Полное собрание сочинений. Том 4

Юхванка въ это время нашелъ, что борона лежитъ не на м ст , онъ поднялъ и поставилъ ее стоючи, прислонивъ къ плетню.

— Поди сюда, — крикнулъ Николинька. — Что эта лошадь старая?

— Помилуйте, Ваше Сіятельство, в дь такой смоляной зубъ бываетъ, а ужъ я...

— Молчать! Ты лгунъ и негодяй, потому что честный мужикъ не станетъ лгать, ему не зач мъ. Ну на чемъ ты вы дешь пахать, когда продашь эту лошадь. Тебя нарочно посылаютъ на п шія работы, чтобы ты поправлялся лошадьми къ пахот , а ты посл днюю хочешь продать, в дь другимъ обидно за тебя земляную работу работать, а главное зач мъ ты лжешь?

Юхванка во время этой нотаціи опустилъ глаза внизъ, но и тамъ они ни на секунду не оставались спокойными.

— Мы, Ваше Сіятельство, — отв чалъ онъ, — не хуже другихъ на работу вы демъ.

— Да на чемъ ты вы дешь?

— Ужъ будьте покойны, Ваше Сіятельство, голышами не будемъ, — отв чалъ онъ, безъ всякой надобности нукая на мерена и отгоняя его. — Коли-бы не нужда, то сталъ-бы разв продавать.

— Зач мъ-же теб нужны деньги?

— Хл ба н ту-ти ничего, да и Болхи отдать долгъ надо.

— Какъ хл ба н ту? Отчего-же у другихъ, у семейныхъ еще сть, а у тебя у безсемейнаго н ту? — Куда-жъ онъ д вался?

— ли, Ваше Сіятельство, а теперь ни крохи н тъ, лошадь я къ осени передъ Богомъ куплю.

— Лошадь продавать и думать не см й.

— Что-жъ, Ваше Сіятельство, коли такъ, то какая-же наша жизнь будетъ, и хл ба н ту, и продать ничего не см й, — отв чалъ онъ, кинувъ б глый, но дерзкій взглядъ на лицо Князя.

— Не сдобровать теб , ео ан, ежели ты не исправишься, — сказалъ Николинька медленно, — потому что такихъ мужиковъ, какъ ты, держать нельзя.

— На то воля ваша, — отв чалъ онъ спокойно, — коли я вамъ не заслужилъ. А кажется за мной никакихъ качествъ не зам чено. Изв стно, ужъ коли я вашему Сіятельству не полюбился! только не знаю за что?

— А вотъ за что: за то, что у тебя дворъ раскрытъ, сть нечего, навозъ не запаханъ, плетни поломаны, а ты сидишь дома, да трубочку покуриваешь.

— Помилуйте, Ваше Сіятельство, я и не знаю, какія он трубки то бываютъ.

— Вотъ ты опять лжешь.

— Какъ я см ю лгать Ваше Сіятельство.

— Все это: трубки, самоваръ, сапоги, все это не б да, коли достатокъ есть, да и то нейдетъ, a б дному мужику, который посл днюю лошадь продаетъ — это не годится. Опять сколько разъ я теб говорилъ, чтобы ты въ городъ не см лъ отлучаться безъ спросу; а ты опять въ Четвергъ здилъ барана продавать и съ фабричными по кабакамъ шляться. В дь я про тебя все знаю, не хуже твоихъ сос дей. Теб старуха полный дворъ отдала и скотины, и лошадей, всего было довольно, а ты его раззорилъ, такъ что теб 3-хъ душъ кормить неч мъ, да еще и ее почитать не хочешь. И баба твоя тоже, ч мъ бы работать, когда у васъ хл ба н тъ, только знаетъ, что въ платки, да въ коты наряжается. Ты мужъ, ты за ней смотр ть долженъ. Ежели ты мужикомъ хорошимъ хочешь быть, такъ ты свою фабричную жизнь, и трубочки, и самоварчики оставь, да занимайся землей и хозяйствомъ, а не т мъ, чтобы съ объ здчиками казенный л съ воровать, да по кабакамъ зипуны закладывать. Коли теб въ чемъ нужда, то приди ко мн , попроси прямо, что нужно и зач мъ а не лги, тогда я теб не откажу ни въ чемъ, что только могу сд лать.

— Помилуйте, Ваше Сіятельство, мы кажется можемъ понимать, — отв чалъ онъ, улыбаясь, какъ будто вполн понималъ всю прелесть шутки Князя.

Николинька понялъ, какъ мало д йствительны могутъ быть его ув щанія и угрозы противъ порока, воспитаннаго нев жествомъ и поддерживаемаго нищетой, съ тяжелымъ чувствомъ унынія вышелъ на улицу. На порог сид ла старуха и плакала.

— Вотъ вамъ на хл бъ, — прокричалъ Николинька на ухо, кладя въ руку депозитку въ 3 р., только сама покупай, а не давай Юхванк , а то онъ пропьетъ.

Старуха собралась благодарить, голова ее закачалась быстр е, но Николинька уже прошелъ дальше.

«Давыдка Козелъ просилъ хл ба и кольевъ», значилось въ книжечк посл Юхванки. —

«Какъ опять къ мужику?» скажетъ читатель. Да, опять къ мужику, преспокойно отв титъ авторъ и прибавитъ: Читатель! Ежели вамъ скучны путешествія моего героя, не перевертывайте страницъ: интересн е ничего не будетъ, а бросьте книгу. И вамъ будетъ не скучно, и мн будетъ пріятно. О васъ, читательница, я и не говорю. Не можетъ быть, чтобы вы дочли до этихъ поръ. Но ежели это случилось, то пожалуйста бросьте книгу, тутъ ничего н тъ для васъ <интереснаго> ни Графа богача соблазнителя въ заграничномъ плать , ни маркиза изъ-за границы, ни Княгини съ кораловыми губами, ни даже чувствительнаго чиновника; о любви н тъ, да кажется и не будетъ ни слова, все мужики, мужики, какіе то сошки, мерена[?], сальныя исторіи о томъ, какъ баба выкинула, какъ мужики живутъ и дерутся. — Р шительно н тъ тутъ ничего достойнаго вашего высокаго образованія и тонкихъ чувствъ. Вамъ, я думаю, надо ло слушать, какъ супругъ или папенька вашъ возится съ мужиками; а можетъ быть даже вы никогда и не думали о нихъ; притомъ ихъ такъ много ⁹/ ₁₀нашего народонаселенія, такъ чтоже это за р дкость: что же для васъ можетъ быть пріятнаго читать такую книгу, въ которой больше ничего н тъ, какъ мужики, мужики и мужики. — А можетъ быть въ васъ больше сердца, ч мъ высокаго образованія и тонкихъ чувствъ, тогда читайте, милая добрая читательница, и примите дань моего искренняго къ вамъ удивленья и уваженья. Итакъ, я см ло веду васъ вм ст съ Николинькой къ Давыдк Б лому, избранные читатели, хотя изба его далеко на краю околицы. Но кто этотъ небольшой челов къ съ двумя крошечными, но густыми черными клочками усовъ подъ самымъ носомъ (по мод ) съ большимъ брюхомъ, съ тяжелой палкой въ рук , въ клеенчатой глянцовитой фуражк , въ длиннополомъ оливковомъ сертук , изъ кармана котораго торчитъ фуляръ, въ часахъ съ ц почкой и въ голубыхъ узкихъ панталонахъ со стрипками? Онъ медленно величественной походкой идетъ намъ на встр чу и не отв чаетъ на поклоны крестьянъ, которые издали набожно кланяются ему. Ужъ не старый-ли это Князь? Онъ больше похожъ на Князя, ч мъ нашъ худощавый Николинька, который в чно торопится и ходитъ не слишкомъ чисто. Такъ по крайней м р думаютъ Хабаровскiе мужички и дворовые при вид часовъ, платковъ, торчащихъ изъ кармана, и пуза, которое отростилъ себ Яковъ Ильичь — прикащикъ. Завид въ Николиньку, который остановился, чтобы подождать прикащика, Яков Ильичь сбросилъ съ себя величіе, какъ негодящійся при такихъ обстоятельствахъ предметъ, и скорыми шагами, спрятавъ платки въ глубину кармана, тяжело дыша отъ необычайной толщины, подошелъ къ Князю и снялъ блестящую фуражку.

— Над нь Яковъ.

Яковъ над лъ.

— Гд изволили быть, Ваше Сіятельство?

— Былъ у Юхванки. Скажи пожалуйста, что намъ съ нимъ д лать?

— А что, Ваше Сіятельство?

Князь разсказалъ ему б дность, въ которую вводитъ себя Юхванка и его нерад ніе къ хозяйству, «какъ будто онъ хочетъ отъ рукъ отбиться», прибавилъ онъ.

— Не знаю, Ваше Сіятельство, какъ это онъ такъ вамъ не показался: онъ мужикъ умный, грамотный, при сбор подушныхъ онъ всегда ходить и ничего, честный, кажется, мужикъ, и старостой при моемъ ужъ управленіи 3 года ходилъ, тоже нич мъ не зам ченъ. Въ третьемъ год опекуну угодно было его ссадить, такъ онъ и на тягл исправенъ былъ. Нешто хм лемъ позашибаетъ, зато аккуратный мужикъ, учтивый, и самоварчикъ у него есть. Становой ли, землем ръ, кто бывало за детъ, или офицера поставятъ: все бывало къ нему. Обходительный мужикъ! —

— То-то и б да, — отв чалъ Николинька съ сердцемъ, что онъ никогда мужикомъ работникомъ не былъ, а только вотъ сборщикомъ ходить, фабричничать, старостой мошенничать, трубочки, да грамотки, да самоварчики. Онъ и хочетъ, кажется, чтобы я его съ земли снялъ, да на оброкъ пустилъ. Только я этаго не сд лаю, за что другіе за него работать будутъ? Мать его кормила, выростила, пусть и онъ ее кормитъ. Отпустить его несправедливо, а и д лать что съ нимъ, не знаю.

— Вотъ вы съ опекунами, — продолжалъ онъ горячо, — Яковъ Ильичъ снялъ фуражку. — Вм сто того, чтобы этакихъ негодяевъ изъ вотчины вонъ, въ солдаты отдавать — изъ лучшихъ семей брали и хорошихъ мужиковъ раззоряли.

— Да в дь не годится, — тихо отв чалъ Яковъ Ильичъ, — разв не изволили зам тить, у него зубъ переднихъ н тъ?

— В рно нарочно выбилъ?

— Богъ его знаетъ, ужъ онъ давно такъ.

— Счастіе, что такихъ негодяевъ мало, а то что бы съ ними д лать? — сказалъ Николинька.

— Надо постращать, коли онъ такъ себ попустилъ, — сказалъ, подд лываясь Яковъ Ильичъ.

— И то сходи-ка къ нему, да постращай его, а то я не ум ю, да мн и противно съ нимъ возиться.

— Слушаю-съ, — сказалъ Яковъ Ильичъ, приподнимая фуражку, — сколько прикажете дать?

— Чего сколько? — спросилъ съ изумленіемъ Николинька.

— Постращать, т. е. сколько розогъ прикажете дать?

— Ахъ, братецъ, сколько же разъ нужно теб говорить, что я не хочу и не нахожу нужнымъ наказывать тел сно. Постращать значитъ словами, а не розгами. <Сказать ему, что, ежели онъ не исправится, то его накажутъ, а не бить.>

— По нашему, по деревенскому, не такъ-съ...

— Какой ты несносный челов къ, Яковъ!

— Слушаю-съ, я поговорю, а вы домой изволите?