Полное Затмение

Он не осмелился посмотреть в зеркальное сине-зелёное лицо, просто не смог себя заставить. Поэтому он уставился в чёрно-серую грудь охранника и сказал:

— Бонхэм, пропуск 4555.

Штурмовик набрал код на комм-браслете.

— Повторите.

Бонхэм повторил код для голосового анализатора. Анализатор передал его слова компьютеру центрального поста СБ. Профиль звуковых колебаний сравнили с зарегистрированным образцом голоса Бонхэма, проверили кодовый индекс и переслали изображение Бонхэма на экранчик по ту сторону зеркальной маски штурмовика.

— Проходите, сэр, — сказал охранник. — Доброй вам прогулки.

Бонхэм прошёл мимо него и глянул на часы. Потом зашагал в прежнем быстром темпе.

Она оказалась там, где обещала появиться, в сопровождении лишь одного телохранителя.

Джудит ван Кипс стояла точно посередине стройплощадки, и фиберглассовая рама незаконченного кондоминиума возносилась вокруг неё, подобная прутьям тюремной клетки. Клетка была позолочена светом, проникавшим с открытого пространства — красновато-оранжевым, закатным. Спустя час тут воцарится темнота. В коридорах освещение в эту пору тоже меркло, следуя обычным циркадным ритмам. Но с начала волнений коридоры освещались на полную яркость круглосуточно.

Заваленное строительным мусором пространство рассекали глубокие тени. Закатный свет выхватывал из них лицо Джудит ван Кипс в рамке длинных соломенных волос. Рядом стоял охранник в чёрной униформе. У этого вместо лица была зеркальная маска.

Слыша, как бухает сердце в груди, Бонхэм приблизился. Если я отступлю от своего решения, если передумаю, этот амбал меня в два счёта свалит. И арестовывать, как Молта, меня не станут.

— Достаточно, — сказала Джудит ван Кипс.

Бонхэм остановился в десяти футах.

— Мне не нравится, что охранник услышит нашу беседу.

— Это мой личный телохранитель. Ему можно доверять. Теперь стой и не дёргайся.

Он подождал, закаменев и обливаясь потом, пока эсбэшник МКВА проверит его оружейным сканером и ощупает.

Потом амбал спрятал детектор в сумку и отступил, убрав пушку. Джудит ван Кипс улыбнулась в перепуганное лицо Бонхэма.

— На всякий случай, — сказала она.

Бонхэм пожал плечами, не подав виду, что ему малого не хватило, чтобы сорваться и схватиться за ствол.

— Вы с Прегером купили этого мудака Спенгла, я прав?

Она не ответила.

— Я обойдусь вам дороже Спенгла, — продолжил Бонхэм с улыбкой. — Некоторые журналисты котируются выше.

Она выжидала.

Тщательно отрегулированный техниками ветерок шевелил тщательно подстриженные кончики её соломенных волос, обрамлявших тщательно вылепленное техниками лицо. Слишком совершенная красота, чтобы оказаться естественной.

— Мне нужны деньги и выход отсюда. Домой. На Землю. Может быть... — он пожал плечами. — Может быть, Тринидад сойдёт. Или ВольЗона.

— Блокада, — сказала она невыразительно.

— Не вешайте мне лапшу на уши. Я знаю про договор. Они собираются разрешить ограниченный транспортный поток в обе стороны. Провизия и базовые припасы. Самое минимальное, никакого импорта, никакого экспорта, никаких гражданских судов. Но корабли так или иначе будут курсировать. Некоторые из ваших людей вернутся на Землю. Я тоже хочу.

— Откуда ты знаешь про договор?

— Один пацанчик — будем называть его моим личным пацанчиком — он, гм, просёк эту фишку. Они с Сетедругом кореша, знаете ли. Он влез в ваши комм-сети. Мы с ним единственные, кому это известно. Если только... — он пожал плечами. — Если только он не разболтал. Но я не думаю.

— Его имя?

Бонхэм покачал головой.

Она посмотрела на охранника, словно раздумывая, не выбить ли из Бонхэма имя силой. Но воздержалась. У Прегера на Бонхэма свои планы.

Наконец она пожала плечами.

— Ты держи с ним ухо востро. И чтобы никто больше про договор не пронюхал. Мы приложили немалые усилия, скрывая от медийщиков эту информацию.

— Это вы отрезали связь с Землёй?

— На некоторых частотах — да. На некоторых — нет. Что касается твоей отправки на Землю, то она может оказаться реальной. Я поговорю с Прегером. Если он разрешит, тебе сообщат по шифроканалу. Код прежний.

— Я требую денег в кредитной кассете. С защитой от хака. Двадцать пять штук новобаксов.

— Это на пять штук больше, чем договаривались.

— Я не просто рискую жизнью. Я предаю соратников. И мне с этим жить. В каком-то смысле я всю свою жизнь под откос пускаю.

— Если бы ты по-настоящему верил в их идеалы, ты бы их не предал. Я лично позабочусь, чтобы тебе выделили дополнительных пять кусков. Но не больше.

— Идёт. Так что в точности от меня потребуется?

— Первое. Ты пустишь слух, подкрепляющий намёки Спенгла, что Молта кто-то контролирует. Второе, более важное. Воспротивишься любым предложениям мирных переговоров с Админами. Настаивай, что вы должны получить всё — или ничего.

У Бонхэма ухнуло в животе от омерзения. Омерзения к ним — и к самому себе, ведь он понимал, что согласится. Если он заставит лидеров забастовочного комитета придерживаться принципа «всё или ничего», Админы будут «вынуждены» объявить военное положение, учинить аресты и облавы в Техсекции.

И провести показательные казни.

Формально Админы будут в своём праве, вводя военное положение. Как только оно объявлено, Админ может казнить любого, кого сочтёт угрозой целостности атмосферы станции и работе систем жизнеобеспечения. Обвиняемый имеет право на одно слушание своего дела. После этого совет выносит вердикт и в случае необходимости казнит его.

Так было прописано — мелким шрифтом — в контракте каждого резидента Колонии. Ибо, несмотря на инженерные чудеса и дублирование систем, Колония оставалась уязвима. Полномасштабного мятежа ПерСт не вынесет. Некоторые техники понимали это, а другие считали выдумкой админских пропагандонов, направленной к порабощению пролетариата.

— Хорошо, — сказал Бонхэм наконец. — Но мне нужно тебе объяснить, зачем.

Она коротко фыркнула.

— Да? Тогда ты слабак. Впрочем, валяй, рассказывай.

Тогда ты слабак. Бонхэм испытал искушение послать Джудит ван Кипс в пешее эротическое. Но ему требовалось как-то рационализировать свои поступки. Он понимал, что речуга получится пафосная, однако устоять не мог.

— Я собираюсь это сделать, потому что Колония прогнила насквозь. Колония потеряна для нас. Через год тут не останется никого, кроме мертвецов. Погибнут все. Поэтому уже неважно.

Она пронзила его взглядом.

— Ты знаешь что-то, чего не знаем мы? На станции бомба или что-нибудь в этом роде?