Полнолуние для магистра

— Я смог, Ливи! Я летел!

Тот бросился к нему, обнимая и плача, оттаскивая подальше от дыры в земле.

— Идиот, — прошипел гувернёр. — Малолетний кретин, лучше бы ты разбился!

И, круто повернувшись, быстро ушёл, почти убежал.

Мальчишки переглянулись в недоумении. Они тогда ещё не поняли, что мир для них рухнул навсегда. Просто радовались Чуду.

А стоило им подойти к дому, как Тео окружили несколько невесть откуда взявшихся людей в чёрном и увели в заброшенное крыло, не позволив Оливеру ни одного вопроса и не пустив к брату. Самое страшное, что отец с матушкой были тут же, бледные, перепуганные… злые. Да, злые. Они словно обвиняли старшего сына в чём-то низком и гадком.

С той поры жизнь мальчиков изменилась. Тео держали в закрытом крыле дома, как в тюрьме, почти никого не подпуская: только старый слуга, доверенное лицо графа, приносил бывшему наследнику еду, выводил ненадолго погулять и прибирался в комнатах. Почему — «бывшему»? Потому что в Тео проснулась запрещённая королевским указом магия. Проклятый магический Дар, не проявлявшийся уже в четырёх поколениях Грэхемов. Теодор очень подвёл их всех, очень подвёл, сурово говорил отец Оливеру, качая головой и поджимая губы. Все носители магии связаны с Врагом рода человеческого, прямая дорога им — в подвалы Инквизиции. Недаром, лишь наследник вошёл в опасный возраст, граф приставил к нему послушника из этой самой Инквизиции: тот вовремя обнаружил дьявольские способности и перекрыл их своими особыми методами. Теперь судьба Тео предопределена. Род Грэхемов отказывается от него. Наследником становится Оливер. Благодаренье Богу, что в своё время граф не удовольствовался единственным сыном! Но если и Оливер надумает после достижения двенадцати лет вытворить нечто подобное, что и его старший братец — он, отец, проклянёт его! Слово дворянина!

От страха, сжимающего горло, Ливи даже не мог плакать. Ужасно жалко было брата, преданного родителями, страшно за него, за себя… Это что же, если в нём оживёт магия — и его вот так вот… в подвалы Инквизиции? И папа, и мама будут смотреть зло и с осуждением, будто не любили раньше, не дарили подарков, не говорили, как он им дорог?

Через два дня он заболел. Сгорал в жару, дышать становилось всё труднее. Пожилая нянька, уже давно бывшая не при делах, но оставленная в доме за заслуги, приковыляла к нему, услышав суету в детской, заглянула Оливеру в раскрытый рот и отшатнулась. «Белое горло! Беда, ох беда!»

Это был один из первых случаев дифтерита в нахлынувшей на графство эпидемии. Перед тем злополучным днём братья Грэхемы тайком от родителей заглянули на соседнюю ферму к приятелям-простолюдинам. Сыновья арендатора, их ровесники, были какие-то вялые, до игр неохочие. Назавтра их мать, сильно встревоженная, даже не пустила графских детей в дом, сказав, что Дик и Томми серьёзно заболели, и лучше с ними пока не видеться. Мальчики-то и в заброшенный парк пошли оттого, что не знали, чем заняться. Но, похоже, успели подхватить заразу.

Трое суток Ливи провалялся в жару, всё звал брата, просился к нему. Жар жаром, но когда мальчик приходил в себя, то шёпотом, как мог, пытался упросить доктора, отсасывающего ему специальной трубочкой плёнки из горла, чтобы тот навестил Тео, узнал, не заболел ли тот, помог бы. Пока, по настоянию самого отца, Оливеру не накапали в лекарство ещё и морфия. Он проспал ещё сутки и проснулся здоровым. А Тео умер. Самое ужасное, что никакого доктора к нему не допустили. Ливи слышал, как судачили о том горничная с сиделкой, думая, что он ещё спит.

Не пустили.

С тех пор он возненавидел родителей.

Двенадцатилетье он поджидал с нетерпением. Ну и пусть в нём тоже проснётся Дар. Он просто будет осторожным. Ничем себя не выдаст. Вырастет большим, уйдёт в тайный магический орден, станет настоящим магом — и отомстит всем. Родителям. Инквизиции. Королю и парламенту, провозгласившим магов отродьями зла. Всем.

А потом оказалось, что всё это — зряшное. Магия в нём и впрямь проснулась, но потенциал её был крошечный, еле-еле хватало свечу затеплить или на дюйм приподняться от пола. Родители как-то быстро одряхлели и в одночасье скончались. В самых верхах власти тоже стало некому мстить: сменился король, был подписан пресловутый Договор, магов признали равными с остальными подданными… Образовались, открыто действовали и набирали популярность Ордена. И уже на семьи, в которых появлялся ребёнок с проявившимся Даром, поглядывали с уважением и завистью. Вот что было обиднее всего. За что, за что умер Тео?

Оливер вырос. Превратился в уважаемого состоятельного джентльмена, образцового аристократа. Женился без особой охоты. Овдовел, вежливо скорбя. И продолжал как-то жить дальше. Смотрящий на него из зеркала мальчик мужал, умнел и становился всё более равнодушным к жизни. Но однажды, заглянув в антикварной лавке в старинное зеркало, он дико вздрогнул, отсыпал хозяину лавки, не считая, горсть золотых монет… и не успокоился, пока покупку не доставили в его кабинет. Сам сорвал с неё плотную мешковину.

Из зазеркалья на него насмешливо глянули его же глаза, только чёрные. И вопреки законам божеским и физическим, отражение шагнуло к нему.

— Ну, здравствуй, братец…

* * *

…Там, в заброшенной беседке, перечеркнувшей судьбы братьев, находился вход в святилище Бадбур Неистовой, забытой ныне кельтской богини, чей алтарь привёз с Британию первый О’Грэх. Бадбур Злой Пророчицы, богини войны, оборачивающейся по настроению то девой, сводящей с ума своей красотой, то стаей воронов с железными клювами… Она давно ушла из мира живых, поскольку даже боги умирают, если не остаётся тех, кто их помнит. Но магия, вспыхнувшая в маленьком мальчике, отчаянно захотевшим жить, притянула душу богини к месту её упокоения.

Душу.

Ибо после смерти от богов тоже остаётся нечто, сравнимое с душой, только гораздо могущественнее, поскольку долго ещё сохраняет прижизненные способности.

Вряд ли Бадбур воспылала благодарностью к тому, кто невольно вернул её в мир живых. Скорее всего, ей надоело одиночество и долгое отсутствие поклонений. Выброс от раскрытия мальчишеского Дара был недостаточен, чтобы продлить временную жизнь надолго; богиня довольно скоро вернулась в прежнее призрачное состояние. И вдруг поняла, что таковое ей нравится куда больше, чем прижизненная привязка к собственным алтарям и храмам. В Сумрачном мире у неё уже был обжитой дворец, придуманная ею страна, подданные, а главное — верные Железноклювые. Не было лишь последователей. Или хотя бы адептов.

И поэтому, интереса ради выследив через зеркала Тео и дождавшись его кончины, она сразу же утащила его душу к себе, в Сумрачный мир, граничащий с Зазеркальным. О, из этого талантливого мальчика, сохранившего, подобно юному богу, свой Дар даже после смерти, она сумеет взрастить прекрасного Жреца! А может, даже Жнеца, собирателя душ!

Впрочем, иногда даже богини ошибаются в своих задумках.

Потому что Тео, как и его брат, научился ненавидеть. И благодарного служителя из него так и не вышло.

* * *

В науке ненавидеть старший брат продвинулся куда дальше младшего. Мягкая от природы натура Оливера со временем смирилась, осознав, что квитаться, собственно, уже не с кем, а выдумывать врагов лишь для того, чтобы отомстить хоть кому-то, бессмысленно. Но Патрик Теодор Грэхем, справедливо считая себя жертвой, ополчился не только на тех, кто оттолкнул его, но и на весь мир живых. Он хотел отомстить.

Несмотря на юный возраст, ему хватило хитрости умолчать о своих намерениях, когда он понял, что Бадбур намерена учить его обращаться с Даром. Пусть себе богиня думает, что хочет; он же не собирался становиться Жнецом, равнодушным и к Добру, и к Злу, его сжигала жажда мести. Его предали самые дорогие люди, и предали дважды! Первый — когда отреклись и выдали Инквизиторам. Второй — солгав врачу, лечившему Оливера, что их старший сын срочно отослан в Лондон, подальше от заболевшего брата. Последнее он узнал от богини, следящей через зеркала за его семейством. Они… те, кто лицемерно называли себя его родителями и убеждали, что любят, фактически убили его. А он так тяжело умирал, задыхаясь, сгорая от жажды, один, взаперти! И никто не пришёл на его жалобные стоны, никто… Нет, такое не прощается.