Полтора метра счастья

— Ты уже маленькая героиня, Бомми, — потрепала я её по волосам. — Какие подвиги ты хочешь совершать?

— Подвиги? — не сразу вспомнила она значение слова, которое наверняка слышала во время чтений перед сном. Видела я одну из книжек. О золотом воинстве. Девочка тряхнула головой и встала, направившись к игрушкам. — Буду стелять!

— О нет, — прикрыла глаза Рин, видя, как старшая дочь вытягивает пластиковый пистолетик. — А то нам в семье мало продырявленных.

— Стелять! — повторила Бомми и, забегав по залу, воображала какие-то мишени, метилась в них, имитировала звуки пальбы, пряталась за диван и выскакивала из-за него.

— Не направляй пистолет на людей! — погрозила Херин. — Слышишь меня? Бомми, нельзя направлять на людей! Нельзя! Боже, чтоб я ещё хоть раз разрешила ей смотреть с папой телевизор!

Засмеявшись, я продолжала наблюдать за крестницей, которая в подобные моменты мне напоминала не только своего отца, но и двоюродного дядю. Особенно когда прикрывала один глаз и смотрела над стволом оружия туда, куда хотела попасть отсутствующими пулями. И всё-таки, как и Херин, я надеялась, что её детские игры не перейдут в увлечение тем, чем занимались её родственники-мужчины.

Отправившись в Джерси, я взяла кофе на вынос, которое опустошила, пока ждала электричку. С тех пор, как мы с Химом обосновались в Бруклине, общественный транспорт стал нам намного ближе, чем личный автомобиль, на котором в Сеуле, к примеру, ездить проще, чем в Нью-Йорке. Тут же вечные пробки, забитые дороги и отсутствие парковок на Манхэттене. Разъезжать на такси дешевле, чем оплачивать стоянку, а на своей машине только по ночам в удовольствие колесить. Поэтому я привыкла, и даже прониклась симпатией к поездам, автобусам и паромам — в качестве экзотики, бывало, разнообразили поездки через Гудзон и ими. Заодно успеваешь полюбоваться проплывающими пейзажами, посмотреть на людей, подумать о своём. На людей мне в последнее время смотреть стало легче, с тех пор, как я более-менее примирилась с тем, что матерью мне не быть. Вездесущие коляски и плач младенцев уже не выводили из себя и не задевали за живое. Разве что совсем чуть-чуть. Само по себе это уже не трогало, раздражали те, кто не относился с пониманием к таким, как я, те, кто считал, что именно они совершенны и обладают чем-то несравненным и незаменимым. Поначалу я комплексовала и поддавалась давлению общества, воспевающего материнство, впадала в депрессию и искала выход из ситуации, пока не поняла, не без поддержки Хима и его заботливых, убеждённых слов, что я — это я, ничуть не хуже других, нужная и самодостаточная в том виде, в каком есть. Очень важно, чтобы слова, обращенные к тому, кому нужна поддержка, были именно не убеждающими, а убежденными, чтобы в них верил тот, кто говорит. Только в этом случае они способны повлиять. И теперь, когда я уже почти смирилась и успокоилась, иногда вызывали ярость те, кто ещё смел говорить «ну ничего, можно ещё подождать» или «однажды ты всё-таки сможешь, не теряй надежду». Чёрт возьми, да нет и нет! Что ж вы из моей жизни трагедию делаете? Как будто, если я всё-таки не рожу, то не испытаю счастья и проживу жизнь напрасно. В конце концов, я не обязана объяснять и доказывать, как умею быть счастливой, и почему у меня это получается, да, без ребёнка, просто с любимым человеком, среди друзей и с хорошей, интересной работой. Да, я могу быть счастливой и ею часто бываю, и те, кто смотрит на меня с жалостью, наверное, заслуживают её сами, потому что они не умеют радоваться мелочам, не умеют радоваться тому, что есть, если у них нет всего на свете, сразу и побольше. А я научилась. Меня научил Хим. Да, обучение ещё не закончено, но я чувствую, что близка к окончательному результату, и получу свой аттестат зрелости.

Бросив пустой картонный стаканчик из-под кофе в урну, я подтянула воротник куртки повыше, поймала на щёки жёлтые пятна солнца и, улыбнувшись хорошей, тихой погоде, шагнула в вагон. В прошлом, таком далёком от сегодняшнего дня, я не могла позволить себе покупать кофе, когда захочется, я не могла себе позволить даже лишние траты на общественный транспорт, а теперь не беспокоюсь ни о еде, ни даже об одежде, покупаемой по капризу и желанию, а не по необходимости. Разве могла я гневить судьбу и просить что-то большее, чем имею, ведь мне достался ещё и Хим — счастье, перекрывающее все остальные недочёты моей жизни.

Знакомый дом в тихом районе оттенялся весенними завязями. Прохлада воздуха контрастировала с согревающими лучами солнца, там, куда оно прямо падало, было приятно тепло, но стоило сойти в тень, и мёрзли уши, нос, пальцы. Я вошла в подъезд и поднялась по лестнице, потому что друзья жили, как и мы, не высоко, в четырёхэтажном доме, где лифта не имелось. Джейда открыла дверь и провела меня на кухню, где сидел Санха с ещё одним молодым человеком. Они попивали пиво, пока между ними спал крепким сном бутуз Тэй.

— Будешь тоже? — протянула мне алюминиевую банку подруга.

— Не откажусь, — взяла её я и присела. На мне застопорились два глаза неизвестного, цветом напоминающие не то молочный шоколад, не то каштаны. Он расположился за столом у окна, и в зависимости от того, поворачивался на свет или отворачивался от него, делал их темнее или светлее.

— Это мой кузен, Мингю, — представил Санха, — познакомься.

— Шилла, очень приятно, — улыбнулась я ему. Парень был, пожалуй, меня слегка моложе, но отличался высоким ростом и далеко не высокими помыслами, отражающимися во взгляде без признаков невинности.

— Брат не предупредил, что ожидаемая гостья такая миленькая, — дотянулся пожать мне руку Мингю.

— Прекрати, она замужем, — осадила его Джейда, снимая со сковородки на тарелку поджаренный бекон.

— Это не делает её страшнее, — широко, красивой голливудской улыбкой расплылся родственник Санха. Они были похожи, только старший кузен поприземистее и чуть грубее, основательнее. В Мингю же ещё было юношеское очарование и некоторая идеальность не изжитой свежести, которая прекрасно сочеталась с нарастающей мужественностью.

— Это жена Хима, — сказал Санха брату, и тот, погасив огонь в глазах, забился поглубже в угол, замолчав.

— Ты знаешь Хима? — удивилась я. И, не дав ему ответить, догадалась: — Ты тоже…

— Я тоже, — поскольку я не договорила, не зная, верно угадываю или нет, Мингю кивнул сам. — Так что я не испугался слухов и репутации Красной маски, а просто проявил уважение к одному из нас.

— А я всё ещё надеюсь, что однажды он уйдёт на пенсию, — вздохнула я. — Ничего против вас не имею, но киллеры же выходят на пенсию?

— Может быть, а вот золотые — точно нет, — отверг мои чаяния Санха. — К тому же, он законный главарь, наследник Джунвона.

— Да, я в курсе, что Дэн выполняет эту роль вынужденно, по обстоятельствам… Мы думали над тем, чтобы освободить его от них, ради Херин и детей.

— Не думаю, что без него получится обойтись, — покачал головой Санха. — Химчан умный мужик, но вести переговоры так, как это делает наш адвокат, не умеет никто, и у него столько связей повсюду… Он незаменим.

— Мужчины, хватит о своих делах, — оборвала его Джейда, поставив на стол закуску, в том числе кимчи, незаменимое блюдо нашей корейской кухни, которое она научилась делать именно тут, в Америке, не то скучая по родине, не то просто от скуки. — Вы отдохнуть не можете?

— Ой, женщина, что ты понимаешь, — покосился на жену Санха, и в то же время так плотоядно на неё посмотрел, что ни о каких ссорах или обидах не могло идти и речи. В этом взоре читалось послание с тайным повелением проследовать Джейде маршрутом до спальни, и она, думается, была совсем не против, что её место где-то там, а всё остальное — не её ума дело.

— Я понимаю, что к тебе приехал брат, ко мне пришла подруга, и мы хотели хорошо провести время, а ты опять грузишь. Давайте выпьем за встречу и знакомство.

— Уговорила, — хмыкнул Санха, беря свою бутылку пива и поддерживая тост.

Но через четверть часа, когда Тэй проснулся, мы с Джейдой всё-таки оставили парней одних, и пошли медленно бродить по улице с коляской, говоря о том, что волновало нас. Меня всё ещё волновало то, что мне обломалось с крестинами сорвавшегося крестника.

— Я не убедила Санха с этим, — сказала подруга, наклонившись к коляске и поплотнее укутав сына. — Да и не сильно старалась, мне пофигу на эти религиозные вопросы, а Санха убеждён, что Тэй должен воспитываться в духе буддизма. Никогда его это не интересовало, но как в золотые подался — прям праведник непонятной конфессии, — зычно хохотнула она, — нет, ну подумай, а?