Помешанный на тебе

— Смотрите глубже. Это съемка не ребёнка, а умение фиксировать кадры в динамике и добиться результата от человека, который не умеет выдавать эмоцию наигранно.

— О, а это интересно, — соглашается со мной блондинка.

— Можно тебя? — протягиваю руку мальчишке. Тот распахивает глаза, оглядываясь с сомнением на Аделину. Подхожу к ребенку ближе. — Хочешь поиграть с этим аппаратом? — показываю ему камеру. Глаза мальчишки загораются. Он очень похож на маму. И мне нравится наблюдать за Аделиной в роли матери. Как она поправляет ему футболку, как закусывает губы, ловя реакцию сына, как волнуется, когда мальчик на меня реагирует. И мне снова хочется фотографировать только ее. — Я Артур, — по-мужски протягиваю пацану руку. — А тебя как зовут?

И ребенок снова оглядывается на мать в ожидании ее разрешения. Обычно дети в его возрасте очень контактные. Я, как человек, который провел сотни семейных фотосессий, это знаю.

Аделина кивает ему, но как-то волнительно посматривает на меня.

— Дюша, — представляется мальчишка. — Ой! — закрывает рот ладошкой, словно сказал что-то не то.

Что происходит в их семье? Они все словно выдрессированные.

Прищуриваюсь, заглядывая в глаза Аделине.

— Андрей, — быстро поправляется пацан, пожимая мою ладонь. Не отпуская его руки, тяну к себе. Оторвём тебя от контролирующей матери.

— Дюша мне нравится больше, — подмигиваю ему. — Ну что, научим их всех снимать правильно? Поможешь мне? — улыбаюсь мальчику, и тот охотно кивает.

Найти общий язык с ребенком оказалось намного проще, чем с его матерью. Мальчишка оказался очень живым и контактным, как только я оторвал его от матери и втянул в процесс.

Краем глаза наблюдаю за Аделиной. Она нервничает. Теребит ремешок сумки, постоянно поправляет волосы. Её взгляд мечется между мной и сыном, словно она боится нашего контакта.

Что за жизнь-то у вас, отчего вы шарахаетесь от людей?

— Смотри, Дюха, — показываю пацану, как правильно держать камеру. — Видишь эту кнопку? Нажимаешь, когда готов сделать снимок.

Он кивает с таким серьёзным видом, что я не могу сдержать усмешку. Ребёнок явно не избалован вниманием.

— А теперь давай попробуем снять твою маму, — помогаю ему, наводя камеру.

Аделина напрягается, но не может отказать сыну. Она неловко улыбается, и я вижу, как она пытается контролировать каждое своё движение. Словно боится сделать что-то не так. Опять зажалась. Хоть не отпускай ее.

Дальше все-таки отрываюсь от Аделины и веду свой курс, используя мальчишку, который рад вниманию. Нормальный живой ребенок.

В конце, когда он снова увлекается моей камерой, а я объясняю блондинке, что такое оптическая стабилизация, Дюха почти роняет мою камеру, не удерживая увесистый аппарат. Но я ловлю его за миллисекунду до падения. Но вот всхлипываю от этого не я, а Аделина, пугая ребёнка, который тут же от меня отходит. Выгибаю брови, посматривая на нее с вопросом.

— Камера очень дорогая, — тихо поясняет она.

— Это всего лишь вещь. И какая бы она ни была дорогая, не стоит ничего, — подмигиваю ей.

Все расходятся. Аделина тоже собирается. Но я намеренно затягиваю общение с ребёнком, чтобы ее задержать.

Это дно — пользоваться ребенком для того, чтобы подкатить к его маме.

Ну а какие у меня варианты? Она же сейчас опять сбежит. А я останусь загибаться без нее в квартире, где полно ее фотографий.

Мальчишка постоянно посматривает на шоколадные батончики в вазочке на стойке. Это мои. Не всегда получается поесть, а батончики с орехами отлично утоляют голод.

Беру один, протягивая пацану.

А тот только облизывается, но отрицательно качает головой.

— Не хочешь?

— Папа не разрешает.

Поднимаю глаза на Аделину. Молчит, сжимая губы.

— Аллергия?

— Нет, он говорит, это вредно, — с сожалением вздыхает пацан, отводя взгляд от батончика.

— Бери, — протягиваю ему шоколадку. — Иногда можно, если очень хочется, — подмигиваю пацану. Аделина не комментирует, но смотрит на меня строго.

Да пи*дец. Это, выходит, я сейчас показал ребенку, что его отец плохой, а я пипец какой ох*енный. Да в принципе, я так и хотел. Ну извини меня, красивая девочка, нужно как-то тебя отвоевывать.

— Ладно, мы пойдем, — Аделина берет за руку сына.

Но я знаю, что спешить им некуда. В процессе съемки пацан мне поведал, что папа в командировке. И я должен этим воспользоваться.

— А пиццу ты любишь? — интересуюсь у Андрея.

Мальчишка воодушевленно кивает головой.

— Тут, напротив, отличная пиццерия. Там еще большая детская комната. Пойдем?

Аделину, кажется, сейчас разорвет от возмущения. Она уже убила меня взглядом.

Я применил запрещенный прием. Конечно, мне надо было спросить сначала у нее, а потом уж у ребенка. Но я бомблю запрещенными приемами. А иначе никак.

— Мам, — оглядывается пацан. — Пойдем? Я очень хочу.

— Андрей, мы не можем, — выдыхает Аделина, продолжая убивать меня взглядом. Да подлец я, подлец. Знаю.

— Я честно-честно папе не скажу, — уговаривает он ее.

А я сжимаю челюсти.

И много вы папе не говорите?

Глава 9

Артур

Я ее уговорил. Точнее, мы с Дюхой. У меня появился маленький соучастник.

Сжимаю губы, пытаясь сдержать нахальную улыбку. Пиццерия через дорогу. Моя машина на стоянке. Щелкаю сигнализацией, достаю из бардачка портмоне. Беру пацана за руку и веду через дорогу. Тот бежит почти вприпрыжку и, в отличие от меня, не скрывает улыбку радости. Обычно современные дети так не радуются походам в пиццерию. Сейчас это все обыденно и давно приелось. А Дюха счастлив. Что там за такой «папа», от которого нужно все это скрывать?

Аделина спешит за нами. Взволнованная, как будто мы не в кафе идем, а трахаться. Я бы и ее взял за руку. Мне до зуда хочется переплести наши пальцы и открыто всем демонстрировать нашу связь. Но, к сожалению, связи нет… Пока…

Я очень надеюсь, что «пока».

Проходим в пиццерию. Уютное семейное место с диванами и столиками вдоль панорамных окон, с хорошей детской комнатой, где малышню развлекает аниматор.

Помогаю мальчишке скинуть курточку, протягиваю руки к Аделине, чтобы снять с нее жакет. Но она демонстративно раздевается сама.

Качаю головой.

Ну жалко тебе, что ли, принять мою невинную заботу?

Аделина тянет ребенка на диван с собой, но пацан вырывается и садится напротив рядом со мной. Аделина в шоке моргает, наблюдая за сыном, который мне, как своему, тычет пальцем в меню на фотографии пиццы, показывая, какую хочет.

Поднимаю глаза на Аделину. Улыбаюсь. Ну я тут при чем? Да, я умею располагать детей. Годы семейных фотосессий обязывают. Только сейчас дело не во мне. А в том, что пацан просто жаждет общения. Хотя у него есть отец. И мне хочется прямо сейчас устроить ей допрос с пристрастием. Как так вышло?