Попаданец с четырьмя колёсами
Шрифт:
глава 29. по горам и по взгорьям
Я замер на краю обрыва. И у меня где-то внутри двигателя, а может, в картере, возникло остро щемящее чувство утраты. Я понял, что потерял способность летать. Или же у меня её отняли — там, в глубине горы, посредине обширнейшего автомобильного кладбища.
Да-а, горы — это сосредоточение многих веков в одном месте, синтез перемешанных времён, путаница веществ и соединений, лабиринт минералов и молекул. Здесь можно как обрести, так и потерять. Обрёл я немалое, но и потерял многое. Потерял, возможно, самое главное — то, на что надеялся опереться в этом мире. Ту свою особенность, которую в этом же мире и приобрёл. А так хотелось парить под небесами, озирая с высоты необъятную землю, кувыркаться в лучах заходящего
Теперь обо всём этом следовало забыть. Надолго ли? Навсегда? Ответить на эти вопросы мне не мог дать никто. В том числе, наверное, и то «что-то» или «кто-то», что отобрало у меня эту возможность в глубинах горы.
Нет, я, конечно, попытался взлететь — потянулся всем своим существом вверх, в продолжающее оставаться ослепительно голубым дневное небо. Но тщетно. Попытки метлы помочь мне взлететь также ни к чему не привели.
Приходилось искать иные пути покинуть эту негостеприимную площадку. Прямо вниз… это означало путь быстрый и короткий. Путь, которым легко покинуть сей бренный мир без возможности возврата в него. Этот путь меня не устраивал. Прямо вверх, в небо… был для меня закрыт. Хотелось бы надеяться, что не навсегда. Подниматься сразу вверх по скале — мешал козырёк над тоннелем.
Оставались два обходных пути — справа и слева. Но если левый угрожал и препятствовал проходу, острыми пиками перекрывая крутой склон, то правый как будто бы, особенно на первых порах, казался предпочтительней. Да, придётся карабкаться по склону едва ли не в сорок пять градусов, да, на пути виднеются и каменистые осыпи и прыгающие водопадики. Однако справа горный хребет понижался, в то время как слева за острыми иголками ближайших препятствий виднелись ещё и сильно заснеженные вершины далёких гор с короткими лучами ниспадающих ледников. Нет, идти влево мне решительно не хотелось!
И я принялся карабкаться по правому склону. Спасибо единорогу, научил попеременно переставлять копыта… то есть колёса.
— Ничего! — утешал я сам себя. — Вон, четыре «Нивы» на Эверест поднялись! А тут, подумаешь, всего-навсего какая-то махонькая горка…
Я не знал, сколько у здешних гор метров над уровнем моря, и оттого передвигаться казалось легче. А если б мне сказали, что тут недостаток кислорода и вообще возможна «горная болезнь», кто знает, сумел бы я выбраться или нет? Шучу, конечно: если уж я могу двигаться без бензина, то и кислород мне столь же не нужен. Но иногда именно неведение помогает совершить подвиг. Что уж говорить о простом передвижении по горам?
Мне помогали карабкаться и мои четыре «бивня» — на этот раз я максимально возможно отрастил их вниз, превратив в четыре альпенштока. К сожалению, кардан приходилось таскать бесполезным грузом. Ладно бы он хоть вообще вращался, то есть исполнял ту функцию, для которой и был предназначен! Так нет же: он застыл в монументальной недвижимости и единственно, наверное, для чего служил — дополнительным элементом жёсткости в продольном направлении. Впрочем, то же самое я могу сказать и о заднем мосте с его неподвижными дифференциалами, но применительно теперь уже в поперечном направлении.
И всё равно ползти по горам было невероятно трудно. Спустя некоторое время я пожалел, что брал уроки скачки у единорога. Лучше бы я задействовал умения горных козлов! Здесь бы таковые пригодились в полном объёме. Но подобных учителей у меня не имелось и не предвиделось, и поэтому приходилось до всего доходить самостоятельно, своим умом и собственными возможностями.
Я полез не вниз — признаться, меня несколько пугала та бесконечная провальная пропасть, в мрачной глубине которой могли таиться вообще неведомо какие опасности. Я полез вверх, на сам горный хребет, на его скалистую удлинённую вершину, надеясь, что где-нибудь на ней мне обязательно встретится перевал с более или менее пологим спуском. Лучше бы, конечно, с более пологим. Причём
полез я под углом к склону — таким образом можно использовать встречающиеся промоины и трещины в склоне вместо ступенек. Я двигался наискосок, к вершине, пользуясь подобием чудовищной наклонной лестницы с пусть и разновеликими, но всё-таки ступенями. Пускай и косыми.Ну и, как всем известно, карабкаться вверх по горам намного проще и легче, чем спускаться вниз по ним же.
Мелькнувшую было у меня мысль отправить метлу за подмогой я отмёл сразу же, едва она появилась. У кого я буду просить подмоги? У Памплисиодора? И чем он мне поможет? Удастся ли ему создать портал прямо вот тут, на скале? На той площадочке, которая принялась уменьшаться, пока я стоял на ней, сталкивая меня вниз, в провал — как мне стало казаться к тому моменту, когда я начал движение по горному склону? А может, и не казаться… Если кто-то — или что-то — хотело избавиться от меня, для чего и показывало все те ужасы автомобильного кладбища, а потом завело по обрушивающемуся тоннелю на край обрыва, то оно наверняка не остановилось бы на достигнутом и обязательно захотело бы довести свой замысел до логического завершения. То есть до моего полного и окончательного уничтожения.
Помощи просить, на мой взгляд, можно было разве что у драконов — только они могли бы помочь мне спуститься с гор. Но, к сожалению, особых знакомств в среде драконов у меня не имелось. Не считать же таковым моё шапочное знакомство с двенадцатилетним дракончиком-вундеркиндом Ороариосаром? И не менее шапочное — с тем, который помог мне в сражении с химерами над нефтеперегонным заводом. И где я их буду здесь искать, среди скал? Впору начинать «Сулико» петь… Или кто-то из них потом споёт… меня разыскивая.
Позвонить колокольчиковой фее? Я сконцентрировал взгляд зеркала заднего вида на качающейся и мелодично позвякивающей время от времени троице колокольчиков. Разве только чтобы попрощаться… Как там, интересно, поживают у неё мои пегасики?
А вот не стоило мне об этом думать! Левое заднее колесо соскочило с казалось бы удобного уступа и заскользило вниз. Хорошо ещё левый задний бивень почти сразу вонзился в еле различимую трещину в скале и помог задержать скольжение.
Зафиксировавшись и внимательнейшим образом оглядевшись, дабы наметить предстоящий путь на ближайшие три-четыре минуты, я продолжил восходящее движение. Хотя по мере приближения к гребню хребта, меня снова стали терзать смутные сомнения — как сказано у классика.
Ну, хорошо, доберусь я до гребня. А дальше как? Двигаться по гребню — неудобно. Перевалить на ту сторону — опустится лобовое стекло и фары, и я стану хуже видеть вдаль. Совсем немножко хуже, но всё же. Оставаться на этой стороне и ползти вдоль гребня — тоже удовольствия мало: из такой позиции тоже практически ничего не увидишь, что творится там, внизу — весь основной обзор уйдёт в небеса.
— Ладно, — решил я, — вот заберусь наверх, на гору, а потом и посмотрю, куда и как следует двигаться дальше!
Ещё пару раз ловко перехватившись передними и задними «клыками», которые теперь действительно можно назвать клыками, ну, или, по привычке, бивнями, я всё-таки добрался до гребня и, удачно заклинившись между двумя удобными скальными выступами, заглянул на ту сторону хребта.
Увиденный мною величественный пейзаж обширной горной страны в буквальном смысле слова останавливал дыхание. Даже у меня, у которого дыхания не имелось изначально — в общечеловеческом понимании.
Разбегающиеся в разные стороны горные заснеженные хребты здесь чередовались с разноцветными хребтами пониже, сложенными из отсвечивающих голым камнем скал, рядом с которыми соседствовали и совсем уже невысокие облесённые горы и обширные плато, покрытые великолепными альпийскими лугами. Между отдельными хребтами расстилались просторные зелёные долины, украшенные многоцветными растениями. С заснеженных пиков гор спускались длинные извилистые языки ледников, бросающие на своих изломах в окружающее алмазные блёстки и превращающиеся в низовьях окончаний в тонкие стремительные реки и бегучие ручьи. Во многих местах посреди разноцветных гор сверкали золотыми искрами отражённого солнечного света ярко-голубые и тёмно-синие озёра…