Посланники

Ефрейтор Фима насторожился.

Иона пояснил:

– Кончил дело – гуляй смело!

Ефрейтор Фима внёс коррективы:

– Кончил дело – вымой тело!

Себя я спросил: "Кто же мы после этого?" Себе же ответил: "Нелепые посланники, посланцы, …анцы?"

Ефрейтор Морис лежал на спине и разговаривал с небом. Я вмешиваться не стал, догадываясь, что вести разговор с небом можно до бесконечности.

Теперь –

в небе поменялись краски,

самолёты сменили сумасбродные воробьи.

Я подумал: "Прервёмся до следующего спектакля…"

Юваль Лерман сидел в стороне и грыз печенье.

Я знал: "Лия ждёт моего звонка".

***

– Новости так себе, - сообщил я после встречи с командиром роты. Вольного времени – двое суток. Не более.

Иона спросил:

– Ты говорил с капитаном?

– С ним.

– А он с тобой?

– И он со мной. Капитан спросил, что я думаю о нашей операции "Облачный столп".

– Ты сказал?

– Я махнул рукой – мол, о чём тут говорить…

– А что капитан?

– Капитан свёл брови.

– Это всё?

– Нет. Ещё он опустил глаза и сказал: "Вам представилась возможность проверить функциональность ваших сердец и мозгов".

– А что сказал ты?

Вначале я подумал о нашем бессмысленном вояже, а потом сказал:

– Так точно, командир, кое-что наши сердца и мозги ощутили, потому-то я и пришёл просить для себя и моих бойцов немного отдыха. На недельку. Разве мы не заслужили?

У капитана были хмурые брови, пересохшие губы, воспалённые глаза.

– Ну, да… - сказал он.
– Хотя бы за то, что избежали гибели…

– А что сказал ты?

Я смолчал.

– А что сказал он?

У него напряглись мускулы лица, но вдруг он улыбнулся одной из тех улыбок, которые держат тебя на почтительном расстоянии.

– Вы остались целы…- сказал он.

– Так точно!
– сказал я.
– А как с неделей отпуска?

– Двое суток, не более. Где мы с тобой пребываем, знаешь?

– Ближний Восток.

– А точнее?

Точнее я не знал.

Капитан подсказал:

– На кратере вулкана.

– Разве?

Капитан понюхал воздух. И мне велел.

Я понюхал.

– Слышишь, - капитан подмигнул одним глазам, затем вторым, - слышишь, как мир дрожит от едкого запаха палёного?

Едкого запаха я не услышал и сказал:

– Война, я полагаю, закончилась.

Капитан поднял на меня пытливые глаза. У него сгорбилась спина. Казалось, ему было не по себе.

– Знаешь, что такое война?
– спросил он.

Я кивнул:

– Нечто пакостное, гадостное, грязное…

Он спросил:

– Откуда сведения?

Я сказал:

– Из книжек. История…

Лицо капитана приняло мучительное выражение. Переведя взгляд на окно, капитан покашлял в кулак и устало проговорил: "Мир – это театр с давно устоявшимся репертуаром. Одни актёры изображают тех, кто пытается сделать из пустыни страну, другие – из страны пустыню…Все знают, как выглядят голые деревья, голые вершины гор, голые задницы, но кто знает, как выглядит голая правда? Ни мудрость царя Соломона, ни уроки Спинозы, ни призывы Жан Жака Руссо избавить мир от хаоса не возымели должного результата. Человечество носится по кругу, как лошадь по арене цирка, вновь и вновь возвращаясь к точке вечного самоистребления. История человечества – это спектакль про долгую-долгую битву с непродолжительными антрактами, к тому же всякий раз незамедлительно объявляются неистовые говоруны с животными инстинктами, равно как и такие, кто с широко разинутыми ртами им внимают. Да простят меня домашние животные, люди всегда готовы оскотиниться. Войны подобны эпидемиям, извержениям вулканов и наводнениям бывали прежде, случаются сейчас, будут ещё потом. И потом…И потом…И потом…Кажется, они будут вечно… Снаряды и ракеты без дела не залёживаются. Кое-кто свою прибыль не упустит никогда. Знаешь, что некоторым принесли войны?

Я не знал.

Капитан объяснил:

– Миллионеры заработали себе миллиарды. Мир никогда не образумится, то есть, люди никогда не…

Я напомнил:

– Ничто не вечно…

– Кроме войн…Мир всегда был перевёрнутым. Он никогда не образумится, то есть, люди никогда не…Людская вражда утвердила себя законом, а законам следует подчиняться. Боюсь, что оставленную прошлыми поколениями выгребную яму до конца не разгрести. Хорошо бы не продолжать наполнять её ещё и своим собственным…- сказав это, капитан стал смотреть в потолок.

– Может, обойдётся?
– осторожно проговорил я.
– Будем надеяться…

Капитан почесал подбородок.

– Надежда…Какая от неё польза?

– Надежда умирает последней, - подсказал я.
– Вдруг Фортуна решит, что...

– Фортуна?
– перебил капитан.
– Ну да, эта дама способна дать многое, но достаточно – вряд ли...

– Тогда Бог…

Капитан сморщил нос.

– Этот господин действует по настроению. Поди-ка угадай!

– Выходит – снова войны? Вы так думаете?

– Думаю! И о будущей войне думаю, и о нас с тобой и об истории…

У меня вырвалось:

– И чем всё это кончится?

Капитан мрачно улыбнулся.

– Говорят, глобальным потеплением…Или глобальным похолоданием…

"Неужели Страшный Суд предстоит нам ещё при жизни?" - подумал я и сказал:

– Может, люди со временем…

– Оставь!
– прервал меня капитан.
– Люди останутся людьми… В этом наша удача; в этом же – наше проклятие. Уж поверь мне – начиная с первого на земле человека, ничего в помыслах людей не изменилось.

– Может…- повторил я.
– Со временем…

В насмешливых глазах капитана читалось: "Разве со временем договариваются?"

Я подумал о двухдневном отпуске.

Тело капитана чуть качнулось, потянулось вверх. Казалось, капитан стал выше ростом. Где-то я читал, будто истинный рост человека измеряется не от земли до макушки, а от макушки до неба.

– Пожары всегда были и всегда будут, - сказал капитан.
– Люди – они и поджигатели, и тушители одновременно.

– Так что же будет с нами теперь?

– Зависит от нас.

– Зависит?

– Или не зависит.

– От нас?

– Или не от нас.

– Понял!
– сказал я.

– Неужели?
– капитан приободрился, перевёл дыхание и, откинувшись на спинку стула, заложил руки за голову.

***

Армейский автобус увозил нас в обратный путь.

Теперь водитель молчал. Теперь мы окна завесили.

Ворчал Иона:

– Ушли, как и пришли…Всё за собой убрали…

– Кроме сортира, - заметил Алекс.