Поправки

И все же, поднимаясь по лестнице, на полпути к приготовлению этого ужина, она не сумела подавить вздох.

Альфред расслышал вздох и заподозрил, что он как-то связан со стиркой и четвертым месяцем беременности. Однако его мать на восьмом месяце перепахивала конным плугом двадцать акров земли, так что особого сочувствия он не испытывал. Сердито припудрил ссадину на щеке кровоостанавливающими аммониево-алюминиевыми квасцами.

На парадном крыльце послышался топот маленьких ног, руки в варежках застучали в дверь: Беа Мейснер доставила живой груз. Инид выбежала навстречу. В бассейне АМХ Гари и Чиппер, пятиклассник и первоклассник, пропахли хлоркой. Волосы влажные, какие-то твари болотные – не то выхухоли, не то бобры. «Спасибо», – крикнула она вдогонку габаритным огням Беа.

Поспешно (но не переходя на бег, внутри дома это категорически запрещалось) мальчики спустились в подвал, бросили в бельевой сырые махровые халаты и устремились в отцовскую лабораторию. Раньше они сразу кидались обниматься, но отец отучил их от такой привычки. Теперь они, словно солдаты, стояли и ждали приказа командира.

– Так! – сказал он. – Купались?

– Я – Дельфин, – похвастался Гари, мальчик по натуре веселый и жизнерадостный. – Получил значок!

– Дельфин. Ну что ж. – Обращаясь к Чипперу, который лет с двух большей частью натыкался на трагическую сторону жизни, командир смягчил голос: – А ты, малыш?

– Мы плавали с досками, – ответил Чип.

– Он – Головастик, – пояснил Гари.

– Ага. Дельфин и Головастик. И какие же особые навыки ты принес в мастерскую, теперь, когда стал Дельфином?

– Я умею делать «ножницы».

– Вот бы мне в детстве такой славный большой бассейн, – сказал Альфред, хотя прекрасно знал, что бассейн в АМХ вовсе не «славный» и не «большой». – Кроме грязного пруда, из которого пили коровы, я не видал водоема глубиной более трех футов, пока меня не свозили на реку Платт, а тогда мне уже было лет десять.

Юные солдаты не слушают, переминаются с ноги на ногу, Гари все еще нерешительно улыбается, в надежде, что разговор свернет на более приятную тему, Чиппер знай себе оглядывает лабораторию, куда мальчиков в отсутствие отца не допускают. А пахнет здесь металлической стружкой.

Альфред мрачно глядит на сыновей. Не способен он на неформальные отношения.

– Вы помогали матери на кухне? – спрашивает он. Когда, вот как сейчас, разговор не интересует Чиппера, он начинает думать о девочках, а подумав о девочках, ощущает прилив надежды и на гребне этой надежды выплывает из лаборатории и мчится наверх.

– Спроси меня, сколько будет девятью двадцать три, – предлагает командиру Гари.

– Ладно, – кивает Альфред. – Сколько будет девятью двадцать три?

– Двести семь. Спроси еще что-нибудь.

– Сколько будет двадцать три в квадрате?

На кухне Инид обваляла печенку в муке и уложила на вестингаузовскую электрическую сковородку, вмещающую девять яиц, квадратом три на три. Литая алюминиевая крышка подпрыгивает – брюква внезапно закипела. Обнаруженные утром в морозилке остатки бекона навели Инид на мысль приготовить печенку; к тускло-коричневой печенке в самый раз будет ярко-желтый гарнир, – вот и проступили очертания ужина. К несчастью, распаковав бекон, Инид обнаружила всего три ломтика вместо ожидаемых шести или восьми и теперь пыталась убедить себя, что трех ломтиков хватит на всех.

– Что это? – с ужасом спросил Чиппер.

– Печенка с беконом.

Чиппер попятился прочь из кухни, протестующе мотая головой. Иной раз день с самого утра идет наперекосяк: овсянку за завтраком посыплют оглодками фиников, похожими на тараканов, молоко невкусное, после завтрака – визит к врачу. Но случается, как сегодня, подлинный ужас выползает лишь к самому концу дня.

Он побрел по коридору, повторяя:

– Уф, кошмар какой, уф, кошмар, уф, кошмар…

– Ужин готов, мойте руки! – возвестила Инид.

Жареная печенка пахла словно пальцы, в которых побывали грязные монеты.

Чиппер укрылся в гостиной, расплющил нос об оконное стекло – авось удастся разглядеть Синди Мейснер в гостиной напротив. На обратном пути из бассейна он сидел рядом с Синди, от нее тоже пахло хлоркой. Промокший пластырь у нее на коленке еле-еле держался.

Шлеп-шлеп-шлеп – мялка в руках Инид превращает в пюре целую кастрюлю сладковатой, горьковатой, водянистой брюквы.

Альфред сполоснул руки в ванной, передал мыло Гари, взял небольшое полотенце.

– Представь себе квадрат, – объяснял он Гари.

Инид знала, печенку Альфред терпеть не может, но в ней железо, очень полезное для здоровья, и, каковы бы ни были недостатки Альфреда в семейной жизни, по крайней мере, правила он всегда соблюдал. В кухне царила Инид, тут он никогда не вмешивался.

– Чиппер, ты помыл руки?

Если б хоть одним глазком увидеть Синди, ужин наверняка сам собой исчезнет. Чиппер воображал, что перенесся в соседний дом, к Синди, идет вслед за ней в ее комнату. Ее комната – убежище от опасности, от ответственности.

– Чиппер!

– Берешь квадрат А, квадрат Е и удвоенную сумму А и Е, – растолковывал Альфред сыну, садясь за стол.

– Чиппер, быстро мой руки, – предостерег брата Гари.

Альфред начертил квадрат.

Рис. 1. Большой квадрат и маленькие квадраты

– К сожалению, бекона маловато, – извинилась Инид. – Я думала, осталось больше.

В ванной Чиппер медлит, ему неохота мочить руки, ведь после никак не вытрешь их насухо. Открывает воду, пусть льется во всеуслышание, а сам трет руки полотенцем. Разглядеть Синди в окно так и не удалось, настроение вконец испорчено.

– У нас была температура, – докладывает Гари, – у Чиппера еще и ухо болело.

Коричневые, пропитанные жиром мучные хлопья облепили железистые дольки печенки, точно ржавчина. И бекон, вернее, его скудные остатки, тоже окрасился в ржавый цвет.

Чиппер дрожит на пороге ванной. Если несчастье подкарауливает в конце дня, требуется время, чтобы оценить масштабы катастрофы. Иные горести имеют четкие контуры, с ними легко справиться. А иные – бесформенные, огромные, никак их не обойдешь. Гигантские, жуткие несчастья размером с целую планету. Ужасный ужин – как раз из таких.

– Как поездка? – по обязанности спросила Инид.

– Устал.

– Чиппер, милый, все уже за столом.

– Считаю до пяти, – предупредил Альфред.

– У нас бекон. Ты же любишь бекон, – пропела Инид. Наглая, циничная ложь, каждый день мать прибегала к десяткам подлых и никчемных уловок.

– Два, три, четыре, – отсчитывал Альфред.

Чиппер бегом устремился на свое место. Не хватало еще и порки.

– Бласлови эту пищу правь нас на служу те сделай нас мательны нужд других имя Исуса аминь, – пробормотал Гари.