Помереть не трудно

— Саша прав, — неожиданно сказал Владимир. — Когда ты видел князя в последний раз?

— Дай Бог памяти… Лет тридцать назад, — задумчиво ответил Алекс. — Дело о Голубятне на желтой поляне, помнишь? Его тогда сильно занозило.

— Похоже, сейчас его занозило не меньше, — буркнул московский дознаватель.

— Совет — его детище, — кивнул шеф. — И мысль о том, что внутри, в самом яблочке, завёлся червь…

— Это вы про мага, который делает запрещённые артефакты, — догадался я. — Значит, всё это время… вы искали именно его?

Алекс кивнул.

— Мы не можем рисковать. Почуй этот сморчок опасность — и непременно разразится несчастье. Так что действовать надо было тонко, я бы сказал, ювелирно. И тут подвернулось это дело с вервольфами, — он посмотрел на Владимира.

Московский дознаватель поморщился, затем с силой провёл рукой по лицу, словно стряхивая паутину.

— Они мне доверяли, — сказал он. — А я позволил их убить.

— Так было нужно, — Алекс наклонился над столом и похлопал московского дознавателя по плечу.

А я подумал, что с этой стороны Алекса ещё не знал. Нет, я догадывался, что он одержим своей работой. Что отдаёт ей всего себя, целиком. И требует того же от других. Он просто не понимает: как можно работать по-другому…

Но чтобы лишать кого-то жизни ради идеи, ради того, чтобы что-то доказать… Это для меня было ново.

Интересно: а меня он может вот так… ради идеи?

Я посмотрел на часы. Ходики с еловыми шишками вместо гирь исправно отмеряли секунды.

— Десять утра, — мне дико, до одури захотелось выпить. Но моя рюмка стояла нетронутой, и впредь так и будет.

— Нич-чего себе! — вскричал шеф, вскакивая и чуть не опрокидывая табурет. — Еле-еле хватит, чтобы поспать.

Мы с Владимиром переглянулись.

— Сергеич, ты не перегрелся? Какой сон? — спросил московский дознаватель.

— Обыкновенный, — пожал плечами Алекс. — Надеюсь, у тебя найдутся продавленный диван и кушетка для двух уставших друзей?

Он встретил дружное непонимание.

— Ладно, слушайте, — шеф взял алюминиевый чайник, наполнил его водой, и ловко запустив примус, водрузил его на горелку. В кухне запахло горячим металлом и керосином. — Всё так или иначе решиться на балу. Мы об этом уже говорили, — он по-очереди посмотрел нам в глаза. — Сейчас рыпаться смысла нет — только нарвёмся на очередные неприятности. — Бал начинается в десять. У нас будет целых два часа, чтобы во всём разобраться — прорва времени!

— Ты уверен? — неожиданно робко спросил Владимир.

— Нет, — честно ответил Алекс. Чайник засвистел, и он, обжигаясь, снял его с примуса. — Но другого плана я пока не придумал. Если хотите слышать всё до конца, скажу: мы с этим делом облажались. Ладно, я облажался. Думал, приеду в Москву — и тут же всё станет ясно. Я забылся. Привык, что в Питере все меня боятся. Старею, наверное…

— То есть, ты предлагаешь просто идти на бал, там поставить на карту всё, вплоть до наших жизней, и ждать, что нам подарит судьба, — уточнил Владимир.

— Да.

— Ладно, — кивнул Московский дознаватель.

И теперь оба смотрели на меня.

— Не то, чтобы у меня был выбор, — я пожал плечами и представил, что будет с Мириам и девочками, если мы не вернёмся. — Но я тоже согласен.

— Тогда пьём чай — и на боковую, — повелел шеф. — Пани Цибульская ждёт нас к девяти вечера.

Глава 19

Мы были похожи на пингвинов. Помните такой мультик: Мадагаскар? Шкипер, Рико и Ковальски… Это были мы.

Пани Цибульская обрядила нас в жесткие чёрные фраки, крахмальные манишки, белые перчатки — я чувствовал себя, как в гробу. Только почему-то не лежал, а ходил, прямо так, облачённый в последнее своё пристанище.

— Отлично выглядишь, — заметил Алекс, встав позади меня у огромного, в рост человека, зеркала.

Волосы я собрал в хвост. Белизной они соперничали с цветом манишки. но кожа на лице была смуглой, не растерявшей ещё солнечный загар. Оттенённые чернотой фрака серебряные, словно бы покрытые фольгой глаза излучали призрачный свет. Скулы заострились. Черты лица, ещё год назад несколько округлые и мягкие, удивляли твёрдостью линий. Губы приобрели горькую складку, тени под глазами сделались глубже…

— Красавец, — мрачным тоном констатировал Владимир, завязывая галстук. Что характерно: даже обрядившись во фрак, картуза своего он не снял. — Все дамы будут мечтать о твоём имени в своей бальной книжке. Только ты этого, того… Не увлекайся.

— Да я вообще ничем таким заниматься не собираюсь, — я представил, как кружусь в вальсе с Мириам. На ней васильковое платье, к корсажу приколот букетик камелий… а за улыбку и полцарства отдать не жалко. — У нас неоконченное расследование. Помните?

На бал ехали с шиком: в Чайке Владимира, отмытой и отполированной до нестерпимого блеску.

Гостиный двор — именно здесь и проходил бал Летнего равноденствия — встретил ослепительной иллюминацией, натёртым до зеркального блеска паркетом и россыпями бриллиантов, на которые гости, что греха таить, не поскупились.

— Мне казалось, здесь гораздо меньше места, — ошарашено застыв на пороге, я оглядывал громадный, теряющийся вдали, зал.

— Помилуй, мон шер, чтобы вместить всю прорву гостей, одного Гостиного двора мало, — усмехнулся Алекс. — Ежегодный Весенний бал — событие, которое не пропускает никто. Сюда съезжаются дебютантки — молодые ведьмочки, демонессы, инкубы — в поисках кавалеров, предложений и друзей. Считают своим долгом посетить практикующие маги — в их мире важно, чтобы о тебе помнили. Разнообразные сверхъестественные существа. В обычное время они слишком пугливы, и таятся по дальним лесам и высоким башням, но в ночь Весеннего бала все равны — никто не бывает забыт или обижен.

Я как раз наблюдал за господином, у которого вместо лица была маска филина. После слов шефа я как-то сразу понял, что мощный чёрный клюв и громадные янтарные глаза — это вовсе не маска.

— А вот и наши друзья вервольфы, — объявил Алекс, искоса кивая на делегацию крупных мужиков. Фраки сидели на них, как броня на танках. Во главе процессии шествовал директор «Семаргла» — Пантелей Митрофанович Степной. По руку с ним плыла молоденькая волчица, в бальном платье похожая на экзотический хищный цветок.