Поросло травой

– Вот!
– Кулагин назидательно поднял указательный палец и чуть было не свалился с подоконника на улицу.
– Ты слушай, Иван Палыч, молодого человека, он кое-что понимает.

– Ого!
– воскликнул Степан.
– Иван Павлович, вы были правы. Есть у нас такой товарищ в базе. Фомин Пётр Аркадьевич, тот самый которого из ВУЗа попёрли.

– И чего он?
– заинтересовался Кулагин, намереваясь попасть в участок через окно.

– Так, Николай, ступай домой уже, - Христолюбский положил историку ладонь на лоб и выдавил того на улицу.
– Иди, иди.

Закрыв окно на щеколду, Иван Павлович повернулся к Агееву, требуя разъяснений.

– Сидел Фомин целых три раза. Первый раз ещё при Союзе, три года за кражу. Вышел в 92-ом. Снова сел на семь лет за вооружённый грабёж в составе ОПГ. На зоне получил дополнительный год. Вышел в 2000-ом. Сел в 2003-ем ещё на семь лет, снова кража со взломом. Сейчас тихо спивается, подрабатывает дворником. Адрес постоянного жительства имеется.

– Записывай, завтра к нему поедем. А пока давай остальных пробивай.

Фомина Иван Павлович помнил. Красивый был парень, спортсмен-физкультурник. Высокий, метр восемьдесят, широченные плечи. Балагурил всё время, легко сходился с людьми. Девчонки на него заглядывались. Учился неплохо. В общем, вся жизнь впереди. А вышло, что вся жизнь по тюрьмам.

С Толмачёвым у Фомина открытого конфликта, вроде бы, не было. По крайней мере Христолюбскому на память ничего не шло.

***

Пётр Аркадьевич Фомин проживал в родительской квартире, на первом этаже хрущёвки. Судя по цвету, занавески тоже остались от родителей и ни разу после этого не стирались.

– На работу он не вышел, - председатель ТСЖ, вытирал потный лоб.

– Почему сразу не забили тревогу?
– Агеев морщился.

Удача от того, что Фомин жил в райцентре, сменилась наглухо запертой дверью в нужную квартиру. По месту работы дворник Фомин тоже не появился. Не мог же он каким-то сверхъестественным чутьём понять, что полиция придёт именно сегодняшним утром, и отправиться в бега?

– Так он запойный, - оправдывался председатель.
– Может и сейчас у дружков своих. Проспится и явится.

– У него свет горит и телевизор работает.

– Так, наверное, выключить забыл и загулял.

– Короче, - отрезал капитан, - слесарь у вас на месте? Вместе с ним жду вас у квартиры Фомина через пять минут.

Христолюбский остался караулить в подъезде. Ему крайне не нравилась ситуация. Да и сердце что-то с самого утра ныло. То ли сказывалась установившаяся жара, то ли волнение.

Через полчаса они входили во вскрытую квартиру. В нос ударил запах пота, сигаретных окурков, протухшей еды и чего-то вообще неопределимого. Понятые и слесарь топтались на пороге.

– Он здесь, - позвал Иван Павлович.
– Стёпа, звони своим, пусть шлют бригаду.

Пётр Аркадьевич Фомин нашёлся за кухонным столом. Мужчина полулежал на столе, посреди расстеленной газеты, где красовались вскрытые "бычки в томате", гранённый стакан и початая бутылка водки. На полу рассыпались окурки, тяжёлая советская пепельница треснула пополам и лежала посреди немытого кухонного пола.

Хозяин смотрел на гостей мутным мёртвым взглядом.

– Иван Палыч, смотрите, что нашёл, - позвал из комнаты Агеев.

На журнальном столе, полировку на котором заменяли жирные пятна, лежал одинокий листок из обычной школьной тетради.

– "Начальнику ГОВД, от Фомина П. А." - прочитал Христолюбский, не поднимая листка.
– "Чистосердечное признание. Я закопал Сергея Толмачёва"...

– Что скажите? Наш клиент.

***

– Ну тут явное отравление, - констатировал Сан Саныч.
– Точно скажу чем гражданин отравился после экспертизы.

– А вот этот стакан ещё упакуйте, - попросил Христолюбский, показывая на мойку.

– Он же чистый, - удивился Агеев.

– То есть тебя не удивляет, что в этом свинарнике нашёлся единственный чистый стакан? И тетрадь, откуда вырван лист с признанием, я что-то не вижу.

– Думаете, подбросили? Так почерк-то совпадает, - Агеев поднял криво-косо разгаданный кроссворд.
– У Фомина буквы влево клонятся.

– Может, писал и он. Но ты мне скажи, фамилия вашего начальника какая?

– Гаврилов, - ответил вместо Агеева слесарь.
– Он в соседнем доме живёт. Нормальный мужик, афганец.

– Именно, - кивнул капитан.
– Фомин точно его знал, чего фамилию не написал?

– Из личной неприязни, - парировал Агеев.
– Маялся-маялся человек тридцать лет, что по молодости убил человека. А тут узнал, что тело откопали - и нервы не выдержали.

– Откуда узнал?

– Ну мало ли. Дворники обычно самые информированные.

– Стёпа, ты бы не горячился, а слушал старших товарищей, - вмешался в спор Сан Саныч.
– Двери не вскрывались, целостность замка не нарушена. А вот ключи я нашёл между рамами кухонного окна.

– И что? Он же пьяный был, закрыл дверь и бросил ключи, где захотел.

– Не спорю, прецеденты были, но на экспертизу я их всё равно заберу. И кстати, вот посмотри.

Эксперт вынул свой телефон и нашёл в галерее нужное изображение. На лабораторном столе лежала расправленная тряпочка. Белый некогда фон и яркие цветы.

– Скорее всего, это часть рубашки или блузки. Видишь, вот здесь, это место, где была пришита пуговица. Характерное повреждение.

– Скиньте мне, - попросил Агеев.
– Иван Павлович, вам ни о чём этот лоскут не говорит?

– Нет, но я знаю, где надо поискать.

***

– Понимаешь, года как раз с восьмидесятого, про Окалинку можно рассказать всё. Буквально. С Николаем Кулагиным, я тебя ведь познакомил? Он историк в школе, - объяснял Иван Павлович, пока полицейские возвращались в деревню.
– Ему тогда отец первый фотоаппарат купил - и понеслась душа в рай! Колька ещё тогда решил поступать в педагогический. И создавал архив деревенской жизни. Все свадьбы, все похороны, все дни рождения и так всякое - всё снимал. У него этих альбом, как в госхране каком-нибудь. Все подписаны, пронумерованы.