Поручик Ржевский или Любовь по гусарски

– Я хочу выпить за то чувство, от которого хочется петь, - сказал он.
– За любовь!

После второго бокала Камиллу неожиданно развязло. И она позволяла Ржевскому целовать себя, сколько душе угодно. Душа поручика была ненасытна.

Нешуточные страсти, кипевшие в их ложе, постепенно стали привлекать внимание публики на противоположной стороне бельэтажа. И вскоре почти все сидевшие там зрители, и думать забыв о представлении, дружно пялили глаза на разбушевавшуюся парочку.

Внезапно под натиском поручика у его дамы выскочила из декольте грудь, и публика ахнула.

Между тем действие на сцене продолжалось, и этот протяжный вздох зрителей артисты отнесли на свой счет. А тенор даже так разволновался, что дал петуха и чуть было не свалился в оркестровую яму.

– Смотрите, на нас показывают пальцем, - говорила Камилла, поспешно пряча грудь обратно.

– Какая невоспитанная публика, - соглашался Ржевский, мешая ей оправить платье.
– Что за грудка! Куда вы ее? Ну зачем? Во времена Ренессанса женщины вообще ходили с вырезом до пупа.

– Я тоже не прочь, но, к сожалению, у нас сейчас ампир.

– Подумаешь, вампир, - не расслышал поручик.
– Вампир, упырь... Со мною рядом, милая, ничего не бойтесь.

Прикончив бутылку, он устроил Камиллу себе на колени.

– Нет, дайте ножку, - требовал он, пытаясь приподнять край ее платья.

– Поручик, но на нас же смотрят!

– Пускай смотрят, мы не в лесу.

В бельэтаже напротив публика начинала потихоньку сходить с ума.

– Князь, я запрещаю вам смотреть на это безобразие!
– повизгивала старая княгиня, вырывая из рук у мужа лорнет.
– Это же разврат, besstydstvo, rasputstvo!

В соседней ложе мать ссорилась по тому же поводу со своими молоденькими дочерьми.

– Анна, перестань вертеться! Смотри на сцену, - говорила она, закрывая младшей дочери лицо афишей. Но тогда старшая дочь в свою очередь начинала таращить глаза на противоположную сторону. И мать набрасывалась уже на нее:

– Эмилия, так и знай, я лишу тебя пирожных!

Наконец, обе девицы разревелись, зарывшись лицом в ладони.

– Слава богу, - с облегчением вздохнула их мамаша и принялась наблюдать, как поручик Ржевский целует своей даме обнажившуюся до колена ножку.

– Как вы думаете, граф, - рассуждал барон Леже, обращаясь к своему соседу по ложе, - он ею таки овладеет или бросит дело на середине?

– Желаете пари, барон?
– невозмутимо отвечал граф Нулин.

– Согласен. Ваша ставка?

– Пять тысяч.

– Ассигнациями?

– Разумеется.

– Хорошо, согласен. Итак, ваше мнение, граф?

– Мне кажется, барон, мы с нашим пари уже опоздали.

– Вы полагаете, они уже?..

– Не сомневаюсь. А с какой стати эта дамочка вдруг стала так странно подпрыгивать?

– Хм, действительно...

А поручик Ржевский, совершенно не беспокоясь, что кто-то может заключать на него пари, в данную минуту объяснял Камилле, какие у лошади бывают аллюры. При этом он изображал лошадь, а сидевшая у него на коленях девушка - наездницу.

– И-го-го! Крепче держитесь в седле, душечка, - говорил Ржевский.

– Галопом мчатся - это вам не бисером вышивать.

– Поручик, вы меня уроните!

– Спокойно, голубушка, перехожу на рысь.

– А может, перейдем на шаг?

– Устали, милая?

– Немножко укачало.

– А мы, гусары, так с утра до вечера и с вечера до утра - то с лошадьми, то с прекрасным полом. Сплошные аллюры!

– Тпру-у-у!
– весело скомандовала девушка.

Но Ржевский не послушался.

– Последний аллюрчик, голубушка. Вы знаете, что такое иноходь?

– Нет.

– Это когда у лошади скачут попеременно то левые ноги, то правые. Сейчас покажу.

И поручик стал раскачивать свою наездницу, двигая то левой, то правой ногой.

– Такой аллюр весьма хорош для больших расстояний, - пояснял он.
– Однако, ежели дорога неровная, иноходец может запросто споткнуться.

Ржевский так увлекся, что решил показать девушке, как спотыкается иноходец. В результате чего оба оказались на полу.

– Не беда, - рассудил поручик, устраиваясь на Камилле поудобнее.
– Я вас, душенька, покатал, теперь вы меня покатаете.

Она отвечала ему пьяной улыбкой. Но только она раскинулась, как дверь в их ложу распахнулась и сюда ворвался высокий господин с прилизанными волосами.

– Извольте прекратить, сударь!
– вежливо, но твердо сказал он поручику.
– Своим поведением вы отвлекаете публику от оперы.

За его спиной толпилось несколько человек с возмущенными лицами и похабными глазками.

Нехотя высвободившись из объятий девушки, Ржевский встал на ноги.

– Какого черта, любезный? Кто дал вам право врываться без стука, когда я здесь с дамой! Мною уплачены деньги, и я попросил бы вас выйти вон.

– Вы не в борделе, сударь.

– Да?
– с сарказмом произнес поручик.
– Выходит, я ошибся адресом?

– Ошиблись!

– С кем, простите, имею честь?

– Я директор театра, - ответил прилизанный господин.
– Позвольте ваш билет.

Ржевский порыскал по карманам.

– Вот, прошу.

– Ваше место в партере, сударь, - сказал директор, взглянув на его билет.
– Если вы собираетесь смотреть второе действие, прошу вас спуститься вниз и занять свое место до окончания антракта.

– Антракт?!
– возбужденно воскликнул поручик, мгновенно вспомнив о переодевающихся в уборных актрисах.
– Вы сказали, сейчас антракт?

– Да.

– Сколько он еще продлится?

Директор театра с важным видом взглянул на свои карманные часы.

– Десять с половиною минут. Вы успеете.

– Вы думаете?

Ржевский тут же прикинул в уме: "Полминуты - на поиски, минута - на представление, две - на объяснение, три - на ухаживание. И четыре - на любовь. Маловато, но, пожалуй, что успею."