируетъ дятельность существа. Точно также какъ отклоненіе компаса отъ линіи, опредленной компасомъ, не насилуя того, кто руководится имъ, парализируетъ его дятельность, и сознаніе отклоненія отъ истиннаго пути выражается страданіемъ. Сознаніе же совпаденія съ истиннымъ путемъ даетъ радость и увеличеніе энергіи жизни.>

* № 2.

К главе I.

<Вс мы съ дтскихъ лтъ знаемъ радостное чувство сознанія того, что ты сдлалъ то, что отъ тебя ожидали, и что старшie довольны тобой. Такъ это въ дтств гд мсто совести занимаетъ одобреніе другихъ. Въ молодости же и въ зрлыхъ годахъ, во время которыхъ одобреніе старшихъ получаетъ меньше и меньше значенія и на мсто его является собственное разумное сознаніе. Вс мы знаемъ, что нтъ боле радостнаго воспоминанія, какъ воспоминаніе о тхъ временахъ, когда ты зналъ, что сознательно длалъ то, что должно было. И вс мы знаемъ, что нтъ боле тяжелаго воспоминанія, какъ о тхъ временахъ, когда ты зналъ, что надо было, и не длалъ этого, или зналъ, что не надо было длать то, что ты длалъ, и всетаки длалъ это.

Поделиться с друзьями: