Полосатый катафалк (сборник)

— Он преследовал Берка за какое-то преступление?

— Вы уже однажды поднимали вопрос об убийстве, — сказал я. — Именно это преступление вы имеете в виду?

Она перевела глаза с меня на картину на стене, затем снова взглянула на меня;

— Берк убил женщину?

— Это не исключено.

— Вы знаете, кто она такая?

— Нет. А вы?

— Он не назвал мне ее имени и вообще ничего не сообщил о ней. Все, что он сказал… — Энн выпрямилась, стараясь взять себя в руки: — Постараюсь в точности припомнить его слова. Это была наша первая ночь вместе. Он пил, у него было скверное настроение…

На меня она больше не смотрела.

— Вы хотели сообщить мне, что он сказал, мисс Касл.

— Не могу.

— В известном смысле вы уже это сделали, мисс Касл.

— Мне не следовало откровенничать. Ревность — скверный советчик. Вот уж никогда не думала, что это мой стиль. Я безнадежное создание… — выкрикнула она и упала лицом на подушки. Голос ее зазвучал глухо. — Он сказал, что приносит несчастье своим женщинам. Мне не следует иметь с ним ничего общего, если я хочу, чтобы моя шея осталась цела. Потом он добавил, что именно это случилось с его последней женщиной.

— Что же с ней случилось?

— Ее задушили. По этой причине Дэмис был вынужден уехать из Штатов.

— Отсюда можно сделать вывод, что он виновен в ее гибели. Он вам в этом признался?

— Открыто он этого не сказал. Скорее это походило на угрозу мне или на предупреждение. Но в действительности он никогда не причинял мне вреда. А с его силищей он легко мог меня сокрушить.

— Он больше ни разу не возвращался к этой теме?

— Нет, но я часто потом об этом думала, но, разумеется, не заговаривала. Возможно, потому, что побаивалась его. Это не мешало мне любить Берка. Мне все равно, что он сделал.

— Два убийства — это не пустяк, и не всякий человек способен на такое.

Она выпрямилась на постели, разгладила юбку и волосы. Лицо у нее было бледным и потрясенным, как будто она пережила настоящий шок.

— Мне не верится, что Берк такой человек.

— Женщины никогда не считают дурным любимого человека.

— Какие есть против него улики?

— То, что я рассказал вам, и то, что вы рассказали мне.

— Но это практически пустяки. Ведь он мог мне просто НАБОЛТАТЬ.

— Тогда, да и позднее, вы так не подумали. Вы меня сразу спросили, не произошло ли убийства. Ну, я видел труп Ральфа Симпсона сутки назад.

— Но вы же не знаете, кто та женщина?

— Пока нет. У меня нет сведений о ее прошлом и прошлом Дэмиса, как вы понимаете. Именно поэтому я приехал сюда и по этой причине хочу одолжить у вас его портрет.

— Что вы с ним сделаете?

— У меня есть знакомый критик из лос-анджелесских газет. Он искусствовед и знаком с работами многих молодых художников, кое-кого знает лично. Я хочу показать ему набросок, возможно, он назовет подлинное имя вашего приятеля.

— Почему вы считаете, что Берк Дэмис не его имя?

— Если он в бегах, а дело выглядит именно таким образом, он не может жить под своим настоящим именем. В Мексику он приехал по документам Симпсона, как я вам объяснил. Ну, есть еще один показатель. Вы видели его помазок для бритья в кожаном футлярчике?

— Да. Практически, это его единственная вещь.

— Припоминаете инициалы на нем?

— Нет, не обратила внимания.

— «Б.К.». Они не вяжутся с именем Берк Дэмис. Возможно, портрет поможет мне разгадать эту головоломку.

— Можете забрать портрет. И не надо присылать его обратно. Я не хочу, чтобы он здесь висел. Это какое-то самобичевание.

Энни сняла портрет с гвоздика и протянула мне. Мало того, она довезла меня в своем видавшем виды автомобиле до стоящего на берегу озера дома Вилконсов [29] . Шел уже второй час, но можно было надеяться, что они еще не ложились. Как сказала Энни, они очень поздно вставали, поскольку поздно кончали пить.

29

Так в книге — то Вилконс, то Вилконсон. (примеч. верстальщика)

Глава 12

Из дома доносилась музыка, старая романтическая музыка двадцатых годов. Двор перед входом был плотно засажен кустами и деревьями. Широкие террасы заканчивались ступенями, спускающимися к озеру.

Я задел головой какой-то низко висящий фрукт, видимо, манго. Над кронами деревьев на прояснившемся небе сверкали звездочки, тоже как сказочные фрукты, до которых нельзя дотянуться.

Я постучался. Женский голос спросил:

— Это ты, Билли?

Я не ответил. Через минуту дверь раскрылась. На пороге стояла блондинка, облаченная во что-то совершенно прозрачное. Зато в ее руке поблескивал отнюдь не прозрачный револьвер, калибра 38, нацеленный мне в живот.

— Что вы хотите?

— Поговорить в вами. Меня зовут Арчер. Я утром улетаю. Мне понятно, что такое время не годится для визитов, но…

— Вы мне так и не сказали, что вам нужно.

— Я частный детектив. Расследую преступление.

— Мы не совершали никакого преступления!

— Это произошло не здесь.

— Что заставляет вас предполагать, что я что-то о нем знаю?

— Я здесь, чтобы спросить вас.

Блондинка отступила, повелительно махнув револьвером.

— Пройдите на свет, дайте мне на вас взглянуть.

Я вошел в такое огромное помещение, что его углы тонули в темноте. Блондинка была сильно загримирована по моде давно прошедших лет. Ее продолговатое лицо отличалось заученной неподвижностью, которая часто свидетельствует о пластических операциях.

Она взглянула мне на ноги и ощупала глазами все мое тело, и я сразу же узнал ее: я видел ее десятки раз еще мальчишкой в различных вестернах, где ее самодовольная улыбка покоряла лошадей и ковбоев. Только ее сценическое имя куда-то ускользнуло из моей памяти.

— Вы ничего себе, интересный малый, — заявила она. — Кстати, на вас свитер не Клода Стаси?

— Он одолжил его мне. Моя одежда промокла под дождем.

— Я отдала ему этот свитер. Вы приятель Клода?

— Близким не назовешь.

— Это хорошо. Вы НЕ ПОХОЖИ на подобный тип людей. Вам нравятся женщины?

— Уберите оружие и получите правдивый ответ, — ответил я с улыбкой.

Она отреагировала улыбкой 1929 года:

— Пусть оружие вас не тревожит. Я научилась с ним обращаться, когда играла в вестернах. Мой муж настаивал, чтобы оно все время было у меня под рукой, когда я остаюсь одна по ночам. Что обычно и бывает.