Поместье Кларенс

— Да.

Казалось, все ее тело обмякло.

— Аксель впустил меня.

— Что ты здесь делаешь, Элора?

— Ты прилетел домой из коттеджа.

Зейн скрестил руки на груди, подчеркивая невероятную силу и четкость своих рук. Он делал это, чтобы напугать ее? Он знал, что ей всегда нравились рельефные мышцы, которые подчеркивали его невероятное тело. По ночам, когда они ни лежали в постели, она часами обводила взглядом впадины между его плечами, бицепсами и трицепсами.

— Я сожалею о прошедших выходных, — сказала она. — Я не знала, что ты собираешься приехать.

— Ты уже говорила это.

Элора опустила взгляд на его босые ноги. Он не собирался впускать ее, хотя она этого и не заслуживала. Она стояла здесь и все еще не была уверена, почему. Может быть, потому, что ее убежищем стал Зейн. Потому что она чертовски устала, и единственным человеком в мире, которого она хотела видеть, был он.

— Ты дерьмово выглядишь, — сказал он.

Элора повела плечом.

— И это моя толстовка.

Пожалуйста, не заставляй меня возвращать ее.

— Я знаю.

Зейн провел рукой по подбородку.

— Я прозвучу как гребаная заезженная пластинка, особенно зная, что ты не собираешься мне говорить, но что не так?

— У меня есть секрет. — В тот момент, когда она заговорила, слезы навернулись ей на глаза. — И это съедает меня заживо.

Он выпрямился.

— Не хочешь мне рассказать?

— Да. Нет. — Она обхватила себя руками за талию, пытаясь физически удержать все остальное внутри. — Я боюсь, что это все испортит.

— Ты беременна?

Она покачала головой.

— Нет.

Что-то промелькнуло в его взгляде — разочарование? — но исчезло так же быстро, как и появилось. Зейн переступил порог, жестом приглашая ее в свой пентхаус.

— Входи. Дай мне минутку, чтобы одеться.

Когда он удалялся по коридору, ее взгляд был прикован к ямочкам чуть выше его задницы. Он нырнул в ванную, пока она входила, вдыхая успокаивающий аромат его дома и витающий в воздухе запах его мыла.

В доме Зейна были высокие потолки с открытыми воздуховодами. Полы были из теплого дерева, которое дополняло кирпичные стены. Для человека, у которого были миллионы на счету, его дом был простым. Элегантный и стильно обставленный, но ненамного больше апартаментов Элоры в Поместье Кларенсов.

Открытая концепция означала, что она могла стоять рядом с дверью и обозревать гостиную и кухню. Кровать Зейна стояла на возвышении справа от нее, белое постельное белье было гладким, а подушки взбиты у черного железного изголовья.

Неужели он приглашал в свою постель другую женщину? Неужели он трахнул ту блондинку? Неужели Томми, барменша, наконец-то провела вечер со своим боссом?

Она прижала кончики пальцев к вискам, отгоняя эти вопросы прочь.

— Голова болит? — Зейн широкими шагами шел по коридору, одетый в джинсы и черную футболку с логотипом «Измены» на нагрудном кармане. Он натянул пару потертых черных мотоциклетных ботинок. — Дать тебе что-нибудь от боли?

— Со мной все в порядке.

— Ладно. Пойдем. — Он дернул подбородком, приглашая ее следовать за ним.

Они прошли мимо кровати и оказались рядом с его большой ванной комнатой с примыкающим к ней шкафом. Ванная была единственной комнатой с дверью и стенами. Затем они прошли через помещение, которое он использовал в качестве домашнего офиса, к двери, ведущей вниз по задней лестнице.

Его ботинки глухо застучали по лестнице, эхом отражаясь от стен, когда они вернулись на первый этаж, на этот раз через заднюю часть здания. Элора бывала у Зейна много раз, но обычно она заходила через главный вход, как сегодня, потому что парковалась на улице.

У подножия лестницы были три двери. Одна вела к выходу из переулка. Еще одна — в частный тренажерный зал, который Зейн построил для себя. И третья — в огромный, безукоризненно чистый гараж, где он держал три машины и «Харлей».

Он открыл дверь в гараж.

Внутри, на крючках, висели две кожаные куртки. Он протянул одну из них Элоре, и она поднесла коричневую кожу к носу, вдыхая аромат ветра и одеколона Зейна, прежде чем надеть ее. Даже с ее мешковатой толстовкой куртка облегала ее миниатюрную фигуру.

Зейн натянул другую куртку, затем протянул ей шлем. Пока она затягивала ремешок под подбородком, он нажал кнопку, чтобы открыть одну из трех гаражных дверей, ведущих в переулок. Он уже повернулся к мотоциклу, когда Элора откашлялась.

— Что?

Она указала на другой шлем, лежащий на полке.

— Пожалуйста?

— Хорошо. — Он нахмурился, но надел его на голову, затем направился к мотоциклу, его непринужденная развязность была еще одним качеством, которое ей в нем нравилась.

Мужчина двигался так, словно ему принадлежал весь мир.

Он устроился на сиденье, ожидая, пока она сядет позади него. Элора немедленно обвила руками его талию и прижалась внутренней стороной своих бедер к его бедрам, закрыв глаза, наслаждаясь твердостью его тела.

Зейн снимал стресс благодаря езде на мотоцикле. Это было то, что, как он сказал ей, он предпочитал делать в одиночестве. И все же за годы, которые они провели вместе, он дважды брал ее с собой. Ради Элоры он нарушал свои же правила.

Каждая поездка была переживанием, которое она никогда не забудет. И Зейн, казалось, всегда брал ее с собой, когда ей было хуже всего.

Первая поездка состоялась, когда она училась на втором курсе, вскоре после смерти ее бабушки. Вторая, после того, как у нее заболела собака, и ее родители были вынуждены усыпить ее.

Зейн завел двигатель, и громкий гул отразился от стен гаража.

Она заглянула ему за плечо, когда он выехал в переулок и свернул на пересечение с главной улицей, где остановился, чтобы посмотреть в обе стороны.

— Аксель сказал, что ты был занят, — сказала она.

— Я был там. — Он указал вниз по кварталу, туда, где перед одним из последних не отремонтированных зданий стоял мусорный контейнер. — Начали переделывать две недели назад.

— Это последний, верно?

— Да. — Он кивнул. Застройщиком, который захватил этот район и вложил миллионы в эти два квартала был Зейн.

Когда они познакомились, он только купил эти здания. Ему потребовалось более пяти лет, чтобы обновить их все, но он был непоколебим в своих переговорах и непреклонен в своем желании иметь оба законченных блока, чтобы, когда он будет проводить реконструкцию, эстетика была единой.