Полное собрание сочинений. Том 4

— Какже ты, Иванъ, не сказалъ при мір прошлое Воскресенье, что теб нужна изба, я теперь не знаю, какъ помочь теб . Я говорилъ вамъ вс мъ тогда, что я посвятилъ свою жизнь для васъ, что я готовъ самъ лишить себя всего, лишь бы вы были довольны и счастливы. — Слова эти ясно доказывали неопытную молодость Николиньки. Онъ не зналъ, что об щанія такого рода не прибавляютъ никакой ц ны ихъ исполненію, что, напротивъ, благод янія безъ приготовленій гораздо силън е д йствуютъ на душу т хъ, которые ихъ получаютъ; не зналъ, что слова эти запомнются и въ случа неисполненія ихъ, вселятъ недов ріе въ его мужикахъ и въ немъ самомъ удвоятъ тяжелое чувство поздняго раскаянія. Онъ не зналъ и того, что такого рода изліянія не способны возбуждать дов рія ни въ комъ и въ особенности въ русскомъ челов к , любящемъ не слова, a д ло и не охотник до выраженія чувствъ, хотя глубоко воспріимчивомъ. — Но простодушный Николинька не могъ не излить благородное чувство, преполнявшее его душу.

Чурисъ погнулъ голову на сторону и медленно моргая, съ принужденнымъ вниманіемъ, слушалъ Николиньку, какъ челов ка, котораго нельзя не слушать, хотя онъ и говоритъ вещи, совершенно до насъ не касающіяся и нисколько неинтересныя.

— Но в дь я не могу вс мъ давать все, что отъ меня требуютъ. Ежели-бы я не отказывалъ вс мъ, кто у меня проситъ л са, скоро у меня ничего не осталось, и я не могъ бы дать тому, кто истинно нуждается. Зат мъ-то я и отд лилъ заказъ и опред лилъ его для исправленія крестьянскаго строенія. Л съ этотъ теперь ужъ не мой, а вашъ — крестьянскій, и ужъ я имъ не могу распоряжаться, а распоряжается міръ, какъ знаетъ. Ты приходи нынче на сходку, я міру поговорю о твоей просьб , коли онъ присудитъ теб избу дать, такъ и хорошо, а у меня ужъ теперь л су н тъ. Я отъ всей души желаю помочь, но д ло уже не мое, a мірское.

— Много довольны вашей милостью, — отв чалъ смущенный Чурисъ, — коли на дворъ л ску ублаготворите, такъ мы и такъ поправимся.

— Н тъ, ты приходи.

— Слушаю.

Николиньк видно хот лось еще спросить что-то, онъ не вставалъ и посл довольно непріятнаго для него молчанія, онъ робко спросилъ, заглядывая въ пустую нетопленную печь: — Что вы ужъ об дали?

Подъ усами Чуриса обозначилась н сколько насм шливая и вм ст грустная улыбка, онъ не отв чалъ.

— Какой об дъ, кормилецъ? — тяжело вздыхая, проговорила баба: — хл бушка посн дали, вотъ и об дъ нашъ. За сныткой нынче ходить неколи было, такъ и щецъ сварить не изъ чего, что кваску было тамъ — ребятамъ дала.

— Нынче постъ голодный, Ваше Сіятельство, — вм шался Чурисъ, — хл бъ, да лукъ, вотъ и пища наша мужицкая. Еще слава-ти Господи, хл бушка-то у меня, по милости Вашей, по сю пору хватило, а то сплошь и хл ба-то н ту, а луку нын в зд недородъ, у Михаила Брюхина за пучокъ по грошу берутъ, а покупать нашему брату не откуда. Съ пасхи, почитай, что и въ Церкву не ходилъ: — св чку Микол не на что купить.

Николинька зналъ въ какой б дности живутъ крестьяне, но мысль эта была такъ невыносимо тяжела для него, что онъ противъ воли забывалъ истину и всякій разъ, когда ему напоминали ее, у него на сердц становилось еще грустн е и тяжеле.

— Отчего вы такъ б дны? — сказалъ онъ, думая вслухъ.

— Да какъ-же намъ и быть, батюшка, какъ не б днымъ? Земля наша какая? вы сами изволите знать, глина, бугры, да и то, видно, прогн вали мы Бога, вотъ ужъ съ холеры, почитай, хл ба не родитъ. Луговъ и угодьевъ опять меньше стало, которыя позаказали, которыя попридрали. Д ло мое одинокое, старое..., гд и радъ-бы похлопоталъ — силъ моихъ н ту. Старуха моя больная, что ни годъ, то д вчонокъ рожаетъ. В дь вс хъ кормить надо. Вотъ одинъ маюсь, а 7 душъ дома. — Гр шенъ Господу Богу, часто думаю себ : хоть-бы прибралъ ихъ Богъ поскор е, и мн бы легче было, да имъ то, сердечнымъ, лучше, ч мъ зд сь горе мыкать. — Вотъ моя подмога, вся тутъ, продолжалъ онъ, указывая на б логоловаго, шаршаваго мальчика л тъ семи, который съ огромнымъ животомъ въ это время робко подошелъ къ нему и, уставивъ изъ подлобья удивленные глаза на Николиньку, сморщился и изо вс хъ силъ ковырялъ у себя въ носу. — Вотъ и подсобка, — продолжалъ звучнымъ голосомъ Чурисъ, проводя своей шаршавой рукой по лицу ребенка, — когда его дождешься; a мн ужъ работу не въ мочь. Старость-бы еще ничего, да грыжа меня одол ла. Въ ненастье хоть крикомъ кричи; a в дь ужъ мн давно въ старики пора, вонъ Данилкинъ [?] Ермишка — вс моложе меня, а ужъ давно земли сложили. Ну мн сложить не на кого, вотъ б да моя, а кормиться надо, вотъ и бьюсь, Ваше Сіятельство.

— Какъ же быть, в дь міръ не согласится съ тебя земли сложить.

— Изв стно д ло, коли землей владать, то и барщину править надо, какъ-нибудь малаго дождусь, только будетъ милость ваша насчетъ училища его увольте, а то намедни Земской приходилъ, говорилъ Его Сіятельство гн ваться изволятъ, что мальчишки н тъ. — В дь какой у него разумъ, Ваше Сіятельство, онъ еще и ничего не смыслитъ.

— Н тъ, Иванъ, мальчикъ твой ужъ можетъ понимать, ему учиться пора. — В дь я для твоего-же добра говорю, ты самъ посуди, какъ онъ у тебя подрастетъ, хозяиномъ станетъ, да будетъ граммоти знать и считать будетъ ум ть, и въ Церкви читать, в дь все у тебя дома съ Божьей помощью лучше пойдетъ, — договорилъ Николинька, стараясь выражаться какъ можно популярн е.

— Не спорно, Ваше Сіятельство, да дома-то побыть некому: мы съ бабой на барщин , онъ хоть и маленекъ, а все подсобляетъ: и скотину загнать, лошадей напоить. Какой ни есть, а все мужикъ, — и онъ съ улыбкой опять провелъ рукою по его лицу.

— Все таки ты присылай его, когда ты самъ дома, и когда ему время, — слышишь.

— Слушаю, — неохотно отв чалъ Чурисъ.

— Да, я еще хот лъ сказать теб , — сказалъ Николинька, — отчего у тебя навозъ не довоженъ?

— Какой у меня навозъ? и возить нечего, 2-хъ кучь не будетъ. Скотина моя какая: кобыла, да коровенка, а телушка осенью изъ телятъ Ш[калику?] отдалъ вотъ и скотина моя.

— Отчего-жъ у тебя скотины мало, а ты осенью ей телку изъ телятъ отдалъ?

— Кормить неч мъ.

— Разв соломы не достанетъ теб на 2-хъ коровъ-то, в дь у другихъ достаетъ.

— У другихъ земли навозныя, а моя земля глина.

— Такъ вотъ ты и навозь, чтобы не было глины и чтобы было ч мъ скотину кормить.

— Да и скотины-то н ту. Какой будетъ навозъ. — Опять и то сказать, Ваше Сіятельство, не навозъ хл бъ родитъ, а все Богъ. Вотъ у меня л тось на пр сномъ осьминник 6 копенъ стало, а съ навозной и крестца не собрали. Никто, какъ Богъ, — прибавилъ онъ со вздохомъ. — Да и скотина мн ко двору нейдетъ, вотъ л тось одна телка сдохла, другую продали, и за прошлый годъ важная корова пала. — Все мое несчастье.

— Ну, братецъ, чтобы ты не говорилъ, что у тебя скотины н тъ отъ того, что корму н тъ, а корму н тъ, оттого, что скотины н тъ, вотъ возьми себ 7 р. с., — сказалъ Николинька, доставая и разбирая скомканную кучку асигнацій изъ кармана шароваръ, и купи себ на мое счастье корову, а кормъ бери съ гумна, я прикажу. Смотри же, чтобы къ будущему Воскресенью у тебя была корова, я зайду.

Чурисъ такъ долго съ улыбочкой переминался, не подвигая руку за деньгами, что привелъ Николиньку въ краску и заставилъ протянутую руку Николиньки дрожать отъ напряженія и положить наконецъ деньги на столъ.

— Много довольны вашей милостью, — сказалъ Чурисъ съ улыбкой, жена-же его опять бросилась въ ноги, начала плакать и приговаривать, «вы наши отцы, вы наши матери кормилицы».

Не въ силахъ будучи укротить ее, Николинька вышелъ на улицу, а за нимъ всл дъ Чурисъ.

— Я радъ теб помогать, — сказалъ Николинька, останавливаясь у колодца и отв чая на благодарности Чуриса, — теб помогать можно, потому что я знаю, ты не л нишься. Будешь трудиться и я буду помогать, съ Божьей помощью и поправишься.

— Ужъ не то что поправиться, только бы не совс мъ раззориться, Ваше Сіятельство. Жили при бачк съ братьями то ни въ чемъ нужды не видали, а вотъ какъ помёръ онъ, да какъ разошлись, такъ все хуже, да хуже пошло. Все одиночество!

— Зач мъ же вы разошлись?

— Все изъ за бабъ вышло, Ваше Сіятельство. Тогда уже д душки вашего не было, также какъ вы до всего самъ доходилъ. Славный порядокъ былъ, а то при немъ бы и думать не см ли бы, запоролъ бы. Не любилъ покойникъ мужикамъ повадку давать. А нами посл вашего д душки зав дывалъ Алпатычъ — не т мъ будь помянутъ — челов къ былъ пьяный, неопстоятельный. Пришли къ нему просить разъ, другой, н тъ, мылъ, житья отъ бабъ, дозволь разойдтись, ну подралъ, подралъ, а наконецъ тому д лу вышло, все-таки поставили бабы на своемъ — врозь стали жить. А ужъ одинокій мужикъ — изв стно какой. Ну, да и порядковъ то никакихъ не было, орудовалъ нами Алпатычъ, какъ хот лъ. Чтобъ было у тебя все, а изъ чего нашему брату взять, этаго не спрашивалъ. — Тутъ подушные прибавили, столовый запасъ то-же сбирать больше стали, а земель меньше стало, и хл бъ рожать пересталъ. Ну, а какъ межовка прошла, да какъ онъ у насъ наши навозныя земли въ господскій клинъ отр залъ, злод й, и пор шилъ насъ совс мъ, хоть помирай. Батюшка вашъ, Царство Небесное, баринъ добрый былъ, да мы его и не видали, почитай, все въ Москв жилъ, ну, изв стно и подводы туды чаще гонять стали. Другой разъ распутица, кормовъ н тъ, а вези. Нельзя-жъ безъ того. А съ опекой-то, — сказалъ онъ на расп въ, ухъ, много горя, много приняли мужички. Онъ махнулъ рукою и замолчалъ.