Чтение онлайн

ЖАНРЫ

Понять Россию. Опыт логической социологии нации
Шрифт:

Основанные на защите и доверии взаимные отношения между властителем и вассалом, при которых властитель предоставлял защиту, а вассал обещал хранить верность, противоречили духу московского самодержавия. Московские князь и царь, хотя и требовали подчинения и клятвы в верности, но сами если и давали, то были вольны отказаться от них. Принцип взаимности, включавший в себя на Западе также и право сопротивления, не согласовывался с московским самодержавием, по представлениям которого господство исходило лишь из одного центра, поэтому и могущественные бояре оставались «холопами».

Самодержавие не терпело никакой самоорганизации аристократии на основании

собственного права, не допускало и автономии городов. О правовой и политической самостоятельности городов по отношению к князю в Московском государстве не могло быть и речи, но именно она и была в старой Европе предпосылкой цивилизаторских и культурных достижений. Изначальные попытки собственного, особого развития городов были задушены Иваном III, когда он заставил Великий Новгород «бить челом своему господину, великому князю». Победитель выселил из Новгорода всех крупнейших землевладельцев.

Московское царство сформировалось как наследственное, родовое государство, как подобие громадного княжеского двора и хозяйства, в котором лишь один собственник: самодержец. В принципе, не было никакого отличия между владениями государя, государства и подданных. Собственность и власть в Московском государстве не были отделены друг от друга. Разделение публичной и частной сферы, публичного и частного права, произошедшее в старой Европе под влиянием римского права, было не известно в России вплоть до XVIII века.

В период позднего средневековья, когда в Европе пробила себе дорогу собственность на землю, московский великий князь, наоборот, упразднил вотчинное землевладение бояр и поставил владение землей в зависимость от служения государю. Лишь в 1762 году дворянство было освобождено от обязательной государственной службы, и впервые в 1785 году жалованной грамотой императрицы дворянству была предоставлена гарантия собственностина земельные владения.

Кроме того, государь был и крупнейшим предпринимателем. В XVI и XVII веках цари обладали почти полной монополией в оптовой торговле, в мануфактурном производстве и в горнодобывающей промышленности. Экономика значительно позже и в значительно меньшей степени, чем в старой Европе, освободилась от протекции государства.

Фактически русский царь перенял власть монгольского хана над русским улусом. Свержение татарского ига свелось к замене татарского хана православным царем и к переселению ханской ставки в Москву. Даже персонально значительный процент бояр и других служилых людей московского царя составляли представители татарской знати. Русская государственность в одном из своих истоков произошла из татарской, и вряд ли правы те историки, которые закрывают глаза на это обстоятельство или стараются преуменьшить его значение.

Кстати, это обстоятельство было куда понятнее российским историкам дореволюционной школы. У С.М. Соловьева можно найти интересное наблюдение, которое позволяет понять характер отношения первых московских государей к прямым наследникам монголо-татарского величия, и насколько им важно было позиционировать себя именно по отношению к ханской власти, которая им казалась куда более значительной, чем власть любого другого монарха.

Отмечая, что самый большой почет в формах дипломатических сношений при Иване III оказывался хану крымскому, Соловьев пишет: «здесь действовало кроме сознания пользы крымского союза еще предание о прежних недавних отношениях к татарским ханам; предание это было так сильно, что вело к странности: не требуя равенства в сношениях с Менги-Гиреем, московский двор требовал полного равенства в сношениях с

султаном турецким, которого Менгли-Гирей был подручником. Большим почетом пользовались в Москве послы императора германского, но с соблюдением равенства; почет им оказывался на том основании, что и нашим послам при дворе австрийском оказывались большие почести»39.

Русские цари были более склонны брать за образец именно ханскую власть и стремились либо сравняться с ней, либо перехватить. «Копирование» татарской государственности было тотальным. Появившиеся в русском языке со времен татарского ига термины, отражающие государственность вроде: деньга, алтын, казна, тамга (откуда: таможня), ям (откуда: ямская гоньба, ямщина, ямской и т. д.) – татарского происхождения. Это ясно указывает на то, что в таких важных функциях государства, как организация финансов и почтовых сообщений, татарское влияние было решающим.

Перехват государственной системы неизбежно вел и к перехвату системы отношений с населением страны, которое стало рассматриваться лишь как объект поборов для кормления власти и не более того. Русские самодержцы вели себя по отношению к своим подданным практически так же как и монголо-татарские князья по отношению к подвластным территориями.

По мнению М.Н. Покровского в основу московских податных порядков легла именно татарская финансовая организация, «стершая или, по крайней мере, закрывшая все предшествовавшие», т. е. порядки, возникшие в Киевской Руси и естественные для исконно русской организации.

Татары стали для нас и родоначальниками податной статистики. Они начали с того, что переписали все податное население, показав этим, что их интересовало не только то, сколько нужно взять дани, но и сколько ее можно взять.

Именно от татар пошло накладывание податных обязательств сразу на целую область, жители которой разверстывали податную тягу между собой как хотели и умели.

Именно татары сформировали начала крестьянского прикрепления к земле, не допуская перемещений, чтобы не спутать «числа». И эта крепость впоследствии свято береглась русскими князьями и легла в основу российской системы крепостного права.

Однако для московской власти признать открыто и недвусмысленно наследие моноголо-татарской государственной организации, значит предстать перед цивилизованным миром варваром. Для московского царя куда выгодней было представить происхождение своей власти не от пугающих Европу дикарей, а как Византийское наследие.

Поэтому предложенная в начале XVI века старцем Филофеем, иноком Спасо-Елизаровского монастыря формула «Москва – третий Рим» окажется весьма лепой нашим государям, как идеологическое оформление царских претензий на вхождение в «клуб» европейских государей при сохранении варварской сути своей власти «в домашнем обиходе».

И как показывает наша история, в дальнейшем этот прием напяливания кафтана европейского покроя на ханский халат при общении власти с западным миром, найдет довольно широкое применение.

Впрочем, складывающееся Московское государство неизбежно должно было нести на себе отпечаток дуализма. Ведь сам процесс его рождения был связан с одной стороны с наследованием системы аналогичной восточному деспотизму, с другой стороны с наследием реликтовых отношений, идущих еще от традиций первых русских княжеств, которые были близки к западной культуре политических отношений. И потому в Московской Руси в течение длительного времени функционировали такие органы общественного представительства как Боярская Дума, земское самоуправление и Земские соборы.

Поделиться с друзьями: