Помешанный на тебе

Периодически моя мама уходит в запои. И потом долго из них выходит. Это болезнь, которую она не хочет лечить. Ибо не признаёт, что больна, и каждый ее запой последний. Хотя внука она любит и никогда не сделает ему ничего плохого. Но для Тараса моя мать — человек второго сорта.

— Она уже в норме.

— То есть тебе настолько дороги эти курсы, что плевать на моего сына? — в его голосе снова претензия. «Моего сына»! Не «нашего». И, кажется, я сейчас взорвусь или разрыдаюсь. Мне точно нужен психолог. Тарас откладывает планшет и встаёт из-за стола, поправляя свой идеальный костюм.

— Может, хватит делать проблему там, где ее нет? — стараюсь говорить сдержанно. — Я оставлю ребенка с бабушкой, которая его любит. За пару часов ничего не произойдёт.

На этом наш разговор заканчивается, потому что Тарасу звонят по работе и он теряет ко мне интерес, покидая квартиру.

Выдыхаю. Когда муж покидает квартиру, мне становится легче. Я поймала себя на мысли, что начала радоваться, когда его нет дома. И это тоже ненормально. А самое страшное, что, как только за Тарасом закрывается дверь, Дюша начинает улыбаться, стаскивая из вазочки конфету. Папа для него — источник запретов. И надо еще разобраться: это я отвратительная мать или Тарас слишком строгий отец.

Отвожу Андрюшу в садик. Иду назад привычной дорогой, наслаждаясь теплой весенней погодой. Я люблю весну в момент цветения, когда вокруг буйство сочных красок и ароматов. Прохожу мимо кафетерия, в котором всегда останавливалась, чтобы поработать и выпить кофе. Мне нравилось, что там немноголюдно, мне нравилось, как там готовят кофе и самую вкусную свежую выпечку. Но сегодня прохожу мимо, потому что именно там за мной кто-то наблюдал и фотографировал. Теперь не по себе от этой кофейни.

Беру кофе с собой на входе сквера, возле нашего комплекса, и просто сажусь на лавочку, доставая телефон и отвечая на рабочие письма. Но всё равно оглядываюсь по сторонам. Всматриваюсь в каждого прохожего.

Прекрасно, к моему психозу добавилась еще и паранойя.

Никого подозрительного не нахожу. Пара мамочек с колясками, бабушка с внуком кормят уток в пруду, и парень, гуляющий с собакой. Никому нет до меня дела. Снова утыкаюсь в телефон, уходя в работу и попутно обдумывая, что сегодня надо постирать шторы, заскочить в магазин и придумать, что готовить на ужин. Свою удаленную работу я совмещаю с домашними делами. Ибо моя работа тоже блажь для Тараса, и мне приходится всё успевать, чтобы иметь хоть и маленькие, но свои расходы, которые не нужно согласовывать с мужем.

Вздрагиваю от щелчка справа, ощущая, как сердце начинает паниковать. Поднимаю голову и выдыхаю. Это Артур. Мой преподаватель, а не какой-то маньяк из переписки, которого я заблокировала, так и не ответив.

— Доброе утро, Аделина, — здоровается он со мной, делая еще пару кадров, пока я растеряна. Опускает камеру.

— Здравствуйте, — окидываю его взглядом.

Проходящие мимо девушки оборачиваются на него, хихикая. Неудивительно, объективно Артур производит впечатление. Высокий, спортивный, обаятельный, а главное — очень уверенный в себе. Он свободный и раскованный. Джинсы с множеством карманов, белая футболка, обтягивающая торс, а сверху накинут мужской черный кардиган с капюшоном и асимметричными краями. Тарас бы назвал этот стиль небрежным, и поэтому он мне нравится. Артур свободен от штампов. Не спрашивая разрешения, фотограф садится рядом со мной на лавочку.

Хочется сразу встать и уйти. Нет ничего плохого в том, что мы сидим рядом, но Тарас внутри меня смотрит на эту картину с осуждением.

Артур снова поднимает камеру и фотографирует меня.

— Прекратите, — смущаюсь. — Я не настолько фотогеничная.

— Ничего не могу поделать с собой, Аделина, у вас фактурный профиль. Это, если хотите, профдеформация — запечатлеть всё, в чём вижу смысл.

Хочу улыбнуться, но сжимаю губы, так что болит челюсть. И это тоже во мне говорит Тарас. Не реагировать на комплименты, иначе муж сочтет, что мне нравится мужчина. Тараса нет, а рефлексы есть.

— У вас необычная внешность, Аделина, — продолжает Артур, откладывая камеру. Он надевает черные очки и расслабленно откидывается на спинку лавочки, смотря на пруд.

— Вы преувеличиваете, обычная внешность.

Снова утыкаюсь в телефон, пытаясь показать, что мне неинтересен этот разговор. Решаю посидеть для приличия пять минут и уйти.

— Это вам так кажется, оттого что вы не видите себя со стороны. А моя камера видит в вас каплю восточной крови. Глаза золотисто-карие с прожилками янтаря. Они горят, когда их касается солнце.

— Вы слишком… — начинаю, но он перебивает меня.

— Губы, — его голос становится глубже. — Верхняя — с дерзким изгибом, нижняя — манящая своей полнотой.

Чувствую, как по телу разливается жар. Его взгляд ощутим почти физически, хотя я не вижу его глаз под очками.

— Белая кожа… Линия шеи, — он делает едва заметное движение рукой в воздухе, словно касаясь меня, — плавно переходящая в изящные ключицы. Знаете, есть места на женском теле, которые…

И тут уже перебиваю его я, потому что лицо начинает гореть. Я не привыкла к таким разговорам с посторонними мужчинами.

— Прекратите, Артур! Это все слишком… — выходит нервно. Поднимаясь с лавочки, хватаю сумку и неуклюже задеваю стаканчик кофе, который летит на асфальт и разливается. — Мне пора.

Разворачиваюсь, чтобы уйти, но мужчина неожиданно хватает меня за руку и сжимает мое запястье. Возмущенно оборачиваюсь.

— Удели мне пять минут, Аделина, — переходит на «ты». — У меня есть к тебе предложение.

Глава 4

Артур

Ее губы — грех, пухлые и манящие, цвета спелой вишни, даже без помады. Моя камера требует запечатлеть много кадров этих губ, и каждый кадр будет идеальный.

Глаза — необычные. Ни одна оптика не запечатлеет эту глубину. Нужно снимать только под солнцем, когда лучи проникают в радужку, раскрывая их узор.

Ресницы бросают тени на скулы. Идеально. Ее кожа — вызов для моего мастерства. Хочется показать ее фактуру в естественном свете раннего утра, когда первые солнечные лучи скользят по обнаженным плечам, создавая мягкие переходы тонов.

Аделина совершенное вдохновение. Каждый взгляд и жест просятся в кадр. И мне дико хочется, чтобы весь мир увидел подобное совершенство моим взглядом.

Но это все лирика…

Она ждет ответа, вздергивая бровь от возмущения моей наглостью. А я выпадаю из реальности, представляя, как прикусываю зубами эти спелые губы, как вытягиваю из них всю сладость…

Тестостерон шкалит. Мне кажется, я скоро начну грязно дрочить на десятки ее снимков в моей квартире.

С сожалением отпускаю ее руку. Иначе спугну своей настойчивостью. И ни хрена не понимаю, почему не могу ее сейчас украсть и взять все, что хочется.