Помешанный на тебе

— Думаешь? — снова всматривается мне в глаза. Слишком долго для дружеской беседы, слишком интимно. Сама отвожу взгляд в стол. — Начнём? — переводит тему, кивая на диван, над которым выставлен свет.

Киваю, спрыгивая со стула.

— Можешь переодеться за ширмой, — указывает мне направление, а сам подходит к металлической вешалке, где висят наряды.

— Эм… — я была не готова к тому, что придется переодеваться. Хотя должна была об этом подумать. Артур снимает с вешалки бежевый шёлковый пеньюар с запахом и протягивает мне. — Обуви не надо. Будешь босая и волосы распусти, — задумчиво произносит он, словно уходит в себя.

Беру пеньюар и скрываюсь за ширмой. Халат непрозрачный, но очень тонкий.

Ну, в этом же нет ничего критичного?

Пеньюар длинный.

Запахиваю его плотнее, завязываю на талии пояс, аккуратно складывая свои вещи на стул, и выхожу, чувствуя ногами холодный пол.

Артур уже настраивает камеру, на коричневой коже дивана небрежно раскидана белая шёлковая простыня, со спинки свисают чёрные длинные жемчужные бусы. И я только сейчас замечаю в напольной вазе возле дивана букет из свежих чёрных орхидей. Сглатываю.

Артур оборачивается ко мне, удерживая камеру в одной руке, протягивая мне другую. Взгляд спокойный, но глубокий, дыхание ровное. А моё рвётся, словно не хватает кислорода.

Это просто фотография, искусство. А он художник. И я хочу, чтобы в Берлине он произвёл впечатление.

Решительно протягиваю Артуру ладонь. Он тянет меня к дивану, его пальцы сильнее смыкаются на моем запястье, словно хочет почувствовать мой учащенный пульс.

— Присаживайся.

— Как?

— Как хочешь, просто садись, как дома. Словно очень устала и хочешь расслабиться, — его голос становится более властным, уверенным и одновременно гипнотизирующим.

Опускаюсь на диван, откидываясь на спинку. Сжимаю ноги, поскольку полы шелкового халата соскальзывают с ног. Расслабиться не получается, дышу глубоко. Из меня плохая модель. Отвратительная. Не знаю, что он во мне нашел.

Наблюдаю, как Артур обходит диван вокруг и снова возвращается ко мне.

— Ты слишком контролируешь себя. Дыши ровно, в такт музыке, — просит он.

А музыка очень медленная и тягучая, и я стараюсь дышать также.

— Искусство, Аделина, начинается, когда заканчивается контроль. Тебе ни о чем не нужно думать, весь контроль будет у меня. Просто делай все, что я прошу.

Он присаживается передо мной на корточки. Наши глаза оказываются на одном уровне. И я тону в его синем взгляде. Никогда не видела таких глаз.

— Закрой глаза, — велит он мне. И мои веки послушно опускаются. — Представь, что я твое отражение в запотевшем зеркале ванной. И вот ты стираешь пар и видишь там не себя, а меня, — бархатный голос вибрирует. Боже, как он умеет участвовать в процессе. Настоящий мастер. — Открой глаза. — Распахиваю веки. И вижу камеру, чёрный глазок которой смотрит на меня, завораживая. — Теперь я единственное твое отражение.

Камера щелкает, фиксируя меня. Очень близко, только мое лицо.

Его рука тянется к моему лицу, немного отшатываюсь, ненамеренно.

— Спокойно, мои руки не чужие, ты не должна их бояться.

Замираю, позволяя ему заправить мои волосы за ухо. Теперь замирает Артур, смотря на меня.

— Что это? — ведет пальцами по виску к щеке. Аккуратно, еле уловимо касаясь моей кожи. А я так явно ощущаю его касание.

— Что? — не понимаю.

— У тебя небольшой синяк на виске и красный след на щеке.

Я думала, это незаметно. Закусываю губы, отдергивая свои волосы, скрывая этот изъян.

— Это вешалка в гардеробе упала, — объясняюсь я. — Прости. Надо было затонировать. У меня есть, — пытаюсь встать и добраться до своей сумки, но Артур не выпускает меня.

— Не надо. Я заретуширую. Вешалка, говоришь? — как-то недобро произносит он, словно не верит, и снова заправив мои волосы, щелкает камерой, пока я в смятении.

Он встает на ноги, меняет объектив, настраивает камеру, а я с интересом слежу, пытаясь запомнить весь порядок действий.

Артур обходит диваны и встаёт позади меня.

— Откинь голову на спинку.

Выполняю.

— Запрокинь голову и посмотри на меня, — требует он. Смотрю. — Да, вот так, умничка, — наводит на меня камеру сверху вниз. — Расслабь губы, приоткрой их, замри, — наводит камеру на мои губы, очень близко. — Закрой глаза.

И я закрываю, чувствуя, как подрагивают ресницы. Пауза, тишина. Я слышу только как щелкает камера и собственное дыхание. А потом резко распахиваю глаза, оттого что ощущаю его пальцы на моих губах. И вот теперь он фотографирует быстро, делая серию снимков моего возмущения.

— Отличная эмоция, — убирает пальцы с моих губ. И я снова прикрываю глаза, чувствуя, как лицо начинает гореть, потому что по моему телу прокатывается волна жара, устремляясь между ног.

Ой, мамочки. Как стыдно. Сглатываю и снова слышу щелчки камеры и его шаги вокруг дивана.

Сажусь ровно, складывая руки на коленях, следя за мужчиной. Он снова настраивает камеру, а я вожу пальцами по жемчужинам, пытаясь дышать ровно, не выдавая своего возбуждения.

Зря я согласилась…

— Ложись на диван, — вдруг произносит он.

— Как?

— Просто ложись, дальше я сам.

И я ложусь.

Артур раскидывает мои волосы позади, снова обходит диван и нависает с камерой надо мной, смотря на меня через объектив.

— Так о чем ты думала, Аделина, когда сняла тогда в кофейне свое обручальное кольцо? — спрашивает он. А я резко распахиваю глаза от удивления и легкой паники. Камера щелкает, щёлкает, щелкает, но мне все равно.

— Это ты? — возмущенно спрашиваю я. — Арт — это ты?

— Да, это я, Аделина, — спокойно признаётся он. И снова фотографирует мои эмоции. — Прости, я знаком с тобой немного больше, чем ты со мной.

И мне вдруг становится страшно. Сердце заходится в панике.

Он сталкер?

Боже, зажмуриваю глаза, а камера продолжает меня снимать.

Глава 7

Артур

В ее глазах испуг, растерянность, смятение, уязвимость. Губы трогательно вздрагивают, ресницы порхают, щеки наливаются краской. Идеальная неискусственная эмоция, и я ловлю ее камерой, отмечая множество оттенков ее лица.

Да, я признался намеренно, чтобы вытянуть из Аделины эту эмоцию и создать свой шедевр. Искусство требует жертв. А я требую ее всю. Каждый вздох, взгляд, каждую эмоцию. Как одержимый ею коллекционер, хочу этот эксклюзив себе, целиком и полностью. И я еще планирую в ближайшие дни эмоционально ее расшатать. Потому что моя концепция — ловить неподдельные моменты. Я собираю их своей камерой и увековечиваю.